Одно событие произошло в 1927 году, тоже летом, когда старик Ван Вей спустился лугом мимо яблони, которая тогда еще не засохла, в лес, где Джек и Эдди Брильянты стреляли из пистолетов по прибитой к поваленному дереву мишени — Джек таким образом развлекал Эдди, которому недавно куплен был дом, впоследствии названный «крепостью Джека», а тогда являвшийся чем-то вроде лечебницы для брата-туберкулезника.

Стрельба и привлекла внимание старика, который наверняка догадывался, чем занимаются его соседи, однако кто они, не знал: Джек и Эдди носили в то время фамилию «Шефер», которую Джек позаимствовал у родителей жены; кроме того, Джек тогда не был еще настолько знаменит, слава пришла к нему чуть позже, когда, в том же году, он чуть было не погиб под пулями Лепке. Фермер терпеливо дождался, пока Джек и Эдди отстреляются, а потом сказал:

— У меня кошка с ума сошла. Вы ее не застрелите? А то она покусает мою корову. Мою жену она уже укусила. — И старик замолчал в ожидании ответа. Он смотрел прямо перед собой: нос плоский, усы вислые; он их, как и волосы, выкрасил в черный цвет и от этого похож был на Кистоуна Копа,[16] — возможно, именно поэтому Джек и сказал ему:

— Вы бы лучше солдат вызвали. Или шерифа. Пусть они убивают.

— Это надо быстро, — возразил старик. — Может, она взбесилась.

— А как мы ее найдем? — спросил Джек.

— Я ее загнал вилами в амбар. И там запер.

— А корова тоже там?

— Нет, корова в поле.

— Значит, до коровы она не доберется. Вы ее в ловушку заманили.

— Она может в любой момент вылезти — амбар-то старый.

Братья переглянулись: им предстояло охотиться на сумасшедшую кошку точно так же, как в свое время, в Филадельфии, они вместе охотились на помойке на крыс и сурков. До фермерского дома Эдди бы не дошел, поэтому они вернулись домой, сели в машину и вместе со стариком Ван Вейем доехали до амбара, у которого тогда еще не было щелей вместо окон и дыр в крыше. Братья, достав пистолеты, вошли в амбар первыми, фермер, с вилами наперевес, следовал за ними.

— Что ей мешает перекусить нам глотки? — поинтересовался Джек.

— Надеюсь, вы пристрелите ее до того, как она кинется, — отозвался старик.

Первым кошку увидел Джек: желтая, даже оранжевая, с коричневыми разводами, она лежала на сене и молча смотрела на них. Смотрела и не двигалась, а потом разинула пасть и беззвучно зашипела.

— По мне, так ничего в ней нет сумасшедшего, — сказал Джек.

— Видели бы вы, как она укусила мою жену, прыгнула на абажур, а потом попыталась вскарабкаться по занавеске. Может, она такая тихая, потому что я ее вилами ткнул. Может, что-нибудь у нее там отбил.

— Она похожа на нашего Пушка, — сказал Эдди.

— Знаю, — отозвался Джек, — я и не собираюсь ее убивать.

Сумасшедшая кошка пристально смотрела на людей и молчала. Казалось, она почувствовала, что их появление ничем ей больше не угрожает.

— Можешь стрелять, если хочешь, — сказал брату Джек.

— Не хочу я в нее стрелять, — сказал Эдди.

— Осторожней, — сказал старик Ван Вей и, сделав шаг вперед, ткнул вилами кошку; та взвизгнула, дернулась и попыталась вырваться. Но фермер проткнул кошку насквозь и поднял вилы, словно собирался преподнести ее братьям.

— Теперь стреляйте, — сказал старик.

Джек подбоченился и, опустив пистолет, смотрел, как кошка визжит и извивается. В это время Эдди трижды выстрелил ей в голову, и старик, бросив: «Уважили», сдернул с гвоздя лопату и понес похоронить во дворе то, что еще совсем недавно было безумной кошкой.

И тут Джеку пришел на память другой, тоже связанный с кошкой эпизод, который произошел на восемнадцать лет раньше; Джеку было тогда двенадцать лет, и он сказал Эдди, что хочет обустроить склад, но Эдди его не понял. Склад был огромный, длиннее некоторых городских домов и всегда, сколько они себя помнили, пустовал. Построен он был из рифленого железа и деревянных бревен и имел множество окон, которые можно было высадить, но не разбить. Первым склад обнаружил Джек, и вместе с братом они вообразили, как его огромное пустое пространство со временем заполнится автомобилями, запчастями и здоровенными ящиками с чем-то таинственным внутри. С одного конца склада, на уровне второго этажа, имелась пристройка для офиса. Хотя лестница в офис отсутствовала, Джек нашел способ туда проникнуть; украденную из конюшни веревку он накинул на поперечную балку (все, что оставалось от лестницы) и, часа два провозившись с петлей, вскарабкался наверх. Было это в 1909 году, спустя два месяца после смерти матери, когда брату было всего восемь лет, — на то, чтобы научиться влезать в контору по веревке, у Эдди ушло целых два дня.

Из окна конторы открывался вид на подъездные пути: пустые товарные вагоны, груды шпал, штабеля покрытых креозотом телеграфных столбов. Братья наблюдали за прибытием и отправлением поездов, которые шли в места, известные им лишь по табличкам на вагонах: Балтимор и Огайо, Нью-Йорк Центральный, Саскуэханна, Лакаванна, Эри, Делавэр и Гудзон, Бостон и Олбани, — и они представляли себя в этих городах, на этих реках и озерах. Из окна конторы они однажды утром увидели, как какой-то бродяга открыл изнутри дверь товарного вагона; они видели, как бродяга спрыгнул на пути, как его заметил полицейский и как он за ним погнался. У бродяги был только один башмак, другая нога была обернута в газету и перевязана бечевкой. Полицейский догнал его и избил дубинкой. Бродяга упал и остался лежать. А полицейский ушел.

— Подонок, — процедил Джек, — он бы и нас так.

Но братья Брильянты бегали быстрее самых быстрых полицейских, лучше лазили под вагонами.

Джек принес в контору стул, кувшин воды с крышкой, свечи, спички, рогатку с запасом камней, полдюжины занимательных романов о Диком Западе, подушку и немного красного вина, которое ему удалось отлить из отцовской бутыли. Сохранил он и шляпу бродяги с протертой от частых прикосновений тульей и пятнами крови на полях. Джек снял ее с головы бродяги, когда они с Эдди спустились помочь ему подняться и обнаружили, что он мертв. Бродяга оказался совсем еще молодым человеком, и смерть его потрясла братьев. Джек повесил шляпу в конторе на гвоздь и никому не давал ее надевать.

В тот день, когда пришла оранжевая кошка, братья спали в конторе. Она влезла наверх по одному из деревянных столбов и пробежала по поперечной балке. За ней гналась собака. Она заливисто лаяла у подножья столба. Джек дал кошке воды в подставке из-под свечки, приласкал ее и назвал Пушком. Собака не унималась, и Джек стал стрелять в нее из своей рогатки, а потом спустился по веревке вниз, стукнул собаку по голове толстой палкой, полоснул ее ножом по горлу и выбросил на шпалы.

Пушок стал любимчиком братьев и их самых закадычных друзей, тех, кому разрешалось взбираться по веревке в контору. Кот жил на складе, и все ему приносили еду. Как-то зимой Джек обнаружил Пушка на улице, вмерзшим в лед, с головой, почти отъеденной каким-то неизвестным зверем, и настоял на том, чтобы кота похоронили как подобает, после чего тут же завел другого. Но второй кот вскоре убежал — один из первых уроков вычитания, который преподала Джеку жизнь.


Мы вышли из леса и пошли вдоль шоссе. Нас обогнала машина, и сидевшие в ней мужчина и женщина средних лет помахали и погудели Джеку, который объяснил, что это его соседи и что он с полгода назад отправил их сынишку на «скорой» в больницу в Олбани, миль за тридцать отсюда, когда местные костоправы так и не смогли выяснить, на что жалуется ребенок. Джек оплатил счет за лечение и за нелегальное пребывание в больнице, и малыш вернулся домой здоровым. У другой его соседки, старухи, жившей неподалеку от шоссе, развалился навес для скота и некуда было деть корову, и Джек дал денег на новый навес. Когда про Джека стали писать в газетах, что он кровожадный убийца, многие в Акре и в Катскилле рассказывали такого рода истории.

Когда мы вернулись, Тим, дядя Джека, возился с розами. Лужайка была только что подстрижена, а трава сложена у дорожки аккуратными кучками. На солнечной стороне коричневого, с черепичной крышей дома Тим поливал цветы: большие и малые ноготки, георгины, львиный зев. Цветы разрослись так, что доставали до окна второго этажа, где Джек якобы держал свои пулеметы, о чем впоследствии авторитетно сообщала пресса. Идея «крепости с бойницами» была смехотворна, однако в данном случае не лишена оснований: у Джека был прожектор, который освещал все подходы к дому, а клены на лужайке были выкрашены в белый цвет на уровне человеческой головы — так что всякий, проходивший под деревьями, представлял собой идеальную мишень. Прожектор Джек установил еще в 1928 году, когда враждовал с Шульцем и Ротстайном, сразу после того, как в Денвере трое наемных убийц пытались прикончить Эдди. В Денвер Эдди отправился потому, что в Катскилле ему не удалось вылечить легкие, и Денвер ему, как видно, помог — во всяком случае, когда убийцы открыли огонь, он выпрыгнул из машины и сумел убежать. Убедившись, что Эдди ему не догнать, один из убийц схватил щенка бультерьера, мирно сидевшего на лужайке перед домом, и, вымещая на нем злобу, отстрелил щенку лапу. Затея, мне кажется, довольно странная. А впрочем, каждый развлекается по-своему.

Мы с Джеком стояли на лужайке и любовались ухоженным садом. Семейное счастье. Назад к земле. Сельский сквайр. У меня сложилось о Джеке совсем другое мнение, однако сейчас, когда Брильянт стоял здесь, рядом со мной, нельзя было не признать, что он вполне «вошел в образ».

— Хорошо живешь, — сказал я, зная, что это будет ему приятно.

— Стараемся…

— … И получается неплохо.

— Это все ерунда, Маркус. Ерунда. Дай мне год, может даже, полгода — и ты увидишь такое…