– Да, сударь, – сказала я, – это я, та самая гражданка ла Тремуйль, на ферму которой вы приезжали. За это время я сочла необходимым выйти замуж и решила привезти вам деньги, вместе с теми ста ливрами, на которые вы потратились, чтобы посетить нас.

Судьба не подарила мне удовольствия увидеть еще и лицо Бельвиня, но я мысленно представила себе его и, находясь под влиянием этого впечатления, улыбнулась чиновнику с уничтожающей любезностью.

– Прощайте, гражданин, – сказала я. – Передайте вашему протеже, этому добряку Бельвиню, что герцогиня дю Шатлэ не забудет той трогательной заботы, которую он проявил по отношению к Сент-Элуа.

Когда я вышла из ратуши на улицу, то была почти счастлива. Самого страшного не произошло, мои молитвы услышаны. Сегодняшний день снял с меня страшную тяжесть; она давила на меня несколько месяцев, пока я не знала, где взять деньги. Теперь я облегченно вздыхала, счастливая и свободная…

Свободная? С неожиданной тоской я оглянулась на Гариба. Как было бы хорошо не вернуться в Белые Липы, никогда больше не увидеть герцога, не вникать в его тайны! Но разве теперь я могу это сделать? Он, этот индус, только на первый взгляд держится почтительно, а на самом деле он властвует надо мной, а не я над ним. И он меня никуда не отпустит, ибо таков приказ хозяина.

– Почему ты служишь герцогу, Гариб? – вырвалось у меня невольно. – Почему ты уехал так далеко от родины?

– Я дал клятву, госпожа. Хозяин спас мне жизнь, и я буду служить ему до тех пор, пока тоже не спасу его.

– А Чандри? Она так же преданна, как и ты?

Лицо индуса перекосилось.

– Не говорите об этой женщине, госпожа, она не стоит вашего упоминания.

– И все-таки? – настаивала я.

– Хозяин силой привез Чандри. Он хотел наказать ее.

– Наказать? За что?

– Она вела себя недостойно, когда хозяева были в плену и в рабстве у Наджиб-уд-Доула.

Я удивленно уставилась на индуса. Плен и рабство?

– Почему же они были в плену? Кто захватил их?

– Собака Рутковски продал их, чтобы завладеть сокровищами хозяина.

Я смотрела на Гариба, ощущая, что каждый его ответ не только не проясняет для меня судьбу его хозяина, но, напротив, делает ее еще туманнее.

Я медленно спустилась вниз по ступенькам к набережной, оперлась на каменные перила. Гариб как тень следовал за мной.

– Сколько лет ты служишь герцогу?

– Четырнадцать, госпожа.

– То есть он был совсем молод, когда нанял тебя?

– Тогда хозяин еще только год был в Индии, госпожа. И он не нанял меня, я сам к нему пошел и не взял с него денег!

Я окинула индуса внимательным взглядом. Он отличался поистине невероятной преданностью. Он знал об Александре все. Герцогу было двадцать лет – или чуть больше, – когда в его жизни появился индус.

– Он всегда был таким, Гариб?

– Каким, госпожа?

– Таким мрачным, суровым, молчаливым? Неужели даже в юности он не был жизнерадостен?

Гариб качнул головой, и серебряная пряжка на его чалме тускло блеснула.

– Хозяин всегда был таким, каков сейчас, я не знал его другим. Но я знаю, кто его таким сделал!

– И кто же?

– Та женщина на медальоне, госпожа. Это она.

Я невольно усмехнулась, подумав, что индус имеет в виду миниатюру на часах, где была изображена Мария Антуанетта, – я много раз видела эти часы у Александра.

– Та женщина, Гариб, – это королева, она давно казнена. Она была много старше твоего хозяина, к тому же он вряд ли хорошо был с ней знаком.

– Нет. Нет, госпожа. Та женщина – это не королева. У хозяина в кабинете есть ее портрет и портрет ее дочери! О, Гариб знает, что говорит!

Я пожала плечами. Вероятно, индус прав… Но мне опять же ничего не известно ни о женщине, ни о ее дочери.

– А другие? Были в жизни герцога другие женщины? Кроме Чандри?

Я прекрасно знала, что были, ибо хорошо помнила, как превозносила Александра Изабелла де Шатенуа: но мне хотелось услышать ответ индуса.

Гариб возвел глаза к небу.

– Были, госпожа! И француженки, и топаски[16]*, и невольницы, и девадаси – храмовые танцовщицы! Очень много женщин!

– Ты весьма любезен, Гариб. Будь у тебя хоть капля ума, ты бы не распространялся об этом так подробно.

– Почему? – простодушно спросил индус. – Их было много, но хозяин не женился на них. Он женился на вас, госпожа. С ними он был несчастен, а с вами будет счастливым!

– Вероятно, именно для этого и приволок из Индии эту Чандри!

Индус ничего не ответил, а я вовремя спохватилась. Что со мной происходит? Не хватало еще, чтобы эта Чандри лишила меня хладнокровия. Мне, в сущности, нет дела до того, что она – любовница обоих братьев дю Шатлэ… И все-таки в глубине души жила какая-то смутная досада, тупое недовольство: ну что в ней Александр такого нашел? Почему он зовет ее к себе, а мне не говорит даже, что я красива? Вот уже почти три недели, как он вообще со мной толком не разговаривает… Впрочем, а разговаривал ли он когда-либо?

– Рассказывай, – кратко приказала я Гарибу.

И индус на неплохом французском языке рассказал.

10

Александру дю Шатлэ, поручику королевской лейб-гвардии, был двадцать один год, когда в марте 1781 года экспедиционный отряд под командованием графа де Бюсси после семимесячного плавания достиг берегов Индии. Вместе с Александром на Коромандельском побережье оказался и его младший брат Поль Алэн, которому шел двенадцатый год.

Позиции Франции на юге Индии были почти утрачены, крепость Пондишери разрушена, повсюду хозяевами были англичане. Едва высадившись, силы де Бюсси занялись возвращением былых колоний. Бои с английскими отрядами были неминуемы. Де Бюсси заключил союз с правителем Майсура Типу Султаном, пламенным борцом за независимость Индии, и они вместе двинулись против англичан.

Страна была разорена чужеземными войсками, армией покойного майсурского раджи Хайдара Али. Города лежали в руинах, многолюдные базары превратились в пепелища, люди ушли в джунгли. В таких обстоятельствах французам довелось двигаться к Куддалуру, испытывая страшный недостаток продовольствия, быков и лошадей. Люди сами перетаскивали вязнущие в песках орудия. Индийцы, возмущенные реквизициями, жестоко убивали всех отставших солдат.

Битва у реки Поннияр была кровопролитной. Англичане бросили против французов всю мадрасскую армию. Французская Австразийская бригада, первой пошедшая в атаку, показала чудеса храбрости. Во время этой атаки и был впервые тяжело ранен поручик дю Шатлэ. Победа осталась за французами, и сразу по окончании сражения де Бюсси произвел Александра в капитаны.

Полк вернулся в Пондишери – разрушенное древнее местечко, руины которого скрашивались поразительным очарованием местности. Рана в конце концов зажила, Англия и Франция заключили мир, де Бюсси занялся восстановлением Пондишери, и Александр дю Шатлэ уже к осени 1781 года занял свое место среди офицеров гарнизона. Наступили мирные времена: офицеры развлекались экспедициями в джунгли, охотой на тигров и, разумеется, посещениями индийских храмов, где, к всеобщему удивлению, специально обученные танцовщицы считали своей первейшей религиозной обязанностью открывать каждому желающему азы любви. Лишь изредка подобное времяпрепровождение прерывалось военными походами против отрядов Типу Султана, который, недовольный поведением своих недавних союзников, нападал отныне и на французов, и на англичан.

Французские офицеры в Пондишери не были заняты исключительно только военными упражнениями; на них возлагалось также и задание изучать огромную неизведанную страну и сведения о ней отправлять в метрополию, в Париж. Не проходило года, чтобы французы не были посланы в экспедицию. Александру и его брату тоже пришлось много путешествовать; в течение двух первых лет службы они доставляли сведения адмиралу Сюффрену на остров Цейлон, исследовали верхом на лошадях весь Малабарский берег, видели мертвые города, громадные мощные крепости, прекраснейшие индуистские храмы с огромными водоемами. Туда и назад это составило более двух тысяч лье,[17] и когда они вернулись из Бомбея в Пондишери, то могли считать, что знают этот край достаточно для того, чтобы продолжать службу.

Зимой 1783 года страшный голод разразился среди индийцев. Пострадало пятнадцать миллионов человек, треть из них умерли. Армией Типу Султана, мстящего англичанам и французам, были разграблены запасы продовольствия, поля опустошены. Население бежало в джунгли и необжитые места. В окрестностях Пондишери и Мадраса не было пищи, кроме коры и листьев.

Люди, терявшие рассудок, пытались жевать даже высохшие ветки деревьев. Неприкасаемые[18] легче переносили голод, ибо у них не существовало кастовых запретов питаться падалью. Они подбирали трупы животных и птиц. Но многие из них, особенно дети, умирали от отравления.

Однажды, когда Александр дю Шатлэ шел по берегу моря вместе с младшим братом, Поль Алэн указал ему на дом, склады и магазин одного состоятельного французского коммерсанта, Грегуара Рутковски. Братья знали этого человека, родом бретонца. Он прибыл в Индию примерно в одно время с ними, успел разбогатеть и завязать дружеские связи и с французским гарнизоном, и с англичанами, и с воинами Типу Султана, занимаясь торговлей и перевозками. Рутковски слыл человеком, знающим свое дело. Особенно предупредительным и веселым он казался во время погрузки на корабль, который отправлялся в Европу, тюков тончайшей ткани, закупленной в Масулипатаме. Но сейчас коммерсант был похож на злобного цербера, охраняющего сокровища. И какие сокровища – рис! Рис, спрятанный в его подвалах, могущий спасти от смерти людей! Рутковски явно ждал своего часа и хранил в мешках и бочках рис, чтобы превратить каждую крупинку в монету.

Братья заметили во дворе кормушки, наполненные маслянистой жидкостью из гнилого и неочищенного риса – пищей для свиней. За забором двора, где валялись неубранные трупы, толпилось несколько десятков истощенных людей, живых скелетов, жадно глядевших на кормушки со свиным пойлом. Слуги Рутковски вели бойкую торговлю. Когда одна обезумевшая женщина перелезла через забор, самовольно схватила горсть этой мерзкой каши и тут же стала есть, Рутковски пришел в ярость, вместе с двумя своими слугами он бросился на женщину и стал ее избивать.