* * *

Потом мы с мистером Споффардом беседовали о нравственности, и мистер Споффард сказал, что будущее в руках мистера Бланка, окружного прокурора, который закрывает в Нью-Йорке все заведения, торгующие спиртным. А еще мистер Споффард сказал, что несколько месяцев назад, когда мистер Бланк решил попробовать получить место окружного прокурора, он вылил в раковину спиртного на тысячу долларов. Тут Дороти говорит: «Он вылил в раковину спиртного на тысячу долларов, чтобы заработать популярность на миллион долларов и получить место, а мы, если будем все в раковину выливать, что получим?» Но мистер Споффард слишком умный джентльмен, чтобы отвечать на такие дурацкие вопросы. Он обратил на Дороти взгляд, исполненный достоинства, и сказал, что ему пора к матушке. А я всерьез рассердилась на Дороти. Поэтому я вышла за мистером Споффардом в коридор и спросила его, не трачу ли я время попусту, пытаясь перевоспитать такую девушку, как Дороти. Мистер Споффард считает, что трачу, потому что, по его мнению, Дороти невозможно научить вести себя прилично. А я сказала мистеру Споффарду, я столько времени потратила на Дороти, что неудача меня очень огорчит. И я даже заплакала. Мистер Споффард очень заботливый, и когда он увидел, что у меня нет носового платка, он достал свой собственный и вытер мне слезы. А потом сказал, что будет помогать мне с Дороти и попробует обратить ее внимание на вещи, расширяющие кругозор.

Потом он сказал, что нам следует сойти с поезда в месте под названием Мюних, потому что там много искусства, которое у них называется «кунст», и оно очень расширяет кругозор. Он сказал, что он, Дороти и я сойдем в Мюнихе, а матушка с мисс Чэпмен поедут в Вену – для его матушки все города на одно лицо. Так что мы сойдем в Мюнихе, а мистеру Эйсману я незаметно пошлю телеграмму. Думаю, не стоит рассказывать мистеру Споффарду про мистера Эйсмана, потому что религиозные взгляды у них разные, а два джентльмена с такими разными религиозными взглядами вряд ли захотят общаться друг с другом. Так что я дам телеграмму мистеру Эйсману, напишу, что мы с Дороти решили сойти в Мюнихе ознакомиться со всем их искусством.

Потом я вернулась к Дороти и сказала ей, чтобы она, когда ей нечего сказать, лучше бы молчала. Потому что мистер Споффард хоть и из старинного рода и истовый пресвитерианин, я вполне могу с ним подружиться, и нам с ним есть о чем побеседовать. Собственно говоря, мистер Споффард очень любит поговорить о себе, что, сказала я Дороти, только доказывает, что он такой же, как все джентльмены. Но Дороти сказала, что ей нужны доказательства посерьезнее. А еще Дороти сказала, что ей кажется, я вполне могу подружиться с мистером Споффардом и особенно с его матушкой, с которой у меня много общего, но если я когда-нибудь столкнусь с мисс Чэпмен, то потерплю поражение, потому что Дороти видела мисс Чэпмен за ланчем, и Дороти говорит, что мисс Чэпмен из тех женщин, которые надевают рубашку с галстуком всегда, а не только для катания верхом. И Дороти сказала, что на мысль о мороженщике ее навел взгляд, которым ее одарила мисс Чэпмен. Про мистера Споффарда Дороти сказала, что с его мозгами можно только монетки совать в электрическое пианино, но я решила, что на такое и отвечать не стоит. А теперь нам пора собирать вещи, потому что в Мюнихе мы сходим – нам же надо осмотреть весь тамошний «кунст».


19 мая

Вчера мистер Споффард и мы с Дороти сошли с поезда в Мюнихе, для того чтобы осмотреть кунст, только Мюнихом его можно было называть в поезде, а когда сходишь с поезда, оказывается, что это Мюнхен. Там сразу становится понятно, что в Мюнхене очень много кунста, потому что слово «кунст» большими буквами написано повсюду, и даже в будке чистильщика обязательно есть кунст.

Мистер Споффард сказал, что в Мюнхене нам обязательно надо пойти в театр, там в театре тоже много кунста. Мы просмотрели афиши всех театров, в чем нам помог весьма образованный портье в гостинице, который нам все прочел и объяснил, потому что мы ни слова разобрать не могли. Похоже, во всем Мюнхене дают «Кики», и я сказала, пойдемте посмотрим «Кики», ведь в Нью-Йорке мы смотрели «Ленор Ульрик», поэтому мы поймем, что там происходит, даже если они не будут говорить по-английски. И мы пошли в Кунсттеатр. Похоже, в Мюнхене одни немцы, и в фойе Кунсттеатра было полным-полно немцев, они все пили пиво и ели сардельки с луком и чесноком и крутые яйца. Там так воняло, что мне даже пришлось спросить мистера Споффарда, в тот ли театр мы пришли. Но мистер Споффард, кажется, решил, что в фойе Кунсттеатра пахнет точно так же, как во всем Мюнхене. Тут Дороти говорит: «Можете сколько угодно говорить, что у немцев полно кунста, но, по-моему, у них полно деликатессенов».

Потом мы вошли в зал Кунсттеатра, но там пахло еще хуже, чем в фойе. Выглядит там все так, будто стены обклеили требухой и позолотили. Только самой позолоты под толстенным слоем пыли не видно. Дороти посмотрела по сторонам и говорит: «Если это и есть «кунст», то центр мирового искусства находится в Юнион-Хилл, Нью-Джерси».

Тут стали играть «Кики», но, кажется, это не та «Кики», которую дают у нас в Америке, потому что это оказалась история про семью каких-то здоровенных немцев, которые все время друг другу лезли под руку. Потому что немцы такие здоровые, что когда на сцене оказывалось их человека два-три, они просто разойтись друг с другом не могут. А потом Дороти начала беседовать с каким-то немецким джентльменом, который сидел за ее спиной и, как ей показалось, аплодировал. Но оказалось, что он разбивал о спинку ее кресла крутые яйца. По-английски он говорил с акцентом, наверное, с немецким. Дороти спросила его, появилась ли на сцене Кики. Он сказал, что нет, а еще сказал, что играет ее замечательная немецкая актриса, приехавшая прямо из Берлина, и нам обязательно надо ее дождаться, даже если мы ни слова не понимаем. Наконец она вышла. Собственно, мы догадались, что это она, потому что немецкий джентльмен ткнул Дороти в спину сарделькой. Мы на нее посмотрели-посмотрели, и Дороти говорит: «Если бабушка Шумана Хайнке жива, то, наверное, это она и есть». Так что дальше мы «Кики» смотреть не стали, Дороти сказала: пока она не узнает наверняка, насколько прочно это здание, она рисковать жизнью не будет – ведь Кики в последнем акте должна падать в обморок. А еще Дороти сказала, что если здание такое же древнее, как этот запах, когда Кики рухнет на пол, может случиться обвал. Даже мистер Споффард был немного разочарован и сказал, что он стопроцентный американец, и пусть эти немцы знают, что с нами, американцами, шутки плохи.


20 мая

Сегодня мистер Споффард собирается повести меня по мюнхенским музеям, в которых полным-полно кунста, а Дороти заявила, что вчера вечером она понесла наказание за все свои грехи и теперь собирается начать жизнь заново и пойдет с немецким джентльменом в место под названием «Хафбрау» – это самая большая в мире пивная. Так что, сказала Дороти, я могу наслаждаться кунстом, а она уж насладится пивом. Нет, Дороти никогда не стать утонченной натурой!


21 мая

Мистер Споффард, Дороти и я снова в поезде, и мы едем в Вену. Мы с мистером Споффардом провели целый день в мюнхенских музеях, но мне даже вспоминать об этом не хочется. Когда со мной случается что-нибудь ужасное, я вспоминаю «Христианскую науку» и стараюсь об этом просто не думать, просто считаю, что этого не было. Хотя ноги болят страшно. Даже у Дороти в Мюнхене был нелегкий день, потому что ее немецкий приятель, которого зовут Рудольф, зашел за ней в одиннадцать часов и предложил позавтракать. Дороти сказала, что уже завтракала. А ее приятель сказал, что у него первый завтрак тоже был, а теперь настало время второго. И он повел Дороти в «Хафбрау», где все в одиннадцать часов едят сардельки, соленые крендельки и пьют пиво. Они поели сарделек и попили пиво, и он хотел прокатить ее по городу, но они проехали всего несколько кварталов, и настало время ланча. Они съели ланч, а потом он купил ей коробку шоколадных конфет с ликером и повел ее в театр на утреннее представление. После первого акта Рудольф проголодался, и они пошли в фойе, там ели сандвичи и пили пиво. Дороти представление не очень понравилось, и после второго акта Рудольф предложил уйти, тем более что все равно подошло время чая. Они как следует попили чаю, и Рудольф пригласил ее поужинать, а Дороти была настолько потрясена, что просто не могла сказать «нет». После ужина они отправились в пивзал и пили пиво с солеными крендельками. Тут Дороти засобиралась и попросила его проводить ее до гостиницы. Рудольф сказал, да, конечно, только сначала надо заглянуть куда-нибудь перекусить. Так что сегодня Дороти чувствует себя совершенно разбитой, как и я, только Дороти не имеет никакого представления о «Христианской науке» и поэтому может только страдать.

Только, несмотря на всю «Христианскую науку», я очень волнуюсь насчет Вены. Потому что в Вене мистер Эйсман, и я не представляю, как мне удастся проводить довольно много времени с мистером Эйсманом и столько же с мистером Споффардом так, чтобы они друг с другом не встретились. Пожалуй, мистер Споффард не сможет понять, почему мистер Эйсман тратит столько денег на расширение моего кругозора. А Дороти еще расстраивает меня разгрворами о мисс Чэпмен. Она все твердит, что когда мисс Чэпмен увидит нас с мистером Споффардом вместе, то наверняка телеграммой вызовет семейного психиатра. Так что мне надо думать только о «Христианской науке» и надеяться на лучшее.


25 мая

Пока что все действительно складывается как нельзя лучше. Мистер Эйсман весь день ужасно занят своими пуговичными делами и хочет, чтобы днем я время проводила с Дороти. Так что днем мы видимся с мистером Споффардом. А потом я говорю мистеру Споффарду, что совершенно не хочу ходить туда, куда обычно ходят по вечерам, уж лучше я пораньше лягу спать и наберусь сил на завтрашний день. Затем мы с Дороти отправляемся ужинать с мистером Эйсманом, потом на шоу и допоздна сидим в кабаре под названием «Шапо Руж», а чтобы не уснуть, я пью шампанское. Если мы будем начеку и не столкнемся с мистером Споффардом, когда он отправится смотреть на вещи, которых американцам видеть не следует, все пройдет отлично. Собственно говоря, я даже по музеям мистера Споффарда ходить отучила, сказала ему, что природа мне нравится больше, а на природу в парке можно любоваться из кабриолета, поэтому ноги не так устают. Он теперь все время говорит, что мечтает познакомить меня со своей матушкой, так что все, кажется, складывается как нельзя лучше.