— Я постараюсь не попадаться вам на глаза, пока вы не уедете.

Выражение лица Изабель сразу изменилось, гневная гордость исчезла.

— В том-то и дело — мы не можем уехать.

Глава 4

— Что значит — вы не можете уехать? — спросил Джейк, направляясь к хижине.

— Ничего. Это не ваша забота.

— Моя, если вы намерены остаться на моем ранчо, — он указал на Мерсера. — С ним будет трудно сговориться, когда вы его освободите.

Изабель расстроилась. Ей не хотелось держать Мерсера связанным, но она не могла позволить ему вернуться в Остин раньше ее.

— Что вы предлагаете?

— Мы могли бы отдать его фермерам. Думаю, он сможет хорошо работать.

— Мистер Максвелл, я понимаю, вы очень невысокого мнения о женщинах вообще и обо мне в частности, но… — она остановилась. Джейк ухмылялся. — Вы смеетесь надо мной?

Он перестал улыбаться.

— Разве я мог позволить себе что-нибудь подобное?

Более неискреннее выражение невинности трудно было себе представить.

— Да, хотя не понимаю, почему.

— Припишите это моему ужасному характеру — ну, знаете, вроде нежелания спать в кровати.

Максвелл старался вывести ее из себя и преуспел, но Изабель не хотела, чтобы это было заметно.

— Я беспокоюсь о мальчиках, ведь у всех драматическая судьба. У вас сжалось бы сердце, если бы вы узнали.

Следующей мыслью было, что Максвелл не похож на человека, у которого может сжаться сердце от чужой беды. Он, скорее, сочтет, что любая неудача — их собственная вина.

— Почему жизнь у них не складывается? Кое-кто из них выглядит вполне прилично.

— Они все приличные. Но не верят людям.

— Звучит так, словно кучка неудачников плачет только потому, что никто не балует их. Конечно, если вы сбывали их людям вроде ваших фермеров, я могу понять.

Изабель следовало бы знать, что он постарается поставить ей в вину все их неудачи.

— Я не имею никакого отношения к их прежнему размещению.

— Может быть, и нет, но вы заварили эту кашу. Что будет дальше?

Она не понимала, зачем пытается что-то объяснить. Он мужчина, а мужчины, по-видимому, всегда считают — если женщина имеет какое-то отношение к делу, которое не удалось, то именно она в этом виновата.

— Не знаю, что делать дальше, — призналась Изабель. — Я не могу вернуть их в Остин, но мне некуда больше идти.

— Я не стал бы тратить время, беспокоясь о них. Ребята не могут выкарабкаться, потому что не пытаются.

— Я должна беспокоиться о них. Я за них отвечаю.

— Они ваши родственники?

— Нет.

— Тогда почему вас это волнует?

Изабель хотелось повернуться к нему спиной. Максвелл — самый черствый, самый бесчувственный человек, какого она когда-либо встречала. Нет, конечно, он не так плох, как некоторые, которых знала Изабель, но, все равно, самый черствый и бесчувственный. Однако мальчикам некуда деваться. Она лучше придержит язык, пока он не выгнал их отсюда. Девушка села на ступени хижины, а Джейк опустился рядом.

— Я не понимаю, как вы можете смотреть на этих детей, лишенных любви, и не чувствовать боли в душе, — она не ответила на его вопрос. — Они ведут себя так просто потому, что обижены. Их доверие обмануто, чистота погублена.

— Вы не ответили на мой вопрос.

— А вы очень жестоки, продолжая настаивать, когда человек предпочитает не отвечать.

— Почему?

— Это не ваше дело.

— Мое, если вы хотите, чтобы я помог вам.

— Я не просила вашей помощи.

— Да, прямо не просили, но, объяснив, в чем дело, рассчитывали на мою помощь.

— Считайте, что я вас не просила, — огрызнулась Изабель. Джейк старался быть несносным и старался на совесть.

— Позволите парням разобраться с Мерсером? — Нет.

— Не доверяете им? Она быстро оглянулась.

— Конечно, доверяю.

— Тогда почему — нет?

— Что бы они ни сделали, страха не будет. Это нечестно по отношению к ним или к Мерсеру.

— Ответ гораздо лучше, чем я ожидал.

— Прошу прощения. Вы думаете, я глупа?

— Не обязательно.

Изабель встала, изо всех сил стараясь подняться с видом оскорбленного достоинства, но подозревала, что подскочила, как ребенок, которому предложили ломтик дыни.

— Сядьте.

— И продолжать выслушивать оскорбления?

— Я не буду.

— Вы, может быть, и постараетесь, но не думаю, что в состоянии не оскорблять меня.

— Почему?

— Присущее вам предубеждение против женщин так глубоко, что окрашивает каждое слово. Вы, наверное, настолько привыкли к подобному образу мыслей, что даже не понимаете, как оскорбительны ваши слова.

Джейк, кажется, задумался над этой мыслью.

— Да нет, мне нравятся женщины, — сказал он наконец. — Просто я им не верю.

На мгновение Изабель показалось, что она видит смутную тень обиженного маленького мальчика, такого же, как в ее сиротах, но отогнала эту мысль, как слишком невероятную. И хотя сейчас в Джейке не было никаких признаков ранимости, девушка утратила часть своего пренебрежения.

— Мы не решили, что делать с вашими сиротами, — напомнил Джейк.

— Это не ваша забота.

— И не должна быть вашей. Сядьте, из-за вас я сверну шею.

Изабель предпочла бы свернуть ему голову, но села. Хотя и не знала, почему. Просто это казалось проще всего. После того, что случилось сегодня, у нее совсем не осталось сил. Однако это была не единственная причина. Когда Джейк рядом, девушка верила — все устроится. Несмотря на грубость, его непоколебимое спокойствие давало уверенность. Тот, кто смог выжить в этой дикой пустыне в одиночку, мог сделать что угодно.

Пристальный взгляд Изабель не отрывался от мускулистых рук. Любая женщина сделала бы все ради мужчины с такими руками. Изабель тоже сделала бы. Когда так долго заботишься сама о себе, искушение положиться на кого-то становится почти непреодолимым.

Направление собственных мыслей шокировало Изабель. Она не глупая женщина, рассчитывающая, что мужчина сделает для нее все. У нее нет желания навязываться мужчине, не имеющему ничего положительного, кроме пары сильных рук.

— Мальчики — это моя забота. Почему бы нам не поговорить о вас?

— Какого черта? Изабель обиделась.

— Вежливость требует интересоваться другими людьми.

— Не здесь. Если человек хочет, чтобы вы что-то знали о нем, то скажет сам.

Изабель встала.

— Мне лучше уйти. Кажется, я все время говорю что-то, противоречащее вашему кодексу поведения.

— Сядьте, женщина. Вы скачете вокруг больше, чем луговой тетерев, гоняющийся за кузнечиками. И если хотите, чтобы люди понимали вас, перестаньте употреблять заковыристые слова.

Изабель почувствовала, как постепенно исчезают остатки сил. Хотелось свернуться клубком и забыть весь этот день. Особенно Джейка Максвелла.

Но она не могла. Несмотря на оскорбления, грубость и наигранное раздражение, в нем была простая, бескомпромиссная сила, которая настолько же влекла ее, насколько была чуждой. Джейк был одинок, бесстрашен, фактически — бросал вызов всему миру. Изабель и не снилась подобная степень самоуверенности и безрассудства.

В нем была также какая-то изначальная честность. Возможно, поэтому его манеры оставляли желать лучшего. В нем совершенно не было претенциозности, и Джейк отказывался принимать любые правила поведения, кроме своих собственных. Но это была суровая честность, не считающаяся с чувствами или слабостью, требующая от человека больше, чем большинство людей могут дать.

— Есть ли хоть что-нибудь, что вы находите приемлемым, мистер Максвелл?

Изабель пожалела о своем вопросе, как только закрыла рот. Она ждала, что Джейк высмеет ее.

— Да. У вас приятное лицо, красивые глаза и такая тонкая талия, что даже мысль о том, чтобы вас обнять, кажется страшной. Но вы ледяная принцесса. Вы способны заморозить тепло летнего полудня. Мужчина может замерзнуть насмерть, если подойдет слишком близко. Уверен, многие пытались. Я даже сам подумывал об этом.

Никакая усталость не заставит Изабель провести в обществе этого человека еще хоть минуту.

— Пойду взгляну на Бака. Я не обижусь, если вы захотите вернуться в свой лагерь до того, как я приду обратно.

— Пытаетесь отделаться от меня?

— Это ваш дом, мистер Максвелл.

— Джейк. Всякий раз, когда вы произносите «мистер Максвелл», мне хочется посмотреть через плечо, кто там прячется за моей спиной.

— Я не привыкла обращаться к мужчине по имени, — хотя поймала себя на мысли, что думает о нем именно так.

— Частенько это все, что у нас есть.

— Все-таки предпочитаю, чтобы ко мне обращались «мисс Давенпорт».

— Нет проблем. Техасцы исключительно внимательны к женщинам. У нас их слишком мало, чтобы пренебрегать ими. Когда они так красивы, как вы, — что ж, вас будут называть, как вам самой будет угодно.

Изабель чувствовала, что краснеет. Джейк смотрел на нее недоверчиво.

— Не говорите, что вас утомили комплименты. Я видел женщин в Остине. Вы, должно быть, сияли там, как солнце, пробивающееся после ненастья.

— Мне говорили комплименты, — призналась Изабель. — Но столь экстравагантные — никогда.

— Не позволяйте им ударить вам в голову. Я не очень-то жалую хорошеньких женщин. Им нечего делать в Техасе. Если мне придется подумать о женитьбе — чего я никогда не сделаю, пока не стану слишком стар и немощен, чтобы заботиться о себе, — поищу какую-нибудь невзрачную женщину, чтобы она думала о своих обязанностях, а не о пустяках, которые какой-нибудь разодетый пижон мог бы ей дать.

— Когда вы состаритесь и станете немощным, — выпалила Изабель, — то лучше застрелитесь. Вы никому не будете нужны, и уж, конечно, не женщине, даже невзрачной.


Джейк все еще не уехал, когда Изабель вышла из хижины. Девушка повернулась и удалилась решительными шагами, всем видом ясно давая понять — ему незачем идти следом. Джейк и не собирался, спокойно съел свой обед, все время гадая, что за прихоть судьбы послала на его ранчо эту женщину и ее сирот.