– Эй, Блайт?

– Да?

– Хорошего Дня благодарения.

– И тебе, Джеймс. Берегись мешка с кишками.

– Обязательно, сестренка.

Я бросаю телефон на постель и отправляюсь на кухню с Крисом. Я возмутительно счастлива.

Было уже 23:30, когда мы благополучно доделали все запланированные десерты. Ну, возможно, благополучно – не то слово.

– Это выглядят отвратительно. – Крис упирает руки в бока и с крайне недовольным видом смотрит на наше произведение. Это правда, что каждый пирог либо кривой, либо подгоревший, либо, наоборот, гротескно бесцветный. А тыквенный пирог, похоже, мог похвастаться всем этим одновременно.

– Эрик нас убьет.

– Бред. Он слишком много ждет от двух неопытных поваров на пустой кухне общежития. – Я смотрю на перепачканные распечатки рецептов. – А завтра мы должны приготовить четыре гарнира? Я даже прочитать это не могу!

– Пюре из тыквы, клюквенный соус, тушеная брюссельская капуста и картофель, запеченный с тремя сырами и густыми сливками, – читает Крис.

Я откладываю бумажки и наблюдаю, как Крис продолжает недовольно разглядывать пироги. Он только что перечислил четыре гарнира, которые моя мама готовила на каждый День благодарения. Я улыбаюсь, понимая, что за всем этим стоит Эрик; в прошлом месяце во время одного из занятий мы обсуждали праздничные блюда.

– Вот что мы сделаем, – говорит Крис. – Чуть приглушим свет, пока будем есть сладкое, тогда никто его не увидит. Так будет лучше.

– Идеально, – говорю я. – Крис?

– Да, мадам.

– Разве не странно не ехать домой на праздники?

Он поворачивается ко мне.

– Нет. Это чудесно.

Мне не нравится такой ответ. Он разбивает мне сердце.

– Не смотри на меня так. Разумно прекратить отравляющие отношения. Это хорошее дело. Иногда, чтобы все наладилось, приходится исключать людей из своей жизни. Чтобы ты мог двигаться дальше. Находиться здесь, с братьями, сестрой, тобой и Заком? Это именно такой День благодарения, о котором я мечтал.

Возможно, он прав. Внезапно я радуюсь, что сейчас я здесь, а не с Лизой.

– А что насчет тебя? – задает вопрос Крис. – Ты не будешь отмечать в кругу семьи. Все в порядке?

– У меня нет семьи, за исключением Джеймса.

Крис подходит ко мне и проводит испачканным в муке пальцем по моему носу.

– Теперь есть.

Я не могу придумать ответ и молчу.

– Ты тоже помогал все это спланировать? Ужин и все остальное?

– Ага. – Он улыбается и кладет руки мне на колени, оставляя белые отпечатки ладоней на моих джинсах. – Если я не гей, это еще не значит, что не могу подготовить праздник. – А затем быстро целует в лоб.

Не-а, он определенно не гей. Чему я несказанно рада.

– Я все еще поверить не могу, что Сабин и Эстель не остались помогать.

– Но Эстель куда-то ушла сегодня вечером, и я знаю, что Сабин в баре. – Я обхватываю лицо Криса ладонями и ухмыляюсь. – Я знаю это, потому что он активно уговаривал меня пойти с ним, но я отказалась, потому что очень серьезно отношусь к своим обязанностям партнера по пирогам.

Он протягивает руку и прибавляет громкость на портативной колонке, которая весь вечер играет его музыкальные подборки.

– Бедная девочка. Все было так ужасно?

Я усмехаюсь.

– Ты настоящий кошмар. Эй, думаю, нам стоит начинать уборку. Уже скоро полночь.

Я соскальзываю со стойки, но Крис останавливает меня, положив руки мне на талию. Его глаза лучатся озорством.

– Всего один танец.

– Кристофер! Посмотри на этот бардак. Я устала, и завтра у нас тоже столько дел.

– Да брось, Блайт. Потанцуй со мной!

– Думаю, ты просто пытаешься улизнуть от уборки. – Но он виляет задом и напускает на себя такой забавный вид, что я не могу отказать.

И мы танцуем.

Мы бешено кружимся по кухне, хватаемся друг за друга, раскачиваемся взад-вперед в сумасшедшем ритме и орем во всю глотку слова песни. Затем залезаем на табуреты и высоко поднимаем руки под ритмичную музыку.

Целый час мы даже не думаем о посуде.


Когда наконец мы заканчиваем уборку, то падаем от усталости. На этот раз я действительно способна разойтись с Крисом на лестнице и отправиться в свою комнату, чтобы немного поспать.

Меня будит звук закрывающейся двери, и я бросаю взгляд на часы: 3:26 утра. Эстель, должно быть, и правда увлечена этим загадочным парнем. Я еще не спрашивала о нем. По какой-то причине эта тема кажется запретной. Может быть, я просто нервничаю, что у меня появилась подруга. Я боюсь давить, не зная границ нашей дружбы. Я переворачиваюсь и вглядываюсь в темную комнату. Наблюдаю, как Эстель раздевается и ложится в постель. Меня почти сморил сон, когда я слышу, как она шепчет. Ее голос дрожит, и в нем сквозит паника.

– Прости мне мои грехи, Господи, прости мои грехи. Грехи молодости, возраста, грешную душу мою, грешное тело, грехи вольные и невольные, маленькие и тяжкие… – Ее слова сливаются в маниакальную молитву, и я застываю в постели.

– Я искренне раскаиваюсь в каждом грехе, смертном и простительном, во всех грехах с самого детства и до настоящего часа. Я знаю, что мои грехи ранят твое доброе сердце. О, мой Спаситель, позволь мне освободиться от уз зла через страсть к моему Искупителю. Аминь. Боже, забудь и прости все, чем я была и что совершила. Аминь.

Я понятия не имею, что делать. У меня был порыв обнять ее, но я решила, что если она захочет, то сама попросит о помощи. Я чувствую, что вторгаюсь в ее частную жизнь, подслушивая молитвы, тем более что меня не посвящали в секреты. И я знаю, как хочется иногда побыть одному, когда ты расстроен, поэтому делаю все, что могу, чтобы отстраниться от ее слов.

Я зажмуриваюсь, но тут слышу знакомую фразу, которая снова выдергивает из объятий сна:

– Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа. Аминь.

Я тихонько отворачиваюсь. Мне правда не хочется это слышать.

– Верую в Бога, Отца Всемогущего, Творца неба и земли. И в Иисуса Христа, Единственного Его Сына, Господа нашего, который был зачат Святым Духом, рожден Девой Марией…

Я молюсь, чтобы неоновый Иисус пролетел через комнату и вырубил ее.

– Отче наш, сущий на небесах! Да святится имя Твое, да придет Царствие Твое, да будет воля Твоя и на земле, как на небе…

Эти слова знает практически каждый, и меня захватывает их лиричность и романтика. Момент настолько драматичен, что я не удивлюсь, заиграй сейчас мелодия из голливудского фильма.

Я слышу тихое постукивание. Это звук четок.

– Радуйся, Мария, благодати полная! Господь с Тобою…

Внезапно меня переполняют эмоции, и я чувствую ужасную тоску по отцу. Он любил традиции и ритуалы католической церкви. В отличие от него, я никогда не была католичкой, но слова Эстель невольно цепляют, пусть даже произнесенные дрожащим голосом.

– Святая Мария, Матерь Божия, молись о нас, грешных, ныне и в час смерти. Аминь.

Она повторяет слова снова и снова, и я испытываю отвращение к себе за то, что нахожу утешение в произнесении молитвы вместе с ней. Но в эти минуты я чувствую себя ближе к отцу и пробую на вкус, каково это, искать поддержки у высших сил, верить, что кто-то присматривает за мной.

Я понимаю, что завтра проснусь и сброшу с себя наваждение не только сна. Я снова спущусь на землю и буду знать, что в реальном мире нет высшей силы, потому что нет никаких веских причин того, что наши души разрывают на части и судьба посылает нам испытания.

Но сейчас я прислушиваюсь к ее молитвам. Ее голос становится все тише и медленнее, и она засыпает на середине одного из шести тысяч «Аве Мария».

Я, однако, не сплю, гадая, что, черт возьми, заставляет ее умолять Иисуса о прощении.

Глава 13

Погром

Возможно, я выпила слишком много вина, но мне все равно. Я совершеннолетняя, а значит, если захочу напиться после ужина на День благодарения, то не буду чувствовать себя виноватой. Но это мало похоже на пьянку, ведь я отказалась от крепкого алкоголя. Вино усиливает мое и без того хорошее настроение, и я делаю еще один глоток шардоне. Кажется таким правильным, объевшись до отвала, сидеть на полу в комнате отдыха, кутаться в мягкую шаль, пока Крис сидит сзади меня на диване, временами гладит по волосам или разминает плечи.

Сабин же с гитарой уселся на обеденный стол, за которым мы ели и пили почти весь день. Последние несколько часов мы выкрикивали названия песен, пытаясь найти хоть одну, которую он не знает. И каждые десять минут Крис орет названия: «Free Bird![6]», «Cat’s in the Cradle!»[7], «Yesterday!»[8], «Wild World!»[9], и не успокаивается, пока я не даю ему по ноге, чтобы он заткнулся. К счастью, мы, кажется, единственные студенты, оставшиеся на праздник в общежитии, так что жаловаться на постоянный шум некому.

Зак и Эрик весь вечер обнимаются, и это чертовски мило. Они сидят на полу, Зак спиной облокотился на грудь Эрика, который нежно обнимает Зака, и постоянно наклоняется поцеловать в висок или плечо. Это настолько восхитительно, черт подери, что я даже не могу позавидовать тому, что у них есть. А что же есть у меня? Полная комната людей, которых еще несколько месяцев назад не было рядом. У меня есть больше, чем я могла представить.

– Ну что, детки. – Эстель встает из кресла, которое занимала последний час. Она машет телефоном. Словно и не было ночных стенаний и безумных молитв. Выглядит такой же собранной, как и всегда. – Я собираюсь домой к профессору по истории. Он пригласил тех, кто остался на праздник в городке, на чашечку кофе и десерт.