Звева Модиньяни - Джулия

Поспешно одеваясь, Джулия демонстративно отвернулась от распятия: раз Бог забыл о ее существовании, то и ей до него нет никакого дела. В прихожей она сорвала с вешалки старую цигейковую шубу и, застегиваясь на ходу, выбежала из дома. Огибая лужи и лавируя между машинами, она перешла улицу Тьеполо и толкнула дверь бара, на которой был изображен телефонный диск.

Марокканец, вооруженный шваброй, старательно тер кафельный пол, затоптанный ранними посетителями. За кассой восседала молодая женщина, похожая на злую колдунью из сказки, и Джулия подошла к ней.

– Пожалуйста, один жетон, – попросила она и положила в блюдечко двести лир.

– Не работает, – невозмутимо заявила барменша, имея в виду телефон-автомат.

– Мне срочно нужно позвонить, – голос Джулии звучал взволнованно, почти с отчаянием.

Барменша посмотрела на нее с отвращением, как смотрят на неожиданно выползшее на свет насекомое.

– Не работает, – прошипела она с угрозой, гипнотизируя Джулию взглядом, как кобра перед броском.

Увидев за спиной барменши телефонный аппарат, Джулия спросила:

– А вашим мне нельзя воспользоваться?

– Только для сотрудников, – ответила та и занялась клиентами.

– Чертовы порядки! – не сдержалась Джулия. – Чертов город, чертова жизнь!

Барменша даже головы в ее сторону не повернула, зато в глазах марокканца она уловила понимание. Хлопнув дверью, Джулия выскочила на улицу и побежала на площадь Новелли. Она помнила, что в кондитерской, где Джорджо с одноклассниками тратили свои карманные деньги на мороженое, кока-колу и музыкальные автоматы, должен быть телефон-автомат, и не ошиблась: телефон был и даже работал. Она набрала номер центра обслуживания, но, услышав в трубке голос диспетчера, успела сказать лишь:

– Здравствуйте, вас беспокоит Джулия де Бласко, – после чего разрыдалась.

Стоя в закутке, отгороженном от зала ящиками с пивом, коробками с печеньем и спагетти, Джулия плакала о своей неудавшейся жизни, о распавшемся браке с Лео, плакала от обиды на сына, бросившего ее одну в новогоднюю ночь, и от жалости к дедушке Убальдо, которого ей так недоставало, от досады, что в доме холодно и не работает телефон, что она влюбилась в сорок лет, как глупая девчонка. А еще Джулия плакала потому, что и сама вышла из строя. Что-то в ней неожиданно испортилось, организм дал сбой. Маленькое уплотнение на груди, вырезанное месяц назад, оказалось совсем не безобидным, его клетки отличались способностью расти безостановочно, они были неуправляемы, как цепная реакция.

В этот неуютный декабрьский день, последний день уходящего года, Джулии было о чем поплакать, но главной причиной слез был обнаруженный у нее рак.

Гермес всегда просыпался сразу и, открыв глаза, чувствовал себя свежим, отдохнувшим, готовым начать новый день. Он был так устроен, что переход от сна к бодрствованию не требовал от него никаких дополнительных усилий: биологические ритмы в заданное время сами меняли режим работы, словно его организм наподобие хорошо отлаженного механизма был снабжен автоматическим переключателем.

Стрелки на светящемся циферблате будильника показывали без трех минут шесть, и Гермес, не дожидаясь, пока он зазвонит, протянул руку и нажал на кнопку. Рывком встав с постели, он подошел к окну, отдернул белую муслиновую занавеску и поднял жалюзи.

Было еще темно, и крыши старого Милана, на которые выходила его мансарда, блестели от дождя. Где-то вдалеке тоскливо выла собака, и его охватило чувство одиночества, как когда-то, в далеком беспризорном детстве.

Глубокий сон позволил на шесть часов забыть о том, что беспокоило и мучило его последнее время, и сейчас он снова вернулся мыслями к своей заботе, имя которой – Джулия. Накануне он решил, что скажет ей правду, но как трудно было это сделать! Безжалостный недуг настиг самого дорогого ему человека, и Гермес Корсини, выдающийся хирург, царь и бог итальянской онкологии, впервые в жизни потерял почву под ногами.

Они сидели вдвоем у горящего камина, пили шампанское и строили планы на будущее, когда Гермес как бы между прочим вдруг сказал:

– Придется провести курс радиотерапии.

Стараясь не глядеть ей в глаза, он потянулся к серебряному ведерку, вынул запотевшую бутылку и наполнил хрустальные бокалы.

Джулии показалось, что она летит в бездонную пропасть.

– Зачем? – спросила она. – Ты же говорил, что операция прошла хорошо, да я в самом деле хорошо себя чувствую.

Она не знала о результатах гистологического анализа, а Гермес знал и мучился уже несколько недель, боясь ей сказать.

– Лучше перестраховаться, – излишне бодро сказал он и улыбнулся с такой подкупающей искренностью, что Джулия сразу же заподозрила неладное.

– Понятно, – протянула она, хотя ей ничего не было понятно; ведь если ее дела плохи, почему Гермес заговорил об облучении только сейчас, спустя почти месяц?

Джулия уставилась в хрустальный бокал с шампанским, следя за поднимающимися кверху пузырьками воздуха. Ей нестерпимо захотелось закурить, чтобы побороть охватившее ее волнение.

– Что у меня? – слабым голосом спросила она.

Ей хотелось добавить: «Скажи честно!», но она раздумала.

Гермес начал что-то пространно объяснять, сыпать латинскими терминами и только одно слово никак не мог заставить себя произнести – карцинома.

Он все понял еще во время операции, когда, сделав глубокий надрез скальпелем, обнаружил под жировым слоем ткани твердый, как камень, узел сероватого цвета с белыми прожилками. Он и внешне был похож на обточенный водой речной камень. Цвет и плотность этого узла были настолько характерными, что Гермес сразу же покрылся холодным потом.

В эту секунду он забыл, что он хирург: перед ним на операционном столе лежала любимая женщина, и в ее, а не в чьей-то другой груди он обнаружил опасную опухоль. Пытаясь себя успокоить, он начал припоминать случаи из своей практики, когда ошибался в диагнозе. Кто это говорил, что, не веря в чудеса, нельзя быть реалистом? Ради своей любви он научится верить в чудеса, иначе ему не спасти ту, которая дороже всех на свете. И пусть этот монстр не надеется на победу – Гермес сделает все возможное и даже невозможное, чтобы из этой смертельной схватки победительницей вышла Джулия.

Все случилось внезапно, после их короткой поездки в Париж. Гермесу вспомнился номер отеля «Бель Арс» в университетском квартале с обоями в цветочек, железными кроватями и пуховыми одеялами, слишком жаркими для их разгоряченных любовью тел. Он ласкал ее упругую грудь, и вдруг пальцы натолкнулись на уплотнение. Словно делая запись в истории болезни, он определил про себя ее местонахождение: «Нижний внутренний квадрат правой молочной железы в непосредственной близости от молочного протока». Всегда спокойный, уравновешенный Гермес растерялся. С ним, хирургом, ученым, мужественным привлекательным мужчиной, такое произошло впервые в жизни.

– Я не сделал тебе больно? – спросил он Джулию.

– Нет, нисколько, а что?

– Да нет, ничего.

– В тебе проснулся медик? – шутливо спросила она. – Что там обнаружил у меня знаменитый хирург? – И она, отведя его пальцы, пощупала свою грудь. – По-моему, все нормально.

Ее уверенность на какую-то долю секунды передалась и ему.

– Вот и слава Богу, мне просто показалось.

Профессор с мировой известностью, авторитет из авторитетов, которого уважали коллеги и боготворили пациенты, сейчас не был похож на самого себя. Обычно твердый непроницаемый взгляд выражал растерянность, чувственные волевые губы были скорбно сжаты, улыбка исчезла с лица.

– А что все-таки тебе показалось? – спросила Джулия.

С улицы послышались звуки шарманки, и оба невольно замолчали, прислушиваясь к незатейливой танцевальной мелодии.

– Показалось, что нащупал уплотнение, похожее на кисту, – как можно спокойнее объяснил он. – Разве ты не знаешь, что почти все средиземноморские женщины страдают кистозными заболеваниями молочной железы?

– Никогда этим не интересовалась, да и о себе никогда не думала, как о представительнице какой-то определенной географической зоны. Что за глупости определять людей по этническому или территориальному признаку! А впрочем, я ничего не боюсь, пока у меня есть ты. Если со мной что-нибудь случится, ты меня обязательно вылечишь, правда?

Маммография подтвердила его опасения. На полученном снимке ясно было видно затемнение именно в том месте, где Гермес нащупал узел. Теперь надо было ждать результатов биопсии. Дни проходили мучительно медленно, и вот, наконец, пришел ответ из лаборатории: «Реакция положительная. Обнаружены злокачественные новообразования».

У Гермеса не было оснований не верить этому убийственному приговору. Ошибок при микроскопическом исследовании тканей, взятых с помощью шприца из вызывающих подозрения опухолей, не бывает.

– Скажи честно, у меня рак? – спросила тогда Джулия и посмотрела Гермесу прямо в глаза.

– Чтобы сказать честно, я должен разрезать твою грудь и собственными глазами посмотреть, что там внутри, – ответил ей Гермес.

Он объяснил Джулии, что удалит узел, потом стянет кожу и сошьет. Грудь станет немного меньше, но это совсем не будет заметно, потому что ее грудки и так маленькие, как у девочки.

В день операции, когда Гермес ехал в клинику, ярко светило солнце. Казалось, снова наступило бабье лето. Гермес с несвойственным ему прежде суеверным чувством подумал, что погода подает ему добрый знак.

– Ну, ты готова? – бодро спросил он, входя в палату к Джулии и ставя пунцовые розы на длинных стеблях в вазу возле кровати.

Она улыбнулась ему доверчивой улыбкой.

– Готова.

Джулия безгранично верила опыту и знаниям Гермеса, поэтому не испытывала перед операцией ни малейшего страха.

– С тобой я ничего не боюсь, – добавила она.

– Я с тобой тоже, – улыбнулся он.

Вошла медсестра и сделала ей укол.