И кстати, где в этом чудовищном доме скрывается Изабелла? И есть ли у нее право голоса в вопросе воспитания Джека теперь, когда она вернулась в семью? Они действительно приняли ее или она тоже живет здесь как служанка?

Джордж мотнул головой, изгоняя мысли о ней. Все кончено. Изабелла его не простит. Надо принять это и забыть ее. Закончив дела с Рэддичем, Джордж оборвет последнюю ниточку связи с ней. И тогда больше не будет причин думать о ней, лежать ночами в постели и мечтать о сладкой гавани ее тела.

Снова раздался звук шагов, на сей раз более тяжелых и основательных. Кто-то идет. Джордж впился ногтями себе в ладони – пусть боль напоминает, что надо держаться безупречно. От мысли о том, что с Джеком обращаются как с самым низким из слуг, у Джорджа закипала кровь, но усилием воли он взял себя в руки.

Джорджу пришлось ждать несколько недель, пока Рэддич вернется в город. Он ничего не добьется, если позволит вышвырнуть себя из дома за наглость или, хуже того, за насилие.

– Что я могу для вас сделать? – В лице Рэддича не было ничего от небесной красоты и тонкости черт его дочери. За исключением вычурной одежды на портрете его предка, он очень напоминал этого вельможу, правда, нос самого Рэддича был длиннее и тоньше. Чтобы удобнее смотреть сверху вниз на прислугу. – Мы знакомы? – Тон речи соответствовал внешнему виду – холодному и отчужденному. Выразить презрение Изабелла умела не хуже отца. Последние слова Джорджу она произнесла с точно таким же высокомерным видом.

– Разве вам не передали мою карточку?

Ответа не последовало. А стального цвета глаза даже не моргнули.

– Но это не имеет значения, милорд. Я пришел по делу.

Рэддич вздернул подбородок.

– У нас с вами есть дела?

– Я действую от имени Эдриена Саммерсби. – Джордж ожидал, что хотя бы сейчас Рэддич среагирует на его слова, по крайней мере на имя.

– Предполагается, что я должен знать, кто это?

Похоже, он и впрямь состоит изо льда. Но в любом случае гнев Джорджа сумеет растопить этот айсберг, и скоро. Джордж уже чувствовал, как закипает кровь.

– Должен ли я считать, что вы довели до самоубийства стольких людей, что не в состоянии запомнить их имена? – Джордж сунул дрожащую руку в карман и вынул тяжелый кошелек. – Это, так сказать, первый взнос. Позже будет еще. Я намерен вручить это вам, чтобы выкупить доброе имя друга.

Рэддич бросил на него острый взгляд.

– Наслаждаетесь борьбой с ветряными мельницами?

– Что вы имеете в виду черт возьми?

– Вы желаете восстановить честь самоубийцы. – Рэддич наигранно расхохотался. – Каким же будет следующий шаг? Отправите петицию архиепископу, чтобы его достойно похоронили, а потом в суд, чтобы наследникам вернули его добро?

Джордж несколько раз подряд глубоко вдохнул, чтобы подавить нестерпимое желание швырнуть кошелек прямо графу в лицо.

– Вы представляете, что чувствует человек, когда его старый друг сует пистолет себе в рот и нажимает на курок? Я лично имею. И должен сказать, это не очень приятно.

Землистое лицо Рэддича порозовело.

– Вы не можете возлагать на меня вину за то, что ваш друг был слишком труслив, чтобы выполнять собственные обязательства.

– Он был в отчаянии, – прошипел Джордж. Он не позволит себе закричать, дойти до такого состояния, чтобы схватить этого ублюдка за лацканы и как следует вразумить его. – Ваши подручные преследовали его до тех пор, пока у него не осталось другого выхода. И ради чего все это? Ради низкой наживы. Не похоже, чтобы вы жили в крайней нужде.

Джордж сделал жест в сторону щеголя в золотой раме:

– Да вы могли продать пару картин и восполнить убыток. А теперь послушайте…

Джордж взвесил кошелек на ладони. Тяжелый, но, конечно, не такой тяжелый, как беды Саммерсби в его последние дни. И даже не такой, как будущие тяготы Джека.

Джек. Да, один из этих двоих еще жив. И только ему одному придется страдать из-за понятий этого человека о собственности и справедливости. А ведь Джек еще такой маленький. Пройдут годы, прежде чем он сумеет самостоятельно выбраться из этой ямы, если вообще сумеет. Джордж не может обречь малыша на подобную судьбу. У него самого есть печальный опыт того, как могут родственники повлиять на человека.

Что касается вдовы Саммерсби, то у Джорджа достаточно средств, чтобы помочь ей.

– Да, так вот. – Джордж стиснул кошелек. – Я передумал. Я не дам вам ни пенни в счет долга Саммерсби. Можете удавиться от досады.

Рэддич открыт рот. Без сомнения, хотел позвать дворецкого и пару мускулистых лакеев, чтобы выбросить Джорджа из дома.

– Это уже не имеет значения, – успел сказать тот, прежде чем Рэддич крикнул прислугу. – Саммерсби не вернешь. Надо думать о живых. Я передам эти деньги в доверительное управление на имя вашего внука.

Прежний румянец на лице графа сменился двумя безобразными багровыми пятнами.

– У меня нет внука! – взревел он.

– Да, я уже видел, кем вы его считаете – посыльным, мальчиком на побегушках.

– Вы ничего не знаете о моей семье. Ничего.

– Думаю, что дочь вы тоже куда-то спрятали. Может быть, я найду ее среди посудомоек?

– Иствик!

– Прежде чем звать ваших громил, подумайте еще раз. Я очень много знаю о скандале в вашем семействе, знаю много такого, что вы предпочли бы сохранить в тайне. – Джордж подбросил на руке кошелек. – Здесь хватит денег, чтобы напечатать памфлет.

В дверях возник дворецкий.

– Вы звали, сэр?

– Я ошибся. Мне ничего не нужно. – Рэддич подождал, пока Иствик вернется в предназначенный ему круг ада, и лишь потом заговорил: – Если памфлет будет опубликован, вас будут преследовать за клевету.

– Тут есть тонкость, милорд. – Джордж позволил себе улыбнуться. – Это не клевета. Это правда.

– Как вы смеете мне угрожать?

– Я бы предпочел этого избежать, если мы сумеем прийти к соглашению. Мне бы хотелось потратить эти деньги на что-нибудь стоящее, например, оплатить место для Джека в Итоне.

– В Итоне? – Рэддич захохотал. – Опять ветряные мельницы? В Итон не принимают незаконнорожденных.

– Тогда в Харроу Можете не волноваться, я найду частную школу, которая его примет.

– Он никогда не станет своим в приличном обществе, независимо от того, получит образование или нет. Хуже того, как только он попадет в школу, другие мальчики каждый день станут напоминать о его происхождении.

Джордж кивнул. Он прекрасно знал жизнь в закрытых английских школах. Но он выдержал, и Джек тоже выдержит.

– Я позабочусь, чтобы у него были хорошие учителя – и по латыни, и по боксу.


Шорох за дверями утренней гостиной насторожил Изабеллу. Она отложила тряпку для пыли и повернулась на звук. В коридоре показался Джек. Его потупленный взгляд ясно говорил о вине.

Что за мальчишка, вечно попадает в переделки.

– Что ты здесь делаешь? – спросила она. – Ты же знаешь, Иствик будет недоволен, что ты ушел со своего места.

– Мне все равно, что он думает. – Голос Джека звучал сердито и резко.

– Ты должен заботиться о его добром мнении. – Сколько раз за минувшие недели она повторяла это изречение? – Только так ты сможешь удержаться на этой работе, чтобы зарабатывать себе на жизнь, как взрослый.

– Я больше не хочу зарабатывать здесь. – Мальчик вошел наконец в комнату. – Я хочу вернуться и жить вместе с Бигглз.

Изабелла скрестила руки на груди. Ее пальцы нервно постукивали по локтю. Недовольство Джека нынешней жизнью было не ново, но в последние несколько дней он не жаловался. Изабелла решила, что он наконец привык.

– Иствик снова ругал тебя?

Джек закусил губу и помотал головой.

Изабелла бросила быстрый взгляд в коридор. Ни дворецкого и никого из лакеев не было видно. Может, она успеет уговорить его вернуться на пост. Она опустилась на колени и обняла сына за плечи. Джек дернулся от прикосновения, но не вывернулся из-под ее руки, а скорее вздрогнул. При этом он все время прятал правую руку за спину. Как странно.

– Ты что-то мне принес? – осторожно спросила Изабелла.

Мальчик снова помотал головой.

– Тогда что ты там прячешь? – Чутье говорило ей, что хорошего ждать не приходится.

Джек молчал, тогда Изабелла потянула его за руку. Джек сопротивлялся изо всех сил. Когда ей наконец удалось рассмотреть руку мальчика, из груди вырвался стон. На ладошке виднелись грубые красные рубцы, которые на глазах распухали.

– Это Иствик? – шепотом спросила Изабелла, чтобы сдержать дрожь в голосе. Не следует расстраивать сына еще больше. Она огорчилась за них обоих.

Джек кивнул, Изабелла притянула его к себе. Глаза нестерпимо жгло. Руки тряслись. Пусть все идет к дьяволу. Иствик, этот жирный урод! Она этого не потерпит. Пусть Джек занимает в этом доме самое низкое положение, ниже, чем последний из слуг, но Изабелла не позволит, чтобы с ним так обращались.

– Я разберусь, – сказала она, обещая это не только сыну, но и себе самой. – Я поговорю с отцом. Посмотрим.

Она убрала руки с его плеч и поднялась. Руки висели, как плети, но у нее еще оставалось достаточно гордости, чтобы говорить с отцом с высоко поднятой головой.

Джек подергал ее за фартук.

– Мама? Я ушел со своего поста.

– Да-да. – Она взъерошила его волосы. – И еще не вернулся.

– Но, мама, приехал Джордж.

– Джордж? – Что это значит? Сердце дрогнуло и пропустило удар. – Ты имеешь в виду мистера Аппертона?

– Да, Джорджа. – О Боже, голос Джека звучит с такой надеждой, как будто Джордж может снова его спасти. – Поэтому я и ушел с поста. Иствик впустил его, и я должен был убедиться.