Разочарованная, стареющая, одинокая, Марта вымещала свои обиды на книге, точно перед ней была сама Джулия.

– Успокойся, детка, не надо нервничать, – пытался утихомирить ее Франко, удивленный и заинтригованный столь бурной реакцией своей случайной партнерши.

Подняв с пола шелковую простыню, он накинул ее на плечи обнаженной Марты. Он понимал, что за этим всплеском бешенства кроется какая-то личная тайна, и ему захотелось ее узнать. Марта между тем не успокаивалась. Она отшвырнула то, что осталось от книги, и попала в китайскую вазу. Ваза разлетелась на куски.

– Вон из моего дома! – завизжала она, окончательно теряя над собой контроль.

– Мне очень жаль, – спокойно сказал Франко, одеваясь, – у меня не было намерения ворошить твое прошлое.

– Да что вы понимаете в наших женских делах, кобели паршивые! Вам только одно от нас надо.

Марта вдруг сникла и, кутаясь в простыню, забралась с ногами на кровать.

Франко, уже одетый, подошел к ней.

– Я могу что-нибудь для тебя сделать?

– Не оставляй меня одну, – жалобным голосом попросила она.

Франко посмотрел на Марту с любопытством. За считанные часы их знакомства она успела несколько раз измениться до неузнаваемости: дама из высшего света оказалась в постели смелой, опытной любовницей, потом превратилась неожиданно в вульгарную бабу, а сейчас перед ним была жалкая, стареющая и одинокая женщина.

– Думаю, мне пора убираться восвояси, – задумчиво заметил он. – У меня нет большого желания знакомиться с твоим мужем.

– Он не муж, пока не муж, – объяснила Марта. – И сюда он не придет, потому что терпеть не может эту виллу. Сначала он был от нее без ума, но потом она стала его раздражать. Меня она тоже раздражает. А ведь эта безвкусица стоила баснословных денег!

Марта встала и жестом драматической актрисы перекинула через плечо конец простыни.

– Что у тебя произошло с Джулией де Бласко? – неожиданно спросил Франко, направляясь к двери.

– Ты что, с луны свалился? – удивилась Марта. – Прошлой зимой все газеты только и писали о ней и моем бывшем муже.

Они спустились со второго этажа и вошли в гостиную с широкими, обитыми шелком, диванами, с затянутыми старинным дамаском стенами, со столиками в мавританском стиле. Пол был выложен белым мрамором с вкраплениями перламутра.

Марта подошла к столику, на котором стояли напитки, и взяла бутылку виски. Щедро плеснув себе в хрустальный стакан цилиндрической формы, она сделала несколько больших глотков и только после этого опустилась в мягкое кресло.

– Она его любовница.

– Ты хочешь сказать, что она отбила у тебя мужа? – уточнил Франко.

– Ты что, и правда газет не читаешь? – удивилась Марта.

– Читаю, но не светские сплетни.

– И не криминальные новости. – Марта усмехнулась. – Моего бывшего мужа в прошлом году засадили в тюрьму. Обвинение было сфабриковано; как выяснилось, его оклеветал один безвестный хирург, он потом покончил с собой. В общем, грязное дело.

Марта не сказала ни слова о собственной роли в этой истории.

– Что касается писательницы, – продолжала Марта, – то она порядочная дрянь. Много лет назад я переспала с ее мужем, Лео Ровелли, слышал о таком?

Франко нравилось, как пишет Ровелли, он относился с уважением к этому журналисту.

– Думаю, она увела моего мужа из чувства мести, другого объяснения я просто не нахожу. Гермес Корсини не подарок, он невыносимо скучный. – Она подлила себе виски. – Знаешь, я пришла к заключению, что медики самые скучные мужчины на свете, просто невыносимо скучные. Что мой отец, что Гермес, что Джеймс… Они считают себя божествами, а на самом деле просто индюки надутые.

Марта опьянела, язык плохо ее слушался.

– Я хочу снять телефильм по роману Джулии де Бласко, – как бы между прочим обронил Франко.

– Гип-гип-ура! – Марта подняла руку со стаканом и зло рассмеялась. – Синьора писательница станет теперь известной на весь мир.

– Она не хочет, чтобы я снимал фильм.

– Ну и дура, – безапелляционно заявила Марта. – А почему она не хочет?

– Она сообщила мне через своего адвоката, что мое предложение ее не интересует.

– А ты попробуй найти к ней подход, – предложила Марта с двусмысленной улыбкой.

– Пробовал уже, – признался Франко, – но безрезультатно.

– И что же это был за подход? – поинтересовалась Марта.

– Я поцеловал ее.

– Ты как маленький ребенок. – Марта была уже совсем пьяна. – Уложи ее в постель. Вот увидишь, ей понравится, потом сам не будешь знать, как от нее отвязаться.

– Спасибо за совет, – сказал Франко и, поцеловав Марте руку, вышел.

Глава 17

Жорж Бертран прочел факс от Фурнье и побелел от злости. Он нажал на клопку внутренней связи и еле слышно произнес:

– Зайди ко мне, Пьер.

Его помощник, молодой способный финансист Пьер Кортини, занимал соседний кабинет на первом этаже Коммерческого банка, расположенного в центре Парижа на бульваре Сен-Жермен.

– Когда это пришло? – спросил Бертран вкрадчивым голосом, не предвещавшим молодому помощнику ничего хорошего, и помахал в воздухе посланием из далекого Джорджтауна.

– Два дня назад, когда я летал в Токио.

У Пьера Кортини было железное алиби. Банкир лично отправил его в Японию для налаживания контактов с одной весьма перспективной фирмой, а, значит, с него взятки гладки. Его хитрые корсиканские глаза смотрели чуть насмешливо, словно спрашивали: «А сам-то ты где был в это время, любезный Бертран?»

Да, рыльце у банкира было в пушку. Каждый месяц он на несколько дней исчезал, становясь недосягаемым для своих подчиненных. Самое смешное, что все, включая его жену, отлично знали, где и с кем он уединяется, но делали вид, будто пребывают в полном неведении. Мадам Леклерк, в чьих объятиях проводил время Бертран, была женой одного высокопоставленного чиновника из министерства иностранных дел, который, в свою очередь, тоже делал вид, что ни о чем не догадывается.

– Позвони на Кайманы. Когда найдешь Фурнье, соедини меня с ним, – приказал Бертран помощнику. – Я хочу, чтобы этот сукин сын рассказал лично мне, как обстоят дела.

Как обстоят дела, было ясно из факса. И проблема тут не в шести миллионах фунтов стерлингов – в конце концов, для такого банкира, как он, это не сумма; главное – что его обвели вокруг пальца, выставили на посмешище.

Пьер мысленно потирал руки. Он терпеть не мог своего шефа и злорадствовал, что нашелся хитрец, который его переиграл. Да не просто переиграл – уничтожил! «Молодец, Вассалли! – похвалил он про себя итальянского партнера Бертрана. – Так держать!»

Между тем он дозвонился и соединил своего шефа с Фурнье.

– Привет, Луи, – как ни в чем не бывало начал Жорж, – ты в мое отсутствие времени не терял, как я погляжу.

Фурнье сразу понял, о чем идет речь.

– Честное слово, я искал тебя где только возможно, но ты как сквозь землю провалился, – начал он оправдываться. – И тогда я подумал, что Франко – твой друг, к тому же у него такие ужасные обстоятельства, родную мать похитили, в общем, я решил дать ему кредит. Уверен, ты поступил бы так же. Да и риска никакого нет. Если Вассалли не вернет деньги в срок, твоя доля в «Интерканале» увеличится на шесть процентов. Ты будешь иметь больше, чем он, Жорж, разве плохо?

– И долго ты думал, пока до такого додумался?

– Мне не надо было долго думать, чтобы понять, какую выгоду сулит нам эта сделка.

– Похоже, ты другим местом думал, Луи. Головы-то у тебя, оказывается, и нет.

Только теперь до Луи дошло, что он влип в нехорошую историю.

– Я не понимаю тебя, – растерянно пробормотал он.

– Ты совершил непоправимую ошибку, Луи, – с отеческой нежностью сказал Бертран. – Твоя самостоятельность тебе дорого обойдется. Ты дал деньги под честное слово, а этого категорически нельзя делать. Статистика показывает, что обычно такие клиенты долги не возвращают.

– Я хотел как лучше, ведь Франко – твой друг, – уже не так уверенно повторил Фурнье, холодея от страха.

– Ты спутал дружбу с партнерством, Луи. У меня нет друзей. Да у тебя и самого их нет, разве не так? А теперь собирай манатки, и чтобы духу твоего больше не было в офисе! Ты уволен!

Неожиданно для себя Луи Фурнье почувствовал облегчение.

– Можешь мне не верить, – весело сказал он, – но я и сам уже подумывал убраться из этой проклятой дыры, только не знал, как это сделать. Ты меня просто выручил, Жорж, огромное спасибо!

– До пошел ты! – крикнул Бертран, но опоздал: в трубке уже послышались частые гудки.

Злость кипела в нем, и, чтобы успокоиться, он обвел взглядом свой огромный кабинет, защищенный от уличного шума двойными рамами. Здесь все выглядело надежно и солидно, как и должно быть в надежном и солидном банке. На стенах висели портреты тех, кто приумножал семейное богатство: дед, отец, дядя. Когда его сын, который сейчас учится банковскому делу на Уолл-стрит, сядет в это кресло, портрет Бертрана тоже украсит стену. А пока надо проверить, куда переместились его шесть миллионов фунтов стерлингов.

Бертран достал из внутреннего кармана маленькую записную книжечку в синем кожаном переплете и, полистав ее, набрал сначала код Лондона, а затем нужный номер в Сити.

– Привет, это Жорж, как дела? Нет, я не в Лондоне, я звоню из Парижа, – начал он с обычных вежливых фраз, но через минуту уже перешел к делу: – Мне нужна информация. Я интересуюсь поступлениями на счет Алана Грея, издателя. Нет, нет, только за последние четыре дня. Сумма в шесть миллионов фунтов стерлингов. Спасибо, я через час перезвоню.

Бертран положил трубку и услышал, как тренькнул телефон в кабинете Пьера – тот тоже положил трубку.

Пьеру не возбранялось слушать его переговоры, иногда это бывало даже необходимо, но сейчас помощнику не обязательно было подключаться. Впрочем, он сам виноват, надо было звонить не с параллельного аппарата, а с прямого. От охватившей его злости он совсем забыл об осторожности.