Сэм оставил Джима и группу солдат, которые сооружали новую крышу на кухне. Каждый раз, когда молоток ударял по деревянному колышку или гвоздю – примерно каждые две секунды, – в голове у Сэма раздавался звон. Он прошел сто ярдов до повозки, на которой им предстояло отправиться в горы. Миновал запасного буйвола, привязанного к задку повозки, и проверил в тысячный раз колеса. Остановившись возле задней оси, он наклонился, чтобы взглянуть на нее – огромная ошибка. В голове у него стрельнуло, боль пронзила лоб и виски, в которых стучало так, словно вены перегоняли не кровь, а проклятое виски, целую кварту сразу.

Сэм поморщился и очень медленно выпрямился. В ту же секунду он заметил женщину, из-за которой у него так болела голова. Лолли Лару ковыляла на своих костылях и улыбалась с еще большей гордостью, чем Грант в Аппоматоксе[6].

За ее спиной тоже шли войска: восемь откормленных бойцовых петухов – по крайней мере они были когда-то бойцовыми петухами – семенили за ней вереницей, как утята за своей мамой-уткой.

Стук молотков прекратился, и в лагере наступила полная тишина. Прищурившись от яркого солнца, Сэм повернулся к солдатам. Медленно, один за другим, они спустились с крыши, последним слез Джим и подошел к Сэму. У каждого был вид, словно его только что ударили по голове.

Лолли остановилась в нескольких футах от них. Высоко подняв подбородок и сверкая голубыми глазами, в которых светилась простодушная гордость, она сказала:

– Я привела им обратно всех птиц, видишь? – Она махнула в сторону петухов, которые развернулись, как хорошо обученный полк, и теперь стояли на одной линии рядом с ней.

Сэм услышал, как Джим хохотнул. Нахмурившись, он уставился себе под ноги, потирая рукой гудящий лоб. Сэм считал. Когда он вновь поднял глаза, вокруг собрались все обитатели лагеря и у каждого был ошарашенный вид.

– Ну, – в голосе Лолли послышалась нетерпеливая нотка, – хозяева, разбирайте своих питомцев. У какой птички какое место?

Сэм как раз собирался сказать, что ее место в Бельвью, когда вперед шагнул Гомес и указал на бело-черного петуха в середине шеренги:

– Вот этот мой.

– Клодетт? – Лолли обернулась к птице.

Сэм застонал. Она дала им имена.

– Она самая миленькая. Хотя поначалу была настоящей драчуньей.

Джим громко захохотал. Лолли сердито взглянула на него. Она понятия не имела, с чего вдруг он так веселится. Сэм покачал головой.

Лолли продолжала щебетать:

– Три или четыре раза она принималась клевать мою руку, но теперь с этим покончено. – Лолли подошла к Гомесу, вынула из мешочка у пояса что-то похожее на орех и, опершись на один костыль, наклонилась. – Держи, Клодетт...

Птица взмахнула разок крыльями, подбежала к протянутой руке и склевала орех. Лолли сунула руку в глубокий карман штанов и что-то вынула.

– Возьмите. Она обожает эти орехи.

В протянутую руку Гомеса посыпался арахис.

– Теперь присядьте на корточки, – велела Лолли. – Ну же.

Гомес подчинился.

– Хорошо. А теперь вытяните руку.

Как только Гомес вытянул руку, петух вскочил на нее, – затем перебрался на его плечо и устроился там, как Медуза. Лолли вздернула подбородок и улыбнулась так лучезарно, что Сэму снова захотелось зажмуриться.

– Итак, кто хозяин Ребекки? – Она указала на низкорослого петушка в конце шеренги.

Джим наклонился к Сэму и процедил, не разжимая губ:

– Она дала всем женские имена.

– Я заметил.

Сэм слушал, как Лолли говорит с каждым хозяином, рассказывая о причудах их пернатых подопечных и как ей удалось выманить птиц из джунглей. Она тарахтела о том, что ломала голову, как вернуть птиц в клетки, поэтому и научила их следовать за ней, кидая на землю по орешку.

После каждого ее слова Джим тихо отпускал язвительное замечание. Сэм решил, что с него довольно, и пошел проверить, все ли собрано в повозку.

К тому времени когда он закончил свое инспектирование, Лолли успела раздать всех птиц, попрощаться с каждым солдатом и заковыляла к Джиму, чтобы поболтать с ним. Сэм подошел к ним как раз тогда, когда она благодарила Джима бог знает за что. Лолли с улыбкой обернулась к Сэму, услышав его шаги:

– Я все уладила с солдатами.

Вот уж действительно. Умудрилась приручить целую стаю бойцовых петухов. Сэм не сомневался: если бы петухи умели говорить, она бы научила их произносить «пожалуйста» и «спасибо». Он никогда не встречал никого похожего на Лолли Лару, и если повезет, то никогда больше не встретит. На свете не может быть двух таких существ, иначе человечество не протянуло бы так долго.

Он посмотрел на нее: ни намека на розовый Калхун – солдатская форма, спаленные наполовину волосы, синяки и яркая улыбка. Трудно было поверить, что она – та самая женщина, которая хныкала всю дорогу, продираясь сквозь джунгли. Две недели назад он сразу бы ей выложил, как она выглядит и как глупо поступила с этими птицами, но теперь, видя улыбку на ее лице, покрытом синяками, и слыша радость в ее голосе, он не мог ей ничего сказать. И ему самому это не понравилось.

– Пошевеливайся. Сколько можно ждать, черт возьми! – Он повернулся и направился к запряженному буйволу.

Лолли заковыляла к повозке, и тут Сэм вспомнил о ее ноге. Вернувшись к ней, он подхватил ее на руки и швырнул в повозку, следом полетели костыли. Даже не посмотрев в ее сторону, он вновь подошел к буйволу.

– Вернусь через неделю, – сказал он Джиму и тронулся в путь.

– Подожди! – завопила Лолли.

Сэм обернулся, гадая, что, черт бы ее побрал, она забыла на этот раз. Только что ведь потратила минут десять, прощаясь с каждым обитателем лагеря. Джим улыбнулся и свистнул. С ближайшего дерева слетела глупая майна и уселась на голове Лолли.

– Ок! Вот и Сэм! Несите лопату!

– Хорошо, теперь я готова, – сообщила Лолли, протягивая птице угощение.

Сэм остался стоять на месте, окаменев.

– Чего же ты ждешь? – Она протянула птице второй орех, который та приняла, проглотила и как-то очень хитро посмотрела на Сэма – наверное, такой взгляд у птиц означает кривую усмешку.

У Сэма застучало в висках, он заскрежетал зубами.

– Эта птица с нами не едет.

– Разумеется, едет. Джим подарил ее мне.

Сжав кулаки, Сэм развернулся. Он готов был убить Джима. Ему хотелось схватить за горло и задушить человека, который еще недавно был его лучшим другом. Вокруг толклись солдаты, глазея на петухов, прирученных Лолли. Сэм поискал в толпе светлую шевелюру Джима. Тот как в воду канул.

– Мне казалось, что ты торопишься, – заметила Лолли.

Сэм обернулся к ней, едва сдерживая гнев. Лолли заерзала, устраиваясь поудобнее на повозке. Она сидела среди тюков, как царица Савская. Сэм пригвоздил взглядом птицу, посланную адом.

– Если эта птица скажет слово, хоть одно слово...

– Сэм осел! Ха-ха-ха! – Медуза соскочила на плечо Лолли.

– Ш-ш-ш, Медуза. Сэм дуется. – Лолли повернулась к птице и прижала палец к своим губам. – Мне кажется, у него плохое настроение.

Сэм схватил хворостину и заставил буйвола выехать на дорогу. Повозка кренилась вперед, потрескивая и раскачиваясь, когда вырезанные вручную колеса катились по колее.

– Ок! Спасите несчастного Сэма!

Сэм медленно обернулся.

– Ш-ш, – велела птице Лолли, потом посмотрела на Сэма и пожала плечами.

Сэм вновь повернулся к дороге, сознавая, что на лице у него сердитая мина, но не пытаясь ничего исправить. Голова гудела. Он расправил плечи и подстегнул буйвола. Четыре дня, подумал Сэм. Только четыре дня, и она уйдет. Четыре дня придется потерпеть Лолли Лару и эту проклятую птицу, а затем его жизнь вернется в обычную колею. И не будет больше никаких бед, все придет в норму.


В полдень того же дня, когда буйвол, привязанный к задку, плюхнулся в грязь шестой раз подряд, Сэм пришел к убеждению, что ничего хорошего уже никогда не будет. Они выехали из лагеря под трели, свист и ругательства посланницы ада. Через два часа езды по горной дороге запряженный буйвол решил, что он устал, и повалился наземь.

Сэм потянул за упряжь. Животное не шевельнулось. Сэм обошел повозку и, отвязав запасного буйвола, решил поменять их местами. Подвел буйвола вперед, распряг уставшего и отогнал его к задку повозки, где привязал крепко-накрепко. Как только запасной буйвол попал в упряжь, Сэм погнал его вперед, но уже через минуту, почувствовав тяжесть груза, животное улеглось на дорогу.

Минут десять Сэм тыкал в него хворостиной, ругался, тянул за упряжь и наконец заставил подняться. Держа в руке поводья и не обращая внимания на боль, от которой раскалывалась голова, Сэм продолжал идти рядом с буйволом. Лолли сидела в повозке и пела вместе с птицей. Дорога все время сворачивала, поворот за поворотом, один круче другого. Колеса поскрипывали на каменистом пути, внезапно налетел ветер и закружил листву. Сэм посмотрел на запад, где по горизонту ползли огромные, темные облака. Только дождя им не хватало.

Облака двигались медленно, хотя гораздо живее буйволов. Сэму попадались мулы менее упрямые, чем эти животные. За следующим поворотом земля по обе стороны дороги выровнялась, слева поднимался высокий лес, а справа раскинулось рисовое поле. Буйвол бросил лишь один взгляд на рисовое поле, залитое грязной водой, взревел так, что затряслась земля, и резво свернул направо, вырвав поводья из руки Сэма. Буйвол пошлепал вместе с повозкой по мокрому полю, чтобы принять грязевую ванну.

– Сэм! Сэм! Что он делает? – закричала Лолли, стоя на коленях в повозке.

Сэм достиг края поля, когда колеса повозки уже исчезали в густой коричневой жиже.

– Проклятие! – Он побрел по воде за ними.

– Сэм...

– Что?

– Повозка уходит под воду.

– Сам вижу!

Он подошел, чтобы отвязать животных, пока они не начали кататься по грязи. Отвязав второго буйвола, Сэм с облегчением вздохнул и прислонился спиной к повозке. Повозка осела чуть глубже. Сэм опустился на корточки, оказавшись в грязной воде по плечи, и принялся определять на ощупь, насколько глубоко увязли колеса. Повозка закачалась, из-за бортика появилась светлая головка.