Черт бы побрал этих мужиков. Нет рядом принцев, одни кобели.

– Сколько? – добродушно улыбнулся из подъехавшей фуры плешивый толстяк.

– Пятьдесят, – с достоинством начала торговаться Сима. Вообще-то, у нее с собой было сто рублей, но надо же было еще оставить на метро и автобус. Но и уехать хотелось как можно быстрее. А вдруг Витя решит догнать? Мало ли…

– Долларов? – удивленно высунулся в окошко второй, с одутловатым болезненным лицом.

– С ума сошли! Рублей! Вообще уже!

– Рублей? – еще больше удивился плешивый. – Ну залезай!

Ее легко втянули в кабину. Настолько легко, что Сима вдруг почувствовала себя в крепких мужских руках слабой и беззащитной.

– Спасибо, – она шмыгнула, стараясь не разреветься. – Большое спасибо. Мне бы до метро или хотя бы до границы города, где автобусы ходят.

– Макар, ты кого подобрал? – заржал вдруг водитель.

Толстяк тоже развеселился и даже захлопал себя ладонями по толстым ляжкам.

Серафима, не понявшая причину веселья, тоже деликатно посмеялась вместе с ними. Увидев, что пассажирка хихикает, мужики вообще зашлись в гомерическом гоготе.

– Ты… того… осторожнее на трассе голосуй, – наконец помотал башкой водитель. – Тут девчонки работают. Зарабатывают. Пятьдесят рублей!

И он снова захлебнулся весельем.

Доходило до Серафимы долго, но зато, когда дошло, она взмокла от ужаса и попыталась открыть двери.

– Куда! – рявкнул толстяк, больно ухватив ее за ногу. – Совсем с ума сошла? И так башки нет, так еще лампочку свою безмозглую разобьешь. Не скачи блохой, довезем. Кому ты нужна?

То, что она никому не нужна, обидело так сильно, что Сима даже бояться перестала и отвернулась.

Денег с нее тогда не взяли, высадив на автобусной остановке и одобрительно гоготнув вслед.


–Да уж, Разуваева, – Даша тоже смеялась. – Если что-то с мужиком не так, не надо усугублять и деликатничать. Чем дальше в лес, тем больше дров. Не понравится – прощаешься. Вон их тут сколько. Всю жизнь можно выбирать.

– Я не хочу всю жизнь. Я любить сейчас хочу, а не в старости, – призналась Сима. В словах ее был большой резон. – В старости я хочу долюбливать.

– А кто мешает? – хмыкнула Даша и безнадежно махнула рукой. – Ладно. Поеду я к своим, мосты наводить. У тебя компьютер дома есть?

– Есть, но без Интернета.

– Глухомань, – закатила глаза Даша. – Хорошо, на работе проверишь. В понедельник позвоню, проконтролирую, учти.

– Учту.

– Отлично. До встречи, – Малашкина легко и грациозно двинулась к выходу.

«Надо же: такая красотка, а тоже не везет в личной жизни, – печально подумала Сима. – Куда уж мне-то тогда?»

– Даш, – окликнула она.

– Ась?

– А я рада, что мы встретились.

– Да уж. И не говори! Здорово, что в одной постели, – хихикнула Дарья и выскользнула за дверь.

Прыщавый юнец осуждающе зыркнул на Симу. Малочисленная публика в кафе тоже заинтересовалась.

Одним глотком осушив чашку, Серафима быстро покинула заведение следом за Дашей.


Март плавно перетекал в апрель, то захлебываясь слякотными ручьями, то покрываясь пупырчатой ледяной коркой. Инга сидела на подоконнике и понуро смотрела вниз. Там жили люди. Они суетились, мирились, ссорились, выгуливали детей, вносили в дома свежеприобретенную мебель и выносили на помойку старую. А у нее ничего не происходило. Даже плохого ничего не случалось. Каждый день был пресным и отвратительным, как диетическая овсянка на воде. Единственное, что вносило хоть какое-то эмоциональное разнообразие в череду бесцветных и безвкусных дней, – появление Юры. Сначала Инга подкарауливала его на остановке, потом вдруг испугалась, что вынудит парня избегать ее, и стала наблюдать издали, прячась, словно партизан с гранатой.

Лучше уж никакой любви, чем неразделенная. Особенно мучительным и острым это чувство бывает тогда, когда еще не все шансы использованы, а моральных сил на полномасштабную атаку не хватает.

Инга страдала молча, но окончательного объяснения избегала, оставляя себе право на надежду.

Сегодня Юра куда-то ушел с самого утра. Нарядный. Во всяком случае, с высоты шестого этажа Инге показалось, что он при полном параде. Она так углубилась в свои тоскливые фантазии, что не сразу заметила радостно жестикулировавшую Зойку.

– Бартышкина-а-а-а! – глухо разнеслось по двору. Чугунова трясла неизменными пакетами и дергала головой, указывая в сторону своего подъезда. Инга ехидно постучала по лбу и приложила к окну мобильник. Вряд ли подруга снизу разглядит, но должна же она догадаться, что бессмысленно вот так гримасничать, когда технический прогресс уже давно предоставил человечеству массу способов для удаленного общения. Открывать окно в такой холод было бы неправильно. На улице весна, любовь, возможно, перспективы – глупо в такой момент простужаться.

Зойка опять приподняла пакеты и покачала ими, как маятником. После чего исполнила замысловатое «па», поочередно подкинув полные ноги, и крутнула мощным задом, продолжая призывно улыбаться. Инга налегла лбом на стекло и затряслась от смеха. Позади Чугуновой притормозил огромный джип, из которого выглянул бритый качок и что-то сказал разошедшейся плясунье. Наверное, Зойке сказанное не очень понравилось, так как она повернулась на сто восемьдесят градусов и лягнула ближайший сугроб, послав в сторону мужчины фонтанчик жидкого снега. Тот начал было вылезать с угрожающим видом, продолжая шевелить губами, но Зойка с не менее угрожающим видом, распространяя вокруг себя вихрь злобных флюидов, двинулась навстречу опасности. Дверца джипа захлопнулась, и машина рванула с места.

– Бартышкина-а-а-а, – подруга вернулась на исходную и стояла, задрав к небу довольную физиономию. – Приходи в гости, мужики будут!

– Вот дура-то, – покраснела Инга и торопливо слезла с окна.

– Детка, я не понимаю, что тебя может связывать с этой девицей. Просто позор. Скажи мне, кто твой друг, и я скажу, кто ты, – в дверях двухметровой жердью маячила тетка Ульяна, одинокая старая дева, все выходные проводившая у них дома. Больше всего на свете Инга боялась повторить ее судьбу.

– Лучше пусть про меня скажут что-нибудь плохое, чем у меня вообще не будет друзей, и, следовательно, сказать про меня будет нечего. И некому, – огрызнулась Инга. – Самое страшное, когда до человека никому нет дела. Обсуждают лишь тех, кто интересен.

Конечно, тетка обиделась. Но зато Инга назло ей решила пойти к Чугуновой, у которой «будут мужики». Чрезмерная щепетильность делала жизнь блеклой. Вот о Зойке никто не скажет, что живет она блекло. Инга вдруг поняла, что ей тоже надоело слоняться бледной тенью тургеневской девушки. Да, следовало признаться хотя бы себе, что хочется туда, где мужики. Лучше жалеть об ошибках, чем отсиживаться в углу.


Серафима в четвертый раз укладывала волосы, но ничего не получалось. Вернее, получалось, но совсем не то, что хотелось.

– Челка не так лежит, – ныла Сима под молчаливо-насмешливым взглядом бабушки. – И не пышно как-то. Или, наоборот, лучше прилизать, чтобы было стильно? А, бабуль?

– Женщине идет коса, – выдала свое мнение Анфиса Макаровна.

– Да-да, и черный балахон.

– Надо выделяться среди общей массы, быть оригинальнее.

– Тогда я, пожалуй, в одном белье пойду. И выделюсь, и все мужики попадают, – Серафима мотнула бюстом, приведя его в долгий колебательный процесс.

Она нервничала. Поэтому и шутки были дурацкими, и юмор плоским, и настроение дерганым. Серафиму колотило изнутри, и волнение было вовсе не радостным, а отчасти истеричным. Она терпеть не могла события, которые могли стать поворотными вехами в ее судьбе. Потому что до сих пор все вехи поворачивали ее куда-то не туда, загоняя в болото и норовя окончательно утопить, чтобы не мучилась.


Упитанный мужчина по имени Михаил, месяц назад найденный для нее Дарьей на сайте знакомств, вступил с Серафимой в длительную и мучительную переписку. Он острил, философствовал, рассуждал на темы политики и духовной деградации поколений, не забывая напоминать Симе, что она очаровательная и невероятно интересная собеседница. На этих ненавязчивых и уважительных комплиментах она висела, как карась на крючке, и продолжала держать планку. Серафима штудировала новостные сайты, отслеживала афишу и изнуряла мозг чтением аналитических статей различной тематики. Сначала она надеялась, что к концу недели Миша дозреет и назначит свидание. Но прошла неделя, потом еще одна, малочисленные кавалеры, клюнувшие на ее объявление без фото, были безжалостно отметены, Симина анкета уехала в самый конец списка, а определенность в отношениях не наступала. Конечно, переписка помогает узнать о человеке, привыкнуть к стилю общения, стать ближе, но ведь и живого общения тоже хочется! Через месяц Миша вдруг прислал ей вместе с письмом фотографию. Громадный шатен в костюме и при галстуке у стенда со схемами, графиками и чем-то очень мужским научно-непонятным. Рядом толпятся люди, взирающие на гиганта снизу вверх. У Серафимы моментально закончился воздух в легких, а сердце остановилось, жалобно стукнув напоследок. Такого мужчину можно встретить в жизни лишь однажды. Умный, тактичный, интеллигентный и по габаритам подходящий под определение Серафиминой «половинки». Жизнь – это компот, в котором все половинки фруктов перемешаны, и встретить в одной кружке именно свою – редкая удача. Тем страшнее было спугнуть эту удачу.

Серафима отправила в ответ фотографию с празднования Восьмого марта. Она там как раз принимала поздравления от шефа, рядом маячили Хрящиков и завскладом. В общем – полноценная иллюстрация к сказке «Белоснежка и семь гномов». Только Белоснежка, она же – Серафима Разуваева, оказалась блондинкой. Отредактировав фото путем удаления всех остальных попавших в кадр женщин, Сима отослала свой светлый образ Михаилу и затаилась в паническом ожидании.

Ответ пришел почти сразу. Она перескакивала через строчки, пытаясь вникнуть в смысл и отыскать оценку внешности. Письмо обрывалось непонятной фразой «Это самый сложный и ответственный момент, поэтому я не могу позволить себе скомпрометировать тебя или напугать».