Джо Беверли - Джентльмен-авантюрист

Бумага была хорошего качества. Очередной положительный знак. Кейт взглянул на адрес. Хестер Ларн, «Двор белой розы», Нордаллертон. Почерк был аккуратный, без завитушек и передавал решительность характера, которую Кейт помнил. Развернув листок, он подавил довольную улыбку. Наверху, как он и надеялся, был ее адрес.

Проспект-плейс[1]. Многообещающий адрес.

«Дорогая Хетти!

Думаю, ты порадуешься вместе со мной, я удобно устроилась в доме брата и благодаря его доброте приобретаю новый гардероб. С братом и невесткой я уже побывала на музыкальном вечере, а с невесткой ходила по магазинам и гуляла в парке.

Спасибо тебе за твою доброту.

Твоя подруга

Пруденс Юлгрейв.»

Пруденс Юлгрейв.

Кейт получил все нужные сведения, но они не имели никакого значения. Пруденс далеко отсюда и вполне довольна жизнью, а у него неотложные дела.

Кейт сложил письмо и вернул его.

— Похоже, она хорошо устроилась. Я этому рад.

— Она была в трудном положении, сэр, — заметила Хетти Ларн.

— Я был в армии, — напомнил ей Кейт.

— Мама! Мама!

Вбежали двое детишек, за ними маленький пес. И дети, и пес остановились, завидев незнакомца. Потом Тоби побежал вперед, виляя хвостом.

— Похоже, он вас знает, — заметила миссис Ларн.

— Мы однажды встречались. Благодарю за помощь, миссис Ларн. — Кейт вытащил два шиллинга. — Позвольте оставить это вам для детей.

Она внимательно посмотрела на него, потом взяла деньги.

— Спасибо, сэр. Вы, случайно, не в Дарлингтон едете?

— Нет, но если увидите мисс Юлгрейв, передайте ей мой поклон. Мое имя Бергойн, — напомнил он.

— Хорошо, сэр. Передам.

Кейт вышел и, отбросив нелогичное разочарование, отправился в «Золотой лев».

Осталось всего десять миль до Кейнингза. До его рая и его ада.

Пруденс разглядывала свои руки — мягкие, гладкие руки леди — и сделала бесстрастное лицо.

— Мистер Дрейдейл, Сьюзен? Он немного староват.

А еще он толстый и коренастый, в этом, конечно, нет ничего плохого, просто он не в ее вкусе. В ее вкусе Кейт Бергойн — худощавый, мускулистый, сильный и нежный.

— Ему всего лишь за сорок, Пруденс, и он более чем подходит к вашим требованиям. По богатству он соперничает с моим отцом, ну и хорошего происхождения. Его брат — баронет.

Но это брат имеет поместье, а не мистер Дрейдейл, торговец из Дарлингтона.

Они пили чай в маленькой комнате, которую Сьюзен называла своим будуаром. Пруденс жила в Дарлингтоне уже шесть недель и должна была признать, что Сьюзен соблюдает их молчаливый уговор. Она занимала в доме положение сестры, а не бедной родственницы. У нее появились новые платья, шляпки, обувь и все необходимое для леди.

Когда дело касалось счетов, их подписывал Эрон, но деньги исходили от Сьюзен. Женившись, он должен был бы получить все, но по брачному договору ему назначалась определенная сумма в год. Остальная часть приданого принадлежала Сьюзен и будущим детям. За деньгами надзирали доверенные лица, однако окончательное слово оставалось за ее отцом.

Пруденс сочувствовала брату, но не винила Сьюзен. В этом несправедливом мире женщина должна хвататься за любую возможность распоряжаться своей судьбой. Как поступала сама Пруденс.

Генри Дрейдейл, однако, не совсем тот, кто ей подходит.

— Он дважды вдовец, — сказала она. — И у него четверо детей.

— Это счастье — сразу иметь большую семью — и свидетельство того, что скоро у вас родятся собственные дети. Еще чаю?

Пруденс сообразила, что совсем забыла про свою чашку, и отхлебнула чай. Он был холодным. Это, правда, она хочет детей, но Дрейдейл…

— Боюсь, он будет трудным мужем, Сьюзен.

— Трудным? Вовсе нет, если вы будете хорошей женой.

Хорошей, вероятно, означает покорной. Пруденс знала, что она не из послушных.

— От чего умерли две его жены?

— Боже мой! Сестра, вы вообразили себе Синюю Бороду? Его первая жена умерла при родах, эта опасность грозит всем нам. А вторая — от какой-то хронической болезни. Странное, нервозное создание, насколько я помню, хотя она была из хорошей семьи и с хорошим приданым. Неудивительно, что теперь он предпочитает отказаться от хорошего приданого в пользу крепкого здоровья.

Возможно, следовало воздерживаться от обильной еды, подумала Пруденс.

— И не говорите, что думаете отказаться от такого лестного предложения! — воскликнула Сьюзен. — Правда, сестра, Дрейдейл лучше, чем я надеялась для вас найти. Хорошее происхождение, связи, процветающий бизнес и внушительное состояние. — Когда Пруденс не ответила, она добавила: — Сейчас он живет в городе, но, если хотите, он может купить поместье поблизости.

Пруденс позволила проскользнуть тоскливым воспоминаниям о Блайдби-Мэноре. Вероятно, Сьюзен уже намекнула о согласии потенциальному жениху. Пруденс припомнила, что при последнем разговоре Дрейдейл вскользь упоминал о покупке сельской недвижимости.

Это надо обдумать, серьезно обдумать. Пруденс любила городскую жизнь, однако самые светлые воспоминания были о Блайдби. Возможно, если она с детьми поселится за городом, то редко будет видеть мужа, который занимается бизнесом в городе.

— Я не понимаю вас, Пруденс, — растерялась Сьюзен. — Разве он не удачная партия?

— Удачная.

— Разве он не предлагает дом, которым вы будете управлять?

— Да.

— И поместье?

— Да…

— Тогда почему вы колеблетесь?

Пруденс знала почему. Кейт Бергойн звездочкой мерцал в ее уме, затмевая реальность и здравый смысл.

Какая же она глупая! Даже если они снова встретятся, он ею не заинтересуется. А если и заинтересуется, она за него не выйдет — зачем ей дерзкий нищий пьяница? Генри Дрейдейл трезвый, богатый и основательный.

К тому же нужно признать, что других претендентов не видно.

Пруденс бывала на вечерах, танцах, в театре. Встречала подходящих мужчин, и некоторым, похоже, нравилось ее общество, но никто не явился к Эрону с предложением руки и сердца. Пруденс понимала причины. Даже поправившаяся и приодетая, она не красавица, а ее рост обескураживал невысоких мужчин. Дрейдейл был выше ее всего на пару дюймов.

А Кейт Бергойн…

Нет, она не станет думать о нем, хотя действительно хочет другого жениха.

Сумма, выделенная Эроном, вернее, мистером Толлбриджем, очень невелика. Пруденс думала, что связь с Толлбриджем привлечет к ней деловых людей, но этого не случилось. Вероятно, сестра неимущего и зависимого зятя не ценится.

Пруденс выставили на брачную ярмарку Дарлингтона, и нашелся только один претендент. Если она откажет, перспективы будут нерадужными. Она по-прежнему останется жить в доме Сьюзен и Эрона, но они не обязаны быть щедрыми. Она неминуемо перейдет в разряд бедной родственницы, в которую не хотела превращаться.

Мистер Дрейдейл, похоже, питает к ней симпатию, и это тоже надо учитывать. Это заметно по его взглядам и по тому, что он говорит. Его внимание и слова порой смущают, но она просто наивна. Она знает, в чем заключается брак, и выполнит свою роль.

Да, как сказала Сьюзен, Генри Дрейдейл, эсквайр, из респектабельной йоркширской семьи, добившийся всего сам, — это именно тот муж, который ей нужен.

— Хорошо, — сказала Пруденс. — Если мистер Дрейдейл сделает мне предложение, я его приму.

«И больше никогда не позволю Кейту Бергойну проникнуть в мои мысли».

— А вот и он!..

При подъезде с юга Кейнингз представал сразу во всей своей красе. С севера же он появлялся медленно, словно деревья отступали шаг за шагом.

— Красивое здание, — похвалил Перри, — хотя и простовато. Современный человек добавил бы колонны и другие детали в стиле Палладио.

Роу когда-то говорил об этом, но Кейту не нравилась эта идея.

Он опустил окно, чтобы лучше видеть озеро и полевые цветы. Птичье пение заставило его улыбнуться, это была музыка Кейнингза.

А потом он вспомнил о смерти брата. Как он смеет улыбаться? Как смеет природа праздновать жизнь перед лицом смерти?

Слёзы жгли ему глаза, и не в первый раз. Кейт отогнал их. Они могли сослужить ему хорошую службу, убедив остальных, что он горюет, а не тайно торжествует. Но будь он проклят, если станет ронять слезы, чтобы оправдать чьи-то ожидания. В любом случае его слезы запоздалые. Должно быть, на могиле Роу уже осела земля. Возможно, его спешка являлась ошибкой. Он в любом случае не успевал на похороны, так что можно было задержаться на пару дней в Лондоне и найти подходящую для траура одежду. И спать в дороге можно было больше, тогда бы его мысли так не путались. И есть он мог бы как следует, тогда внутренности так не сводило бы.

И все ради чего?

Чтобы попытаться осмыслить потерю, в которой нет его вины.

— Красивый парк, — сказал Перри. — Хотя я не питаю симпатии к темным деревьям.

Кейт знал, что друг имеет в виду бук с темно-пурпурными листьями, гордость Роу. Кейт тоже считал, что бук диссонирует с естественной окраской других деревьев, но не мог сказать этого сейчас.

— К похоронам подходит. Роу интересуется… интересовался экзотическими деревьями. Мы проедем мимо его самых удачных приобретений. Деревья гинко, из Японии.

— Прелестно, — без энтузиазма сказал Перри.

Он тоже считает листву чужестранных деревьев слишком яркой? Пока люди вроде Роу заказывали издалека и пестовали деревья гинко, старых добрых английских дубов, так необходимых для кораблестроения, становилось все меньше.

Непатриотично. Кейт помнил, как высказал это Роу, когда был здесь в последний раз, теперь эта мысль казалась предательством.