Она была на седьмом небе от счастья. У нее был муж, и она готовилась стать матерью. Она была безумно рада. Когда она чувствовала, как маленькие ножки толкаются в ее животе, она плакала от счастья.

Беременность и скудное материальное положение не позволяли моей матери отказаться от своей работы. И когда она была на седьмом месяце, вымывая лестницу, она почувствовала головокружение и упала вниз. Дома никого не было, поэтому никто не смог ей помочь. Через несколько часов, когда хозяйка вернулась домой, они вызвали скорую. Но уже было слишком поздно. Ребенок был мертв. Жизнь моей матери тогда висела на волоске, но она выжила. В течение многих месяцев мои родители оплакивали своего не рождённого ребенка, но вскоре мать снова забеременела. Мой отец не захотел, чтобы она продолжала работать уборщицей, поэтому старался взять больше работы для себя. Но в его цехе это считалось незаконным. И он снова свернул на кривую дорожку. Они были счастливы, ожидая моего появления на свет.

Когда у матери начались схватки, отец отвез ее в больницу и все время находился рядом, держа ее за руку. Она была безумно счастлива, впервые взяв меня на руки, а отец был горд, что родился сын. Ночью он вышел из больницы, чтобы встретиться со своими друзьями в пабе. Но он так и не добрался туда.

За ним следили другие бандиты. Двадцать ножевых ранений, так было написано в отчете о вскрытии. Преступники не были пойманы.

Известие о смерти мужа сломало мою мать. Ночью она вскрыла себе вены. Вот так прекрасный день в одночасье превратился в ночной кошмар. Когда врачи нашли ее, было уже слишком поздно. Ее дневник, из которого я узнал ее историю, сложили в сумку, которую передали вместе со мной в приемную семью. Об убийстве своего отца я узнал из архива газет того дня.

Рассказывая об этом, Джейс смотрел на свои руки. Он не хотел видеть жалость в ее глазах. Он слышал ее дыхание, краем глаза улавливал ее движения. Она дотронулась до его руки. Может, это и было состраданием, но, черт, как же легче ему стало от этого. Джейс благодарно сжал ее пальцы.


***


Я практически ничего не знаю о моих первых приемных родителях, но мой социальный работник снова и снова повторял, что они были хорошими людьми и с умилением ухаживали за мной. Они хотели усыновить меня, но что-то пошло не так, и меня забрали. Мне тогда уже исполнилось четыре года. Я до сих пор помнил этот день. Единственная мама, которую я когда-либо знал, вела меня за руку к толстому дяде в машине. Я кричал и плакал, чтобы она не отдавала меня ему. А потом… Потом меня отправили в детский дом. Увы, мне не скоро нашли приемную семью, поэтому моим новым домом стал католический приют в Чикаго. Настоятельница была очень строгой женщиной, любившей порядок и дисциплину. Она часто била меня палкой. А потом пришла сестра Мэри. Она была молодой и очень доброй. Каждый ребенок любил ее, все хотели быть такими же, как она. Она пела нам своим красивым голосом, читала нам книги, а ещё она с любовью обнимала нас. Каждую ночь мне снилось, что меня заберут в новую приемную семью, где меня будут так же любить.

Я был симпатичным ребенком, и однажды нашлась пара, которой я приглянулся. Они были очень молоды и понятия не имели, каково это, быть родителями. После усыновления, я стал Джейсом Паркером. Вскоре мой приемный отец начал бить меня. Сначала это были лишь пощечины, но вскоре он уже лупил меня тяжелым кожаным ремнем. Если его жена хотела оградить меня от этого, то он лупил и ее до тех пор, пока она не сдавалась.

На самом деле, работники комиссии по делам несовершеннолетних должны были регулярно посещать дома своих подопечных. Мой социальный работник был очень дисциплинированным. Тем не менее, никто не мог объяснить, почему три года подряд никто ничего не замечал. Три года приемный отец избивал меня, избивал и насиловал свою жену. Избитый до полусмерти, я лежал рядом с ней.

В конце концов, он забил ее до смерти. И это привлекло внимание. Прибыла полиция, комиссия по делам несовершеннолетних. «Ох и ах, как мы могли забыть про этого ребенка! Как он мог попасть в трещину системы? Как это все ужасно».

Его отправили за решетку. А меня… Меня вернули в детский дом к сестре Мэри. Она заботилась обо мне как родная мать, но я только вышел из кромешной тьмы. Мне было всего восемь лет, а я уже прошел три круга ада. Я больше не видел света в конце тоннеля. Я не выносил прикосновений. Я не чувствовал любви. Только боль. Половина моей жизни была сплошной болью. Если она пыталась ко мне прикоснуться, я плакал, если она пыталась обращаться со мной ласково, я прятался под кроватью, сжавшись там в клубочек. Затем я пошел в школу. К счастью, в моем классе не было мудаков, которые насмехались надо мной. Я учился. Мне это нравилось, это было интересно и, отчасти, даже весело. Я открыл для себя много интересных вещей. Учеба давалась мне легко. Мне очень помогало отсутствие эмоционального окружения. Никто не хотел ко мне прикасаться, никто не хотел слышать от меня добрых слов. Я почувствовал себя свободным. Я ненавидел выходные, потому что тогда Мэри находилась рядом со мной, стараясь вернуть меня к жизни, заставить поверить… А вот у настоятельницы во всем всегда был виноват я, аутсайдер. Я ненавидел ее. Мне исполнилось двенадцать, и у меня начался подростковый период. Когда настоятельница меня била, с каждым ударом ее палки во мне зарождалась ярость. Однажды я взорвался и из тихого мальчика превратился в злого, орущего подростка. Тогда Мэри решила отправить меня к одному тренеру, о котором ей рассказывали. Тренер по боксу, занимающийся с парнями из неблагополучных семей, учивший их контролировать свой гнев. Он многому учил их. Дисциплине во всем. Уважению. Командному духу. Любви к спорту, друзьям, тренеру.

Тогда для меня открылся новый мир. Каждый день после уроков я ходил на тренировки. Иногда я тренировался, иногда – просто наслаждался чувством единения. Мы все чувствовали это, и каждый был благодарен за это нашему тренеру Эйдену.

Я научился контролировать свой гнев, узнал, что я сильный, что я не жертва. Что я заслуживал уважения, и, прежде всего, самоуважения. Я больше не позволял себя унижать и бить. Я просто обратился в полицию, и избиения детей настоятельницей прекратились.


***


Его история ошеломила меня. Мои глаза были полны слез. Несмотря на то, что этот прекрасный молодой человек пережил столько дерьма в своей жизни, он до сих пор оставался хорошим человеком. Я испытывала сострадание к маленькому Джейсу, но не ко взрослому. Как можно жалеть настолько сильного человека? Он был достоин уважения. Он был прав: я увидела его в ином свете. И это невероятно. Неужели он думал, что это оттолкнет меня? Я была поражена историей его жизни.


***


Настоятельницу и ее заместителя, который тоже был жесток, уволили, и директором приюта стала Мэри. Дом, в котором раньше царили закон и порядок, наполнился любовью и добротой. Нам, наконец-то, разрешили быть детьми. Смех стал громким, нам больше не запрещали играть в игры.

Каждый день после школы я продолжал ходить на тренировки по боксу, и у меня получалось все лучше. Я отрицал это, но первые соревнования доказали, что я был одним из лучших. Только вот профессиональных амбиций у меня не было. Но была моя вторая любовь – школа. Я очень хорошо учился, и по окончанию обучения я получил стипендию в Оксфорде. Университет оказался ещё лучше, чем школа. В конце концов, я выбрал своей специальностью юриспруденцию, чтобы помогать тем, кто не мог помочь себе сам. После университета я стал работать в конторе, где каждый юрист должен был отработать двадцать пять часов на общественных началах. Для меня это было очень важно. Через несколько лет, после того как я устроился сюда, мне позвонила сестра Мэри и сообщила, что детский дом отдают церкви. Она собрала пожертвования, и, в конце концов, купила новый приют. Но денег все равно не хватало. Власти экономили бюджетные средства и просто не могли выделить сумму большую, чем требовалась на существование нового детского дома.

Я пообещал ей что-нибудь придумать. И тогда, я случайно наткнулся на Джима. У него был подпольный боксерский клуб, а бокс был моей страстью. С моей адвокатской зарплатой я не смог бы помочь Мэри и ее подопечным. Когда Джим увидел меня в деле, он предложил мне заниматься подпольными боями. На тот момент, это был лучший выход из ситуации.

Он устроил для меня несколько боев. Все они были выиграны. Так, за несколько лет, я стал самым настоящим чемпионом подпольного ринга. Все призовые деньги, вплоть до цента, я отправлял Марии для ее детей. Все, лишь бы дети и она были в безопасности.


***


Только теперь, после того как его история подошла к концу, он взглянул на Крисс, увидел высохшие от слез красные глаза, опухшие губы и трясущиеся пальцы, прижатые ко рту. Ее глаза все ещё сверкали от слез, а на губах появилась слабая, но такая красивая улыбка.

А потом она встала, присела возле него на колени и обняла. Сначала он даже не понял, что произошло, а после обнял ее в ответ. Он обнимал ее маленькое хрупкое тело так, будто она была сделана из хрусталя.

Спустя некоторое время он все же пришел в себя и с удивлением спросил:

– Что это было?

– Объятие.

– Но я не хочу, чтобы ты испытывала ко мне жалость, – нахмурился он.

Она тихо рассмеялась.

– Глупый, ты ее и не получишь.

Джейс удивился.

– Нет?

– Твоя жизнь была сущим гребанным дерьмом. Но посмотри, что стало с тобой! Ты прекрасен. Ты заботишься о других людях, даже ценой своей свободы. Ты чудесный, ты испытал столько дерьма в детстве, твоя жизнь…. – на этом ее слова оборвались, он увидел, что по ее щекам снова потекли слезы.