– Серафима, извини, но, по-моему, у тебя нет времени на то, чтобы долго и обстоятельно! – честно возразила коллега. – Куй железо, пока горячо.

– Думаешь, мало протяну? Что, так плохо выгляжу? – ухмыльнулась Сима. – Не дождетесь.

– Не то чтобы я в тебе не была уверена, но, по-моему, Сереня тоже что-то темнит. Чем быстрее ты его прихватизируешь, тем спокойнее нам всем будет.

– И много вас? – заинтересовалась Серафима.

– Все, – легко махнула рукой Жанна. – На свадьбе-то всем выпить охота, вот и переживаем. Свадьба, знаешь ли, такое дело, у кого жизнь заканчивается и начинаются семейные будни, а у кого и наоборот – все хорошее только начинается. Может, я с каким-нибудь свидетелем симпатичным познакомлюсь.

– А что, у тебя сейчас никого нет? – изумилась Серафима. – А кто вчера тебя на черной машине забирал?

– Да так. Это несерьезно.

– На такой машине, по-моему, все очень серьезно.

– Там кроме машины еще и жена есть. Везде я опоздала! – вздохнула Жанна. – То, что нам, красивым, легко жить, – это миф. Нам еще сложнее, чем вам. Каждый норовит попользоваться и обмануть.

Не вдаваясь в загадочное разделение на «нам и вам», Серафима посочувствовала общими фразами и углубилась в раздумья о Сергее. Думать было сложно, постоянно отвлекали телефонные звонки, тем не менее из обрывков мыслей сложилось некое подобие лоскутного покрывала, неоднородного по составу, но в целом – веселенького. Получалось, что Сергей хоть и не интересовал ее в принципе, но на всякий случай иметь его в виду стоило. Тем более что он, похоже, тоже строил относительно Серафимы какие-то планы.

«Что за жизнь, – затосковала Сима, наблюдая в окно, как Жанна впархивает в темно-зеленый внедорожник: то ли подружкин женатый Ромео поменял машину, то ли она сменила кавалера. – Все друг друга имеют в виду. Все условно и непонятно. И рассчитывать ни на кого нельзя, и в себе не разобраться. Промотать бы жизнь вперед и посмотреть, чего я там в результате решила».

Ей предстояло еще полчаса сидеть на работе. Сегодня они с Сашей шли в театр. Сима неожиданно подумала, что еще недавно бегом бы побежала в парикмахерскую, чтобы навести красоту, а тут – сидит и пасьянс раскладывает. Может, так и начинается настоящая семейная жизнь, когда каждый остается сам собой и не напрягается на реставрацию фасада, дабы ввести партнера во временное заблуждение. По-настоящему близкие люди уверены, что все внешнее – шелуха. И эта шелуха со временем, пока они притираются друг к дружке, осыпается, отваливается, обнажая суть. Одна проблема – Сима не была уверена, что останется интересна Саше и без «шелухи». Другое дело, что ее это уже мало волновало. Наверное, Серафима даже вздохнула бы с облегчением, если бы их то ли роман, то ли вынужденное общение перешло в более внятную стадию или вообще сошло на нет.

Нет мужика – плохо, появился – с ним пришли проблемы.


Майский вечер заползал в окно волнующей свежестью и птичьим гомоном. Дарья с удивлением разглядывала прозрачную коробку, в которой стоял горшочек с синим цветком. Цвет был настолько глубоким и потрясающим, что завораживал своей нереальностью. Коробку пять минут назад доставил курьер, сухо попросивший расписаться и отбывший в неизвестном направлении.

– От восхищенного поклонника? – предположил художник Костя, уже полчаса болтавшийся в кабинете и мучительно придумывавший, как бы попросить сто рублей в долг. Просить было стыдно, поэтому он трепался ни о чем, коротая остаток рабочего дня.

– От Плюхина, – хихикнул Артем.

– Нет, – со знанием дела переключился на свежую тему Костик. – Если бы от Плюхина, то это были бы банальные розы или ромашки какие-нибудь.

– Или шампиньон, – заржал Артем.

– Помолчите, а? – оборвала соратников Дарья. Ей хотелось открыть коробку в одиночестве, но эти два любопытных попугая теперь не отстанут. В довершение всего в коридоре послышались тяжелые шаги Носова.

– Ну, разумеется, сейчас сбегутся все, – пробормотала она расстроенно.

– Такие подарки делают люди творческих профессий с креативным подходом к ухаживанию, – глубокомысленно изрек Костя и скороговоркой выпалил: – Даш, дай сто рублей на неделю.

Момент он выбрал подходящий. Дарья, начавшая перебирать в памяти всех известных ей творческих людей, которых она могла бы заинтересовать как женщина, машинальна выдала запрошенную сумму.

– Там может быть пояснение, – подсказал шеф, присоединившийся к группе любопытных. – Ты открывала?

«Откуда он знет? – напряглась Дарья, выуживая из-под горшочка открытку. – Неужели от него?»

На просто мужчину и на мужчину – потенциального кавалера женщины смотрят совершенно по-разному. Список завышенных и заниженных требований к некоторым пунктам кардинально различается. Иногда – с точностью до наоборот.

В открытке каллиграфическим почерком было выведено:

На изумрудном бархате листвы

Небес вечерних кружевная глубина.

Ее судьба печальна и нежна,

Ее недолог уязвимый век, увы.

Ей не продлить цветенья колдовством,

Она скромна, как Золушка до бала,

Бездонной нежности крупинки раздавала

И покоряла дивным естеством.

Бездумной щедрой юности намек,

Ей дней сочтенных для любви не жалко.

Даря надежду, синяя фиалка

За лепестком роняет лепесток.

– А что такое «хэ»? – нарушил благоговейную паузу Носов. – У меня что-то несимпатичные ассоциации напрашиваются.

– Хмырь? – предположил Артем и заржал.

Очарование записки было безнадежно нарушено.

– Идите отсюда со своими пошлыми шуточками! – расстроилась Дарья.

– Хороший человек, – великодушно предположил Костик. Сто рублей волшебным образом простимулировали его умственную деятельность в Дашину пользу.

Единственный приличный вариант – Харитон Баранов – отпадал как лицо, неспособное на складные вирши. Предположить, что веснушчатый «Гном», забросив длинноногую «Барби», рифмует стишок для подарочной фиалки, было сложно. Даже смешно было такое предполагать. Но других претендентов на «Х.» у Даши не было. Она вдруг вспомнила Серафимин рассказ про ее аморфного Сашу, получившего записку от коллеги с подписью «л.», и подозрительно уставилась на Носова.

– Я не дарю цветы в земле, – замотал башкой шеф и даже стукнул себя в широкую грудь. – Цветы должны вянуть, чтобы можно было дарить новые. Я не хочу, чтобы у моей девушки, как у пенсионерки, весь подоконник был заставлен горшками.

– А какие цветы ты даришь своей девушке? – вдруг заинтересовалась Даша.

– Последней подарил композицию из мимозы, но она сказала, что лучше деньгами, поэтому у меня сейчас временно нет девушки. И алиби тоже нет, но, Малашкина, верь – это не я. Я бы не стал подписываться такими неприличными буквами!

Заинтригованная Даша даже задержалась на работе в надежде, что неизвестный «Х.» как-то проявится. Коротая время, она позвонила Серафиме:

– Ну как?

Приятно, когда люди понимают друг друга с полуслова. Когда две незамужние барышни общаются по телефону, то незамысловатое «ну как?» может означать только одно. И Сима поняла все правильно.

– Никак. В театр идем.

– Разуваева, никак – это когда в театр ты идешь с бабушкой в надежде, что на соседнем кресле окажется Басков или, на худой конец, просто холостой, молодой и красивый театрал. Если я правильно понимаю, ты уже знаешь, что примерно такой рядом и окажется, а вот бабушки как раз не будет.

– У меня такое чувство, что лучше бы была бабушка, – покривила душой Серафима. Никакого такого чувства у нее не было, просто надоело ждать решительных мужских действий. – Понимаешь, по ощущениям – я встречаюсь с подругой. Даже не с подругой, а со знакомой.

– А ты с ней познакомься поближе, – сострила Даша. – Хватит строить из себя правильную, дай понять, что ты способна на многое.

– На что, например? И как намекнуть, чтобы не отпугнуть?

– Если он пугливый, то и даром не нужен, – заявила Дарья.

– Смею тебе напомнить, что у меня не такой богатый выбор, чтобы пугливыми разбрасываться. Что-то никто под балконом не поет и в драке моей руки не добивается.

– Так приманивать надо, – сумничала Дарья. – Надень пеньюар какой-нибудь прозрачный и выйди на балкон белье развешивать.

– Ага, бабушкины фланелевые панталоны шестидесятого размера и свои парашютные лифчики, – грустно усмехнулась Сима. – А если налить под балкон валерьянки, то сбегутся все окрестные коты и будет мне серенада.

– Ты из всего делаешь проблему, – воскликнула Даша. – Разуваева! Неужели так сложно улыбнуться мужчине, чтобы он все понял.

– Дарья, что он должен понять, если я сама ничего не понимаю? Тоскливо мне с ним и муторно, – призналась Серафима. – Не то что-то. Пообщаться приятно, он эрудированный, интеллигентный, но у меня другая беда. Я устала общаться культурно, хочется чего-то другого. Я подозреваю, что Саша того, что мне хочется, даже приблизительно дать не сможет, потому и таскает по культурным мероприятиям, ждет, пока я сама что-нибудь придумаю и отстану.

– Тебе посочувствовать? – уточнила Даша.

– А мне полегчает?

– Нет. Но будет ощущение, что тебя поддержали.

– Тогда давай сочувствуй.

– Сочувствую, – фыркнула Даша. – Кстати, у меня новость.

– Замуж выходишь?

– Разуваева, в твоем вопросе зависть и осуждение, – рассмеялась Дарья. – Нет пока. Но у меня подарок от неизвестного поклонника. На букву «Х.».

Серафима тихо хрюкнула, потом не выдержала и расхохоталась в голос:

– Страшно подумать, что он тебе на эту букву подарил!

– Фу. Он мне стихи подарил и цветочек, а буквой подписался, – пресекла шутки Дарья и, не дожидаясь реакции, продекламировала содержание записки, а декламацию закончила пояснением: – А внизу – «хэ». То есть – от этого «хэ» подарок. Ясно?

– Не в полной мере, – честно призналась Серафима. – В смысле – от хорошего или…