Миранда Кеннелли - Дыши, Энни, дыши

– Я не подумал. Я совершил ошибку.

– Когда попросил меня выйти за тебя?

Его глубокие шоколадные глаза зажглись:

– Нет, это не было ошибкой. Ошибкой было порвать с тобой.

Он обещал не делать больше предложения, пока я не буду готова, и мы, забравшись под покрывало, заглаживали вину, показывая, как сильно любим друг друга. Ужасные чувства, придавливающие мое тело, испарились, пока он целовал меня повсюду. Его мама вышла бы из себя, если бы узнала, что мы делали во время ее еженедельного ужина с индейкой.

Когда мы закончили, он натянул обратно свою рубашку поло и застегнул джинсы.

– Я должен ехать домой, пока мама не выслала поисковый отряд.

– Ты просто хочешь остатки от ужина, – поддразнила я.

– В яблочко. – Он любил клюквенный соус и картофельное пюре своей мамы.

Мы поцеловались на прощание, и это был последний раз, когда я его видела.

Если бы я не сказала ему «нет» на его предложение, он бы никогда не приехал ко мне воскресным вечером, чтобы извиниться. Он бы не пропустил ужин своей мамы.

Он все еще был бы жив.

Это моя вина.

А в настоящем я забываю моргать, пока глаза не начинает жечь. Решаю позвонить Джереми. Он отвечает после первого гудка:

– Что сказал доктор?

– То же, что и ты. Что некоторые колени не предназначены для длинных дистанций. Что, может, мне стоит прекратить.

– И что ты хочешь делать? – спрашивает Джереми.

Я шмыгаю и вытираю нос. Есть только один ответ:

– Мне нужно пробежать ее для Кайла.

Долгая пауза:

– Тогда давай сделаем все для этого.

– Он придет.

Мама бросает взгляд на свои часы:

– Он опаздывает на пять минут.

– А прежде он никогда не опаздывал, – отвечаю я. – Надеюсь, ничего не случилось.

Мама с Ником переглядываются.

– Что? – спрашиваю я.

– Ничего, – говорят они в унисон.

– Может уже начнем заносить твои вещи внутрь? – спрашивает Ник. – Мы оставим все тяжелые коробки для Джера.

– Еще две минуты. – Я смотрю время на своем телефоне и проверяю, не написал ли он. Не написал. – Ладно, пошли.

Ник направляется через оживленный двор к общежитию, где я буду жить. Оно пятиэтажное и сделано из кирпича. Группка курильщиков бездельничает на лавочке. Дети бросают фрисби. Двор полон смеха. И криков. И воплей.

Мама видит улыбку на моем лице и обхватывает меня руками.

– Я так, так горжусь тобой.

Слышать это мне радостно и грустно одновременно – грустно, потому что теперь мы наконец поладили, и я вправду буду скучать по ней. Отчасти мне хочется остаться дома и ездить каждый день на учебу. И в то же время расстояние может быть полезно для нас.

– Энни!

Мы оборачиваемся и видим Джереми, бегущего к нам.

– Прости, что опоздал, – он тяжело сглатывает. – Я не рассчитал, сколько времени займет дойти сюда. И не учел коллапс под названием «добро-пожаловать-на-учебу».

– Что это значит?

– Это значит, что каждый вместе с их мамами останавливал меня, чтобы поговорить ни о чем. Я еле сбежал от Глории, маленькой пожилой леди из копировального бюро. Кстати, у них новый цветной принтер.

Ник пристально смотрит на него:

– Ты несешь тяжелые коробки, Браун.

– Будет сделано.

После того как Джереми быстро обнимает нас с мамой, мы направляемся в общежитие и регистрируемся. Парень в приемной заставляет меня заполнить форму со списком контактов на экстренный случай и расписаться за ключи от моей комнаты и почтового ящика. Он также передает огромный пакет с руководством для студентов в комплекте с правилами проживания в общежитии.

– Этот кодекс этических норм больше, чем Библия, – ворчу я.

– Возможно, в нем и правил больше, чем в Библии, – отвечает Джереми. – Держу пари, мы нарушим каждое за этот год.

Мама с Ником переглядываются. Уф. Возможно, я и не могу дождаться, когда они уедут.

Моя комната на четвертом этаже. Выйдя из лифта, я обнаруживаю зал отдыха с огромным телевизором и простыми диванами. Девчонка спорит со своей мамой о том, кто случайно оставил одну из ее сумок в Алабаме. Две девчочки, которые вроде бы новые соседки по комнате, ссорятся из-за того, кому достанется верхняя койка. И делают это настолько громко, что их, возможно, слышно на другом конце кампуса.

Парень прогуливается по холлу, одетый только в белое полотенце, обвязанное вокруг его талии. Джереми совсем не находит это странным, а вот Ник выглядит так, словно может убить парня, а мама, краснея, внимательно осматривает его. Я вытягиваю губы и причмокиваю в поцелуе, чтобы поддразнить ее, и она сердито смотрит на меня. Когда я вижу чудовищный информационный стенд о безопасном сексе, мы с мамой обе начинаем краснеть. Это что, корзина с презервативами висит на стене? И небольшая надпись гласит: «Возьми столько, сколько тебе нужно!»

Принято к сведению.

Я засовываю ключ в замок от моей комнаты. Здесь я буду жить до следующего лета. Ну, поехали. Толкаю дверь и обнаруживаю, что я здесь первая. Мама с Ником заходят и осматривают маленькую кухоньку и ванную, что соединяет мою комнату с Келси.

Они с Ванессой написали мне ранее, что приедут после полудня. Я рада, что добралась сюда раньше Игги. Мне нужно время побыть одной, чтобы адаптироваться.

– Хочешь, я начну переносить твои вещи? – спрашивает Джереми, и я киваю. Они с Ником исчезает за дверью, а я стараюсь решить, какую кровать должна занять. Ту, которая ближе к двери? Ванессе, наверно, понравится окно. Нет повода начинать год со ссоры, как те девчонки в холле.

Я опускаю свой рюкзак на кровать у двери и проверяю гардеробную, стол и туалетный столик с зеркалом.

Джереми – парень, которого я считала воплощением мускулатуры, – шатаясь заходит в дверь, нагруженный коробками с моими вещами.

– Боже мой, Энни, что здесь?

– Книги, я думаю.

– Ты упаковала целую библиотеку? – Он кое-как ковыляет к столу и опускает коробку. В следующий раз он приносит тяжелую коробку с моей одеждой. Пот блестит на его лбу. Я даю ему перерыв, после того как он затаскивает наверх принтер. Ура моему персональному мастеру на все руки!

– Спасибо, – говорю я, разбирая маленькую стопку фотографий, которые планирую повесить.

Джереми поднимает старую фотографию, на которой мы с мамой и Ником на миноносце «Алабама» – большом корабле Второй Мировой, стоявшем в доке в Мобиле.

– Не стоит бывать на корабле вроде этого в июле, – говорю я. – Мы сварились там.

Он улыбается и кладет фото. Начинает быстро перебирать стопку, пока не натыкается на нашу с Кайлом совместную фотографию со дня Благодарения в тот год, когда мы уговорили наши семьи обедать вместе. На фото я кормлю Кайла кусочком тыквенного пирога, а он морщится.

– Он ненавидел тыквенный пирог, – говорит мама, разглаживая топик. – Но тогда ел, потому что Энни старалась приготовить его.

Мой позвоночник деревенеет, когда я бросаю взгляд на выражение Джереми – заинтересованное, но нервозное.

– Это был худший тыквенный пирог, который я когда-либо пробовала, – добавляет мама.

– Мааааам, – ною я.

Джереми корчит рожицу:

– Пожалуйста, никогда не пеки для меня тыквенный пирог, Энни. – Я отпихиваю его руку, а он смеется. Затем снова фокусируется на фотографии: – Его звали Кайл?

Я киваю и забираю фото из его рук. Мне нужно всхлипнуть, но я не позволяю себе. Я должна уметь смотреть на долбанную фотографию, не превращаясь в гейзер. Медленно беру кнопку и вешаю фото. Испускаю долгий вздох.

Джереми хватает еще одну фотографию и кнопку и криво прикалывает фото на середину доски.

– Нет, – говорю я. – Это смотрится ужасно.

– Прекрасно смотрится, – ворчит он и так же непривлекательно вешает другое фото.

– Ууф. Ты не мог бы уже принести остальные тяжелые коробки?

Мама хихикает. Мы с Джереми оба разворачиваемся и смотрим на нее. Она прочищает горло и возвращается к раскладыванию одежды.

Не занимает много времени распаковаться и пристегнуть на замок мой велосипед снаружи, и вскоре приходит время Нику уезжать на встречу со своей девушкой. Маме пора возвращаться в «Куик Пик». А мне начинать новую жизнь.

Джереми, должно быть, чувствует, что я хочу попрощаться со своей семьей наедине:

– Я подскочу попозже, ладно? Напиши, если захочешь потусоваться.

Я медленно киваю:

– Спасибо, что помог нам.

– Я бы не пропустил это. – Он быстро приобнимает меня и идет по коридору, оглядываясь через плечо. Моя комната внезапно кажется мрачнее. Нужно нарвать цветов, или повесить постеры, или выудить моих коров из кладовки дома.

– Ты приедешь домой на выходные в День Труда, верно? – спрашивает мама.

Я киваю:

– Ты же знаешь, я могу приехать домой и раньше, если мне понадобится.

– Звони в любое время, хорошо? – говорит Ник. – Дня или ночи. И я тут же буду рядом.

– Спасибо.

Мой брат крепко обнимает меня:

– Я люблю тебя.

– Я тоже тебя люблю.

А затем время прощаться с мамой. И тогда я теряю контроль. Слезы катятся по моему лицу. Отстойно, что что-то настолько волнительное – так печально. Она обнимает меня и гладит по волосам. Открывает рот, чтобы заговорить, и я жду, что она скажет, что любит меня. Что гордится мной. Чтобы я шла за своей мечтой. Или процитирует какую-нибудь «глубокую» мысль из той книги, которую, казалось, каждый получал в подарок на окончание школы, «Ах, какие места ты посетишь!» Доктора Сьюза.