«Как? Если даже утюг кричит о чванстве, убийствах, предательствах. Только порицанием этих ядов мы выращиваем себя, становясь ЛЮДЬМИ, а не бесчеловечными животными».

– И те и другие, есть только в тебе, отпустив другие энергии, ты никогда не заметишь их проявления вовне. Просто скользи по ним, не деля их на разную полярность, не цепляясь за них. И не подпитывая их! ОТПУСТИ ВСЕ И ЖИВИ, наслаждаясь безграничной ЛЮБОВЬЮ, наполняя ей все сосуды.

«Сложно представить жизнь без оценок и категорий».

– Так кажется только на первый взгляд, трудностей тоже нет, если их не питать, выкинь их из головы. НАСТОЯЩАЯ ЖИЗНЬ исключает оценки. Теперь спи, – раздался голос, и я рухнул под неведомой тяжестью.

Мой сон нарушило прикосновение Оржака к плечу.

– Колян, нам пора ехать.

Мне казалось, я проспал целую вечность.

– Сколько я спал?

– Минут сорок, – ответил он.

– А кажется как будто лет сто.

– Голова не кружиться?

– Нет, – ответил я вставая, чувствую себя отдохнувшим и полным сил.

– Пойдем, отец ждет нас.

Мы вошли в светлую, просторную кухню. Шаман разливал в глубокие чашки парящую похлебку. Свой черный халат он сменил на тот, в котором нас встретил.

– Садись, – заботливо отодвигая стул, сказал Оржак.

Мы сели за стол, шаман так же прикрыл глаза, бормоча себе под нос молитву. Закончив, он взглянул мне в глаза, все так же хитро улыбаясь.

– Пеите, – опять смешно говорил он.

Я взял обеими руками чашку, отхлебнул жирного, мясного бульона с взбитыми в нем куриными яйцами и приправленного зеленью. Вкус этого бульона напомнил мне самое вкусное, из всего того что я пробовал за всю свою жизнь.

Мне было лет десять, уже не помню почему, я был закрыт дома, родители отлучились на дачу и через несколько часов должны были приехать. По одному из двух тогда существующих телеканалов транслировали фильм «Пеппи длинный чулок». Я заливался смехом, в одно мгновенье почувствовав сильную боль в паху, боль была настолько острой, что я не мог дышать полной грудью. Около получаса я лежал не шевелясь, боль немного отступила и мне удалось добраться до телефона. Бабушка и тетка, уже через десять минут стояли надо мной с испуганными глазами. Обследовав меня, моя тетка сообщила: «Аппендикс». Приехали врачи, подтвердили предположительный диагноз. В сопровождении бабушки меня везли в больницу. Всю дорогу я прислушивался, работает ли сирена и представлял, как все понимающе уступали дорогу «Скорой помощи» с включенном мигалкой и жалобно воющей сиреной.

В больнице пожилая женщина приложила ледяную грелку к правой стороне паха и поставила в плечо укол, от которого мне ужасно захотелось спать. В операционной меня сильно смутили молодые медсестры, бережно раздевавшие меня. Абсолютно нагой, с пылающими щеками, в смешной шапочке на голове, меня положили на операционный стол. Седоволосый анестезиолог поднес к моему лицу маску.

– Нужно глубоко, несколько раз вдохнуть, – сказал он, опуская маску.

Я вдохнул, ощущая неприятный вкус, замотал головой, пытаясь скинуть маску.

– Что такое? – убрав маску, спросил он.

– Не вкусный воздух, – ответил я.

Он поднес маску к своему лицу.

– Вот сейчас вкусный, – обманул он меня.

Я вдохнул вновь и уже не видел его лица. Через несколько часов я пришел в себя, видя троящуюся, плачущую мать. В этом белом халате она казалось мне невероятно красивой сказочной феей. Я только и смог ей сказать: «Мам, приходи завтра, я хочу спать». Через трое суток, как и все эти дни с самого утра, мама уже была у меня. С сегодняшнего дня мне разрешили понемногу принимать пищу. Она достала из пакета банку с куриным бульоном и спелые персики, ставшие на всю мою жизнь любимым фруктом. С каким удовольствием я пил этот бульон, расспрашивая, что в нем такого, что он такой вкусный. Мама улыбалась, говоря: «В нем моя любовь, сынок». Это была чистая правда, ее ЛЮБОВЬ безгранична ко мне.

– Вькюсный? – все так же смешно спрашивал шаман, зная ответ.

– Да, лишь однажды я испытывал схожее удовольствие от пищи.

– Зьнаю, зьнаю, – отвечал он, улыбаясь.

– Почему вы так говорите? Ведь вы можете говорить абсолютно чисто.

Он засмеялся.

– Только никому не говори об этом, – была это шутка или вполне серьезная просьба, я не знаю.

– Хорошо, – ответил я. Без единого слова мы, как мне показалось, с одинаковым удовольствием осушили чашки.

– Пора вам, – поставив чашку на стол, сказал он.

Навалившись на машину, я наблюдал за тем, как Оржак практически бегом таскал из надворной постройки, служивший амбаром или складом, огромные куски маралятины, банки с грибами, ягодой, аккуратно укладывая все в багажник.

С неизменной улыбкой на лице ко мне подошел шаман.

– Множество вопросов мучает тебя, не на все нужны ответы. Ты определил свое Божество и живи с ним, все остальное оставь. Береги женщину и своих детей, учи их познанной тобой ЛЮБВИ. Ты искренен и Божеству это нравится, оно хранит тебя и будет с тобой ВЕЧНО!

– Спасибо, вы мне очень многое открыли.

Он засмеялся.

– Ты сам все открыл. Думающему человеку не нужны советы, он все найдет в себе. Я лишь помог тебе спокойно поговорить с самим собой.

– Но как же, – удивился я, – там, в доме, вы рассказали мне о множестве Богов и…

– Ты говорил сам с собой.

– Но…., – сорвалось с моих губ.

– Ты все правильно понимаешь и чувствуешь, вскоре ты сможешь видеть, что устройство жизни то, каким ты открыл его сегодня. Сомнения и все пройдет.

Я вдруг вспомнил об упомянутых детях, которых у меня нет, не считая Сережи.

– Вы говорили о детях, – говорил я, – у меня их нет.

– Уже есть, – улыбнулся он.

– Вы имеете в виду сына Оксаны?

– И его тоже.

– Я не понимаю, – не отставал я.

– Немного терпения и все поймешь.

– Она беременна?! – сердце мое замерло.

– Да, – ответил он, разрешая ему лихорадочно забиться.

– Спасибо! – радостно благодарил я его.

– Моего участия в этом нет, – смеялся он.

Его «Да» опьянило меня, не было и чуточки сомнения в том, что он мог ошибиться. Он знал! Мои мысли, душа неслись к ТОЙ, в чьем теле взращивалась частичка нашей любви.

Мы быстро простились с ним, и только Оржак тронулся, я лихорадочно набирал ее номер. Один гудок, второй, третий….

– Ну что ты там, – вслух сказал, заставляя Оржака улыбнуться.

– Да, – наконец я услышал ЕЕ голос.

– Оксана, что так долго не отвечаешь?

– Сразу ответила, что случилось?

– Случилось! Ты беременна.

Ответа не последовало, только гнетущая тишина.

– Алло, Оксана, ты слышишь меня?

– Слышу, – слишком холодно ответила она.

– Ты беременна, – еле слышно повторил я.

– Я слышала, – убивала она меня холодом. – Откуда ты знаешь?

Давление в висках вот-вот готово было разорвать мой мозг.

– Не все ли равно? – еле сдерживая себя, чтобы не закричать, спокойно ответил я.

– Что ты так разговариваешь со мной? – задала она вопрос с ноткой недовольства, разжигая во мне пламя, способное уничтожить все живое вместе со мной.

– Теперь я и не знаю, как говорить с тобой.

– И не говори, – сказала она, разорвав мое сердце.

Дрожащими пальцами я отключил телефон. Оржак взглянул на меня, его взгляд исполнен пониманием.

– Откинь кресло, ехать долго, спи.

– Увези меня в гостиницу, – попросил я его, опустив спинку кресла.

– Хорошо, – ответил он, но я уже не мог разобрать сказанное им. Мой мозг, сердце, душа, не знали определения этому слову, они жили другим, но невероятно мощным – Все ПЛОХО!

Натянув посильнее капюшон, скрывая глаза от солнца, светившего не для меня, я опустил свое инвалидное тело на кресло. Я не ощущал конечностей, только адский огонь в груди. Вот эта более могущественная сила, о которой я узнал, вот то, с чем я должен жить в союзе. ЛЮБОВЬ? Любить людей? За что? За их ложь? Их язык годен лишь на то, чтобы лизать задницы, члены, клиторы, таким же, как и они сами. Их глаза могут только смотреть, но не могут видеть, их интересует обертка, фантик, сраное мясо, им интересно все, что только можно потрогать и поймать мертвым взглядом. Я ненавижу людей, ненавижу себя, ненавижу ЕЕ, ту, за которую отдам ЖИЗНЬ не задумываясь, ту, без которой я – МЕРТВАЯ высохшая река….

– Колян, – толкнул меня Оржак, – Оксана звонит мне.

– Звонит, значит надо, мне все – равно, – не шевелясь ответил я.

Я не хотел слышать о чем говорит с ней Оржак, я даже хотел заткнуть уши, но отказался от этой смешной мысли.

– Хорошо, – ответил ей Оржак, выслушав ее.

– Колян, включи трубу, – попросил он.

– Только для того, чтоб она не заебывала тебя…

Говорить и даже думать о ней мне не хотелось, все так же лежа я достал из кармана мобильный NOKIA Connecting people, но только не сейчас. Через минуту заголосил Ferry Corsten «Made in love».

– Говори, – сухо сказал я.

– Коля, ты обиделся? – в ее голосе появилась тревога.

– Нет.

– Приедешь, и мы поговорим.

– Я не вижу даже предмета.

– Ты романтик, но жизнь совсем иная, что тебе хотелось услышать, мои радостные возгласы? Это ребенок, ты в моей жизни меньше двух недель, и где ты будешь со своей романтикой через год?

Я не мог ее слушать, не мог сдержать слезы, как ОНА может говорить такое. Я не мог любить ЭТО ЖИВОТНОЕ.

– Все? – спросил я, еле справляясь с давящим мое горло комом.

– Нет, не все! – зло сказала она.

– Я слушаю.

– Короче, – практически кричала она, – приедешь домой, поговорим.

– Это будет через дня четыре.

– Вещи приедь забери СВОИ!

– Выкинь, – сказал я, отключив телефон.

Я залез во внутренний карман куртки, вынул бумажник. Паспорт, водительское удостоверение, немного денег, кредитная карта VISA, которая обеспечит мне комфортное проживание и дорогу домой.