Джулия со злостью посмотрела на Гермеса и, увидев, какое у него усталое лицо, замолчала. Ей стало стыдно за свою истерику. Гермес всю душу вкладывал в больных, исцеляя их подчас не столько хирургическими, сколько психотерапевтическими методами.

– Прости меня, Гермес! – Она умоляюще взглянула на него. – Я сама не знаю, что говорю.

Гермес сел рядом и нежно обнял ее.

– Предлагаю кардинальное решение, – шепнул он. – Одеваемся и идем в тот маленький ресторанчик, который тебе так нравится. Ужин вдвоем, при свечах, согласна?

– Нет, не получится, – помедлив, возразила она. – Я не могу сейчас уйти из дома.

– Почему? – удивился Гермес. – Ты думаешь, я так устал, что не добреду до ресторана, чтобы поужинать с любимой женщиной?

– Не в этом дело, просто Джорджо еще не вернулся, – объяснила Джулия дрожащим от волнения голосом. – Десять вечера, а его все нет.

– Куда он пошел?

– Последнее время он мне ничего не рассказывает. «Мама, я ушел» – вот все, что я от него слышу. Где он, с кем, чем занимается? Я в полном неведении.

– Надо с ним построже. – Гермес озабоченно покачал головой. – Что это такое? Мальчишке пятнадцать лет, а он уходит и приходит, когда ему вздумается! Ты должна… – Он вдруг горько улыбнулся. – Прости, дорогая, я сам никудышный отец, а учу тебя, как воспитывать детей.

– Все очень непросто. – Джулия попыталась улыбнуться, но улыбка получилась вымученной. – Знаешь, Гермес, я вспоминаю свое детство. Родители нас ругали, наказывали, получить от них пощечину было в порядке вещей. Но мы, дети, любили и слушались их.

– И твой сын, и моя дочь выросли в не очень благополучных семьях, – заметил Гермес. – Впрочем, я сам из неблагополучной семьи, но это не помешало мне добиться своей цели в жизни.

На Гермеса нахлынули воспоминания. Он вспомнил жалкую квартиру на улице Беато Анджелико, в которой даже воздух был пропитан нищетой. Отец почти все время сидел в тюрьме за постоянные кражи, мать целыми днями гнула спину в чужих домах, а по вечерам топила тоску в стакане вина. Его братья и сестры, рождавшиеся один за другим неизвестно от кого, хотели есть, и мать надрывалась на тяжелой работе, чтобы кормить их хотя бы два раза в день. Да уж, более неблагополучной семьи представить себе нельзя, однако дети, включая Гермеса, любили и мать Катерину, и бедного Эрколе, которого считали своим отцом.

– Наверное, время было другое, – задумчиво сказал он. – Мы были сильнее, потому что стремились выбиться из нищеты, а эти выросли в полном достатке, им не нужно бороться за свое существование.

Джулия молча кивнула. Она тоже вспомнила отца, который давал частные уроки, чтобы свести концы с концами.

Погрузившись каждый в свои воспоминания, оба забыли об ужине. Джулия решилась и уже готова была открыть Гермесу свою тайну.

– Послушай, Гермес, – произнесла она тихо и торжественно.

– Слушаю, дорогая. – Гермес притянул Джулию к себе и начал покрывать поцелуями ее лицо.

Она вдруг почувствовала, что не готова к серьезному разговору, и спросила:

– Что будем делать, если Джорджо не придет?

– Надо подождать, еще не так поздно.

В эту минуту они услышали, как открывается входная дверь.

– Слава Богу, – облегченно вздохнула Джулия, – он пришел.

Через секунду Джорджо заглянул в гостиную. Его лицо было бледным и слегка отечным.

– Привет обоим! – сказал он со своей обычной напускной развязностью. – Поесть найдется? – Можно узнать, где ты был столько времени? – строго спросила Джулия.

– Здесь, на площадке, – вполне искренне ответил он, – мяч гоняли. Если вопросов больше нет, я поем. Проголодался страшно.

Он отвернулся от матери и вдруг застыл, заметив на столике позолоченный кувшин с великолепными розами.

– А это еще что?

Гермес тоже повернул голову.

– Какая красота! – восхищенно сказал он, только сейчас заметив цветы в новом кувшине. – Откуда это?

– Мой издатель подарил, – не моргнув глазом, соврала Джулия.

Глава 21

– Итак, что ты решила с этим Вассалли? – спросила Елена Джулию.

– Пятнадцать, шестнадцать, семнадцать, восемнадцать, – не отвечая на вопрос, считала Джулия, изо всех сил крутя педали велотренажера.

Разговор происходил в спортивном зале, куда Джулия пришла впервые после большого перерыва: сначала она прервала занятия из-за болезни, потом правила гранки романа, писала статьи, подтягивала Джорджо по латинскому и греческому.

– Боюсь, уже никогда не войду в форму, – безнадежно вздохнула она, щупая свои ляжки. – Кисель, а не мускулы.

– Джулия, ты можешь серьезно ответить? – снова спросила Елена.

– Серьезно не могу, – сказала Джулия, слезая с велосипеда и переходя к другому тренажеру.

– Ты меня выведешь из терпения! – крикнула во весь голос Елена, вырывая у Джулии гантели.

В их сторону устремились любопытные взгляды.

– Ладно, Елена, я тебя выслушаю, только чуть позже, – примирительно сказала Джулия. – Дай мне спокойно потренироваться.

Она выбрала себе гантели по полтора килограмма, как ей велел Гермес, который не советовал слишком напрягаться. Неожиданно подступила тошнота, и Джулия, с грохотом отшвырнув гантели, бросилась в туалет, где ее вырвало съеденным завтраком. Если верить профессору Пьерони, у нее пятая неделя беременности. Можно ли ей заниматься гимнастикой, или надо ложиться в постель, как это было с Джорджо? Удастся ли ей выносить этого малыша и хочет ли она его вообще?

Джулия вернулась в зал, вытирая лицо полотенцем.

– Что с тобой? – взволнованно бросилась к ней Елена. – Ты нездорова?

– Просто устала с непривычки, – бодрясь, ответила Джулия. – И потом у меня есть некоторые проблемы…

– Скажи мне хотя бы об одной, – попросила Елена.

– Пожалуйста. Например, Вассалли.

– Это не твоя, а моя проблема. От тебя требуется сказать только «да» или «нет».

Они продолжили разговор в душе.

– Может быть, позже поговорим? – попросила подругу Джулия, начиная приходить в себя под горячей струей воды.

– Мы сейчас должны все решить! – твердо заявила Елена. – Он вчера прислал новый проект контракта и обещает кучу денег за права на твой роман. По-моему, надо быть последней идиоткой, чтобы упустить такое выгодное предложение.

– Мы совсем не знаем его, – пыталась стоять на своем Джулия. – А вдруг он весь роман перекроит так, что его узнать будет невозможно? Ведь я два года жизни на него положила!

Выйдя из душа, подруги отправились в бар, чтобы продолжить разговор за чашкой чая. Обе закурили.

– Когда писатель продает права на телевизионную постановку, фильм или сериал, он оставляет за собой право, если ему не понравится, убрать свою фамилию из титров. Тогда они напишут что-нибудь вроде «По мотивам романа…», – объясняла Елена. – Ты пишешь романы, а не фильмы ставишь, за чужую работу ты не отвечаешь. Но я не думаю, чтобы он сделал какую-то дрянь. Телесериал будет стоить ему много миллиардов, а он не похож на человека, который бросает на ветер деньги.

– Ты-то откуда знаешь? – удивилась Джулия.

– Что значит, откуда? Собрать о нем информацию входит в мои обязанности. Хочешь знать, что он собой представляет? Тогда слушай. Тридцать шесть лет. Отец, бывший таксист и алкоголик, давно куда-то сгинул вместе со своим старшим сыном, тоже пьяницей и дебоширом. Мать, как ты знаешь, сейчас в руках похитителей. Жена лесбиянка, у нее связь с твоей лучшей подругой Заирой Манодори. Две дочери-близняшки, с которыми он общается чуть ли не каждый день. Немецкая овчарка по кличке Волк, которая всегда следует за хозяином, точно его тень. Многочисленные связи с женщинами. Все старше его. Владелец финансовой компании «Провест», занимающейся главным образом жилищным бизнесом. Ему принадлежит контрольный пакет акций «Интерканала», который он приобрел почти даром и превратил в мощную телекомпанию. Сейчас он намерен создавать отечественные сериалы и решил начать с экранизации твоего романа. Если все получится, он намерен выйти с этим сериалом на европейский рынок, а может быть, даже и на американский.

Джулия слушала Елену с широко открытыми глазами.

– Как ты все это узнала? – удивленно спросила она.

– Чтобы защищать твои интересы, я должна быть во всеоружии, – ответила Елена. – Ну что, проблема под названием Вассалли еще существует?

– Существует, – тихо ответила Джулия и поднесла к губам чашку с чаем.

– Но почему? Я отказываюсь тебя понимать.

– Потому что он мне нравится. С того дня, когда я увидела его, я только о нем и думаю. Не просто думаю, меня к нему тянет.

Елена Диониси смотрела на нее, не в силах произнести ни слова.

Глава 22

Полицейский Рута обмакнул аппетитный корнет[2] в чашку с капуччино и жадно откусил большой кусок. Его напарник Д'Амико, который в это время с завидным аристократизмом потягивал свежевыдавленный сок грейпфрута, неодобрительно посмотрел на кофейную дорожку, протянувшуюся по чистой стойке.

Сейчас, в десять утра, бар опять приобрел свой обычный вид после утреннего нашествия рабочих и служащих, спешащих выпить перед работой свою чашечку кофе. Молодой официант заканчивал мытье пола, собирая в кучу бумажки, окурки и пакетики от сахара; хозяин старательно раскладывал по вазочкам булочки и пирожные, а его хорошенькая голубоглазая жена вынимала из посудомоечной машины еще горячие, сверкающие чистотой чашки.

– Все, поехали? – видя, что Рута расправился наконец со своим корнетом, спросил Д'Амико.

Они вышли под дождь и сели в «Пантеру». Д'Амико завел мотор, включил «дворники», и полицейская машина тронулась с места.

– Что это ты сегодня такой молчаливый? – спросил Рута.

– Я все думаю про кражу на «Интерканале». Там, по-моему, концы с концами не сходятся, – ответил Д'Амико.