Джулия дышала часто и коротко, как учили ее на занятиях для будущих мам. Подошел Гермес и тихо спросил:

– Как ты?

– Спасибо, плохо, – с присущим ей чувством юмора ответила Джулия, еле сдерживаясь, чтобы не закричать от боли.

Промежутки между схватками становились все короче, ей казалось, что ее разрывают на части, со лба ручьями тек пот.

– Сожми покрепче мою руку, – посоветовал Гермес.

Он был в белом халате; медсестра, стоя позади него, завязывала тесемки его марлевой маски.

– Я рожаю, Гермес! Если вы не отвезете меня сейчас же в родовую, это случится прямо здесь.

Гермес вопросительно посмотрел на Морелли, и тот, согласно кивнув, сделал знак санитарам.

– Отправляемся рожать вашу девочку, – бодро сказал он.

– Мне страшно, – сжимая руку Гермеса, простонала Джулия.

– Не бойся, все идет нормально, – успокоил он. – К тому же ты однажды уже прошла через это, чего тебе бояться?

– Это было так давно, что я успела забыть.

Когда Джулию привезли в родовую палату, уже наступил вечер. Ее уложили на высокий стол, поставили ноги на специальные упоры. Гермес и Морелли не отходили от нее, подбадривая и давая советы. На Джулию вдруг снизошло странное состояние. Она не испытывала страха, не чувствовала боли: все ее мысли были в эту минуту обращены к девочке, которая должна была вот-вот появиться на свет.

– Показалась головка, – сообщил Морелли. – Тужтесь, дорогая, тужтесь изо всех сил!

Джулия собрала последние силы, сжала зубы и натужилась.

– Головка вышла, – сообщил ей Гермес и промокнул пот у нее на лбу стерильной салфеткой.

Накатилась новая схватка, и Джулия, дождавшись пика боли, снова натужилась, стараясь вытолкнуть из себя дитя.

И вдруг ей стало легко, и через секунду раздался пронзительный детский плач.

– Вот и родилась наша дочка, – сказал Гермес, поднимая новорожденную, чтобы Джулия могла ее увидеть. – Посмотри, какая она красавица!

Морелли занялся Джулией, а две медсестры обмывали малышку, которая кричала во все горло.

– Как ты себя чувствуешь? – с нежностью спросил Гермес.

– Устала, – слабо улыбнувшись, шепнула Джулия одними губами, – но очень счастлива.

Сестра положила рядом с ней малышку со смешно торчащими во все стороны темными волосами.

– Ты еще не сказала мне, как ее назовешь, – сияя от счастья, сказал Гермес.

– Если ты не против, я хотела бы назвать ее Кармен, в честь моей матери.

– Прекрасно, назовем ее Кармен, – сразу же согласился Гермес, целуя поочередно обеих – мать и дочь.

Джулия, прижав к груди Кармен, плыла по сверкающему морю, оставляя позади все свои муки и горести. Да она про них уже и не помнила, убаюканная теплыми ласковыми волнами. Словно заново родившись, она не могла наглядеться на незнакомый прекрасный мир, над которым разливалось сияние жизни.