— И что ты с ней сделала?

Она неохотно рассказала.

— Ты настроила против себя всех ветеринаров графства. Украла их доходы, — засмеялся Росс.

— Мне плевать. Но она и правда чудесная. Надеюсь, что кобыла поправится. Если же умрет, это будет тяжкой потерей.

— Должно быть, она стоит три сотни гиней.

Демельза выронила нож и побледнела.
— Ты шутишь, Росс?

— Могу и ошибаться, конечно же. Но ее отцом был Король Давид, а он...

— Боже ты мой! — Демельза встала. — И почему ты не сказал мне раньше?

— Я думал, ты знаешь. В любом случае, уверен, ты не причинила ей вреда.

Демельза подошла к приставному столику.
— Так низко с твоей стороны было не сказать мне, Росс.

— Я думал, ты знаешь! Бодруган вечно ей хвастался, а ты знакома с ним уже больше года. Но, возможно, при встрече вы не говорили о лошадях.

Она не стала упрекать мужа за эту колкость, а начала энергично передвигать блюда, и через минуту вернулась обратно к столу и села.

— Кстати, — сказал Росс, — что произошло в Бодмине? Каким образом тебе удалось повстречать там сэра Хью? И почему он решил, что у тебя есть перед ним какие-то обязательства?

— Не знаю, с чего вообще послали за мной.

***


Примерно в то же время, когда Демельза опрометчиво взялась за вторую попытку лечения животных, Дуайт Энис, применяя свои навыки и знания к менее ценным живым существам в Соле, обнаружил собственные недостатки.

Врачевание, пришел он к выводу, это не только постоянная битва с невежеством других людей, но и со своим собственным.

Ключ к разгадке заболевания, распространившегося в деревне прошлой осенью, дали ему десны Парфезии Хоблин. Если и существовали какие-то оправдания его некомпетентности, то они заключались в малярийной лихорадке, которая часто маскировала более серьезные жалобы. В этом случае, как и в большинстве других, у девочки началась лихорадка, она поправилась, потом подхватила ее снова, и после второго приступа все жизненные силы покинули ее тело, она лежала бездыханная, изнемогая от малейшего усилия. Поначалу синяки на руках вынудили Дуайта подозревать отца девочки, а когда тот оказался ни при чем, заболевание, именуемое пурпура. Энис дал ей обычную дозу жаропонижающего порошка, чтобы очистить кровь, и велел в теплые дни сидеть на свежем воздухе и пить холодную воду. Разумеется, Джака Хоблин категорически возражал против этого (он хлопотал по дому и ворчал, что этим должна заниматься дочь, это разгонит хвори гораздо быстрее посиделок у порога в сырости и испарениях).

А потом Дуайт повстречал Теда Каркика (чье плечо с тех пор зажило и было почти позабыто), и тот случайно упомянул, что его отец погиб в море; после него Дуайт тут же столкнулся с Верскоу, бородатым таможенником из Сент-Агнесс и бывшим моряком, тот остановился, чтобы расспросить о своей жене, у которой был флюс, и перешел к разговору о жизни на корабле, сразу после этого Дуайт зашел к Хоблинам и увидел десны Парфезии — и вдруг всё встало на свои места, он винил себя в преступной слепоте. Все эти апатичные, покрытые пятнами больные в Соле с кровоточащими носами и желтоватой кожей стали жертвами эпидемии цинги. Чоук теперь едва вообще заходил в деревню и не заметил заболевания, так что люди продолжали страдать от неверного лечения.

— Парфезия, я собираюсь сменить твои лекарства. Думаю, тебе нужны перемены, так ведь? У меня нет с собой необходимых ингредиентов, — сказал он Розине, стоявшей у стула, — но думаю, что сера поможет. А нет ли в деревне или поблизости свежих овощей?

— Овощей? Нет, сэр. У нас не будет овощей до апреля или мая, разве что несколько картофелин.

— А фруктов — в особенности лимонов или лимонада? Нет, конечно же, у вас их нет. У меня иногда они бывают. Вы можете достать их в Труро?

— Дороговато для нас. На такие штучки разом все деньги и уйдут.

Дуайт пристально взглянул в прекрасные глаза Розины.
— Даа... Но всё же я должен попросить вас их купить. Это жизненно необходимо. Они принесут Фезии гораздо большую пользу, чем все мои пилюли или домашние средства вашей матушки.

— Я спрошу у отца. Может, мы послали бы за ними со следующим караваном мулов.

Он вышел, обдумывая случившееся. Превосходный совет для Хоблинов, которые имели чуть больше, чем требовалось, чтобы не голодать, может, они ему и последуют. Но как быть с остальными? Они могли с тем же успехом достать свежих овощей, как если бы находились посреди Тихого океана. Но какой будет без овощей прок от его серной микстуры или потогонных солей? В лучшем случае — просто смягчат симптомы. А вероятно, и нет. Это приводило его в ярость. Среди всех сомнений и разочарований медицины для этой болезни существовало верное лечение, но его невозможно было получить.

Он не мог позволить себе накормить овощами всю деревню или избранные семьи за свой счет.

Тренвит-хаус по-прежнему оставался вотчиной Томаса Чоука, но Дуайт окольным и сложным путем заинтересовал миссис Табб, которая несколько дней назад упала и повредила руку, и поблизости не оказалось никого, кроме доктора Эниса, чтобы ей заняться. Она дошла до его дома, но добравшись туда, почувствовала недомогание, и он обещал, что в следующий раз придет сам и избавит ее от семимильной прогулки. Рана не загноилась, и Дуайт сделал примочку со шпанскими мушками. Оставив ей мазь для дальнейшего использования, он спустился по лестнице в сопровождении Табба и увидел в зале Элизабет Полдарк.

— Доктор Энис. Мы не слишком часто видим вас у себя.

— Да, мэм, — улыбнулся он. — Стараюсь не перебегать дорогу коллеге.

— Мы все только выиграем от визитов профессионала, — медленно произнесла она.

— Благодарю. Я это запомню. Я не видел вашего мужа, с тех пор как мы встречались в Бодмине.

— Фрэнсис рассказал мне о вашей любезности. Мы все почувствовали такое облегчение от исхода суда. Выпьете бокал вина?

Они повернули в сторону гостиной.

Той долгой ночью в Бодмине Фрэнсис сказал: «Если бы хватало лишь утонченного вкуса, то наша семейная жизнь была бы идиллической». Утонченного вкуса? Именно его предлагала эта женщина? Ее слегка отчужденная красота пленяла сердце Дуайта. О, он знал, что слишком впечатлителен, но...

В гостиной скрючилась у дымного камина тетушка Агата. Руки старушки нескончаемо тряслись и теребили платье на коленях, словно сморщенный серый крот пытался что-то найти, но не находил, однако настрой ее был как всегда решительным, а проницательные старые глаза внимательно осмотрели Дуайта, после того как его представили. Конечно, она помнит его на крестинах дочери Росса (теперь у нее вошло в привычку никогда не признаваться, если она что-то забывала). Она всегда может узнать адвоката в лицо. Они редко... Что-что? Да, именно так она и сказала. И как нынче процесс врачевания в Труро? Во времена ее молодости здесь работал доктор Сибрайт со своими последователями. Вечно прописывал свежий лошадиный навоз от плеврита. Жил там, где теперь Пирс. Был весьма популярен, но лечил лошадь, подцепил кожный сап и скончался через месяц.

— Тетушка Агата нас не слышит, она глухая, — объяснила Элизабет и повела разговор об обычных делах округи. Дуайт расцвел, как всегда с ним происходило в обществе прелестных дам, лишь изредка его тревожили воспоминания о той ночи. Они всплывали в голове, как призраки не вполне реальных событий. Немигающие свечи, бесплотное и печальное лицо Фрэнсиса, его горькие признания в том, что он почти совершил, и во всем этом сквозил образ Элизабет, любимой, но не любящей. Галатеи, которую он так и не пробудил.

Возможно, какая-то тень пробежала по лицу Дуайта, потому что Элизабет неожиданно прервала фразу.

— Доктор Энис, могу я задать вам вопрос? Из некоторых слов мужа я сделала вывод, что Фрэнсис пытался покончить с собой, когда был в Бодмине. Вы не знаете, правда ли это?

Это был трудный вопрос. Дуайт смущенно перевел взгляд на старую даму, которая по-прежнему наблюдала за ним, словно слышала каждое слово.

— Мы с вашим мужем делили в Бодмине комнату, как вам известно. Атмосфера в городе царила возбужденная, и мистер Полдарк последовал всеобщему безрассудству и тяге к выпивке. Мы долго разговаривали, почти всю ночь, и я думаю, что беседа помогла ему в тот сложный период. Полагаю, не стоит беспокоиться на этот счет.

— От лишая, как я припоминаю, — произнесла тетушка Агата, — он дал мне кошачью кровь, смешанную с коровьим молоком, чтобы прикладывать к больному месту по утрам и вечерам. А на ночь мазать патокой. Внешне такой хлюпик, на девицу похож, но юркий, как пчелка.

— Вы не ответили на мой вопрос, доктор Энис, — сказала Элизабет.

— Это единственный ответ, который я могу вам дать... В нашей округе постоянно распускают дикие сплетни, и я рекомендую вам их не слушать.

Глаза Элизабет сверкнули, когда она отвернулась. 
— Может быть, вы не осознаете, как мы отрезаны от остального общества, доктор Энис.

— Да... я этого не осознавал.

— Наши кузены из Нампары больше не приходят, мы больше не можем себе позволить светские развлечения, и Фрэнсис редко в настроении, чтобы наносить визиты. Так что, вероятно, это объяснит вам, почему я вынуждена выпрашивать сведения у незнакомца.

— Весьма сожалею, если вы считаете меня таковым, — ответил Дуайт. — Я был бы счастлив помочь вам и надеюсь, что вы прибегнете к моей помощи любым подходящим вам способом.

— В те дни, — сказала тетушка Агата, пожевав десны, — ни один джентльмен не выходил из дома без сабли. Просто не осмеливался. Видела я как-то разбойника, повешенного в Баргусе. Такой красавец — в малиновом камзоле и шляпе с золотым галуном. И помер тоже достойно, такой уверенный до последнего вздоха. Тогда вы бы не осмелились добираться из Труро одетым вот так, молодой человек, будто собираетесь на похороны.