Я заметила, что у меня зуб на зуб не попадает от страха, и приказала себе успокоиться. Черт возьми, я становлюсь просто трусливой дурой. Возможно, всеми своими маневрами герцог этого и добивается. Но я должна придерживаться иной линии поведения. Я видела сентябрьские избиения в тюрьмах, я прошла по всем фронтам первой войны Вандеи, я знала Сен-Жюста, наблюдала казни и убийства. Меня не запугает какой-то там герцог лишь потому, что я его не понимаю…

Полудремота охватила меня; я уснула, поминутно дико вздрагивая от каких-то совершенно безумных картин, которые мне мерещились.

Следующий день прошел так, словно братья еще отсутствовали. Я знала, что они дома, но ни один из них не вышел к столу; Александр никак не дал мне понять, что он вернулся. Что-то странное происходило в замке: из слуг остались только женщины, и даже Гариб, видеть которого я привыкла, внезапно исчез. Все это меня настораживало; дважды я поднимала глаза на экономку, желая спросить, где находится герцог, и дважды гордость заставляла меня промолчать. В конце концов, с какой стати мне беспокоиться об этом, если сам он делает вид, что его нет в Белых Липах?

Старая герцогиня вечером удалилась к себе, даже не сказав мне на прощание, по своему обыкновению, чего-то язвительного, и мне показалось, что сегодня она выглядела оживленнее, чем обычно.

Я долго не могла уснуть и ворочалась в постели, охваченная тревожными мыслями. Что происходит? Почему никто не считает нужным поставить меня в известность? Несомненно, эта старуха, Анна Элоиза, знает обо всем: она хотя и старая, но умеет уследить за каждым. А может быть, она просто лучше знает тайны Белых Лип.

«Тайны Белых Лип», – повторила я про себя. Одному Богу известно, каковы они и сколько их тут. Можно всерьез подумать, что я стала героиней романа ужасов в духе мадам Радклиф…

Когда часы пробили полночь и темнота за окном стала просто кромешной, я почувствовала, что не могу спать. У меня появилось очень отчетливое ощущение, что в доме происходит что-то нехорошее. Повинуясь этому тревожному внутреннему голосу, я вскочила с постели, нащупала босыми ступнями домашние туфли, завернулась в плащ – этого мне показалось достаточно, и, ни одной шпилькой не собрав распущенные на ночь волосы, вышла из спальни. В доме стояла оглушающая тишина.

Абсолютно бесшумно я спустилась по парадной лестнице в вестибюль и, когда распахнула дверь, не заметила даже привратника, который обычно дежурил здесь постоянно. Ночной холод повеял в лицо. Я сбежала по ступенькам и осторожно пошла по аллее в сторону флигеля.

Честно говоря, я не совсем понимала, куда иду. Вероятно, это была интуиция, смутное предчувствие чего-то недоброго. У меня стыли руки. Огромные старые липы, уже почти обнаженные, вскинули к темному небу ветви и крючковатые сучья. Я прошла до конца липовой аллеи, окинула взглядом флигель. Ничего особенного не заметила. Наоборот, я почувствовала, что вокруг – ни души, что совсем рядом – громадный, дикий парк и что мне следует как можно скорее вернуться в спальню… Что за странная сила заставила меня вскочить с постели и совершить эту ночную прогулку по холодной аллее?

Я повернула назад и, чтобы сократить путь, решила идти ближе к дому, у самой стены. Внезапно высокая фигура выросла передо мной. Крик ужаса замер у меня на губах.

– Люк?

Это был главный конюх, тот самый толстокожий малый, которому было наплевать, убьет ли герцог Дьявола или нет.

– Мадам дю Шатлэ? – так же удивленно протянул он.

– Что ты здесь делаешь? – спросила я быстро.

Люк не отвечал. Я поспешно оглянулась и только сейчас заметила старые полустершиеся ступеньки, ведущие куда-то под землю, внизу дверь, а под дверью – едва заметный тусклый свет. Там кто-то был. Но я не слышала голосов.

– Меня герцог здесь поставил, мадам герцогиня.

Я подозрительно смотрела то на Люка, то на дверь.

– Что там происходит? – Я кивнула на дверь.

– Герцог не велел говорить, мадам.

– Он знал, что я буду спрашивать?

– Нет, не знал, мадам. Но он велел никому не говорить, стало быть, и вам тоже.

– Ты смеешь причислять меня ко всем! Я его жена!

Впервые подобные слова сорвались с моих губ, и то только потому, что я хотела любой ценой сломить сопротивление этого здоровяка. Иначе он, пожалуй, меня не пропустит.

– Да, мадам. Я знаю, мадам.

– Ну-ка, уйди в сторону, – велела я. – Я хочу войти.

– Но, мадам, господин герцог – он не…

Я решила прекратить разговоры и, оттолкнув Люка, который не очень-то и сопротивлялся, шагнула вперед и быстро спустилась по ступенькам. Обитая железом дверь звякнула и обожгла мои пальцы холодом. Я оказалась в каменном коридоре, и с каменного пола мне навстречу изумленно поднялись какие-то люди. Их было трое, и все они явно были бретонцы. Или даже шуаны. По крайней мере, у каждого из них было оружие.

– Я хочу видеть герцога, – произнесла я громко и твердо. – Он здесь, не так ли?

В эту минуту какой-то страшный звук донесся из-за следующей двери, и у меня все застыло внутри. Это был то ли хрип, то ли стон. Не раздумывая, я бросилась вперед, и прежде чем бретонцы успели что-то ответить или остановить, распахнула дверь.

Крутые ступеньки вели вниз, а внизу был круглый зал, настоящий каменный колодец. Невыносимо жарко пылал огонь в огромном камине. Александр с хлыстом в руке, широко расставив ноги в высоких сапогах, хмуро взирал на происходящее. Рядом с ним стоял Поль Алэн с багровым от ненависти лицом.

В железные кольца, прибитые к стене рядом с камином, были вставлены руки какого-то незнакомого мне человека. Лицо его было ужасно – искаженное и окровавленное так, что невозможно было различить его черты. Я перехватила лишь его взгляд – черный, пылающий, безумный… И в ту же минуту я зажала себе рот рукой: мне показалось, что у этого человека вырваны ноздри. Штанины на его ногах были разорваны, и вместо большого пальца я увидела такой же обрубок, какой был у Поля Алэна, только не почерневший и заживший, а окровавленный, пульсирующий, будто его просто-напросто оторвали с мясом.

Рядом стоял Гариб в белом тюрбане и белом сюртуке, наляпанном брызгами крови, и держал в руках раскаленное железо.

Какой-то страшный комок подступил мне к горлу. Я закричала что было силы, полагая, что вижу кошмарный сон, и желая во что бы то ни стало проснуться.

6

– Черт побери!

Голос Александра прогремел поистине оглушительно.

– Фан-Лер, тысяча чертей! Уведи отсюда эту женщину!

Прежде чем бретонцы успели явиться на его зов, он шагнул ко мне. Я инстинктивно отшатнулась, преисполненная такого ужаса, что насилу сдерживала крик.

– Не подходите ко мне! Не подходите! У вас руки в крови! Вы палач!

Я почувствовала, как руки Фан-Лера вежливо, но крайне настойчиво обхватили мои плечи. Он хотел вывести меня. Я рванулась вперед. Фан-Лер вопросительно взглянул на герцога.

– Если вы, – проговорила я дрожащим голосом, – сейчас же не прекратите все это, я уйду от вас! Я ни минуты не останусь в этом доме! Вы изверг, вы самый подлый и ничтожный человек, которого я когда-либо знала! И если… если вы немедленно не перестанете, я навсегда уйду, навсегда!

– Вы никуда не уйдете, – сказал он раздраженно. – Вы моя жена и останетесь здесь.

– Я вас ненавижу! – вскричала я так пронзительно, что у меня самой зазвенело в ушах. – Если вы меня не отпустите, я выброшусь из окна! И радуйтесь потом, что были моим мужем! Вообще, как вы думаете быть женатым, если собираетесь все время стеречь свою жену и знать, что она хочет уйти?

Наши взгляды – ненавидящий мой и мрачно-раздраженный его – скрестились, и я вдруг ощутила, что мои чувства на этот раз ничуть не уступают тем, что испытывает он, и ему меня не сломать. Меня так поразила эта победа, что я забыла слова, которые была готова бросить ему в лидо.

– Да вы хоть знаете, что это за человек! – воскликнул Поль Алэн в бешенстве.

Ярость и отвращение снова обуяли меня.

– И не желаю знать! Будь это сам дьявол, вы в тысячу раз хуже! И вы считаете себя аристократами? Вы? Уйдите прочь, сударь, не смейте бросаться ко мне! – прокричала я, обращаясь к Полю Алэну. – Я презираю вас, никаких других чувств вы во мне не вызываете!

Герцог положил руку на плечо брату.

– Успокойся, Поль Алэн. Мы разберемся с этим.

Я обернулась к мужу.

– Немедленно освободите этого человека! Оставьте его! Если вы этого не сделаете, можете оставить всякие надежды насчет своей семейной жизни!

Александр сжал челюсти. Я вся дрожала от гнева и ужаса.

– Сударыня, – сказал герцог сурово, – вы пожалеете об этом.

Я молчала, стиснув зубы. Александр сделал знак Гарибу, и индус отошел от своей жертвы. Комок поднялся к моему горлу, я больше всего сейчас хотела убежать, уйти из этого ужасного места, этой камеры пыток, но мне казалось, если я уйду, они снова примутся мучить этого человека.

– Обещайте, – проговорила я, сделав усилие, – обещайте мне, что оставите этого человека в покое.

– Я уже сделал это! – раздраженно бросил мне герцог через плечо.

– Обещайте, что уйдете отсюда!

Он шагнул ко мне, схватил меня за руку и так сжал мне пальцы, что лишь гордость не позволила мне вскрикнуть от боли.

– Идемте! – Он рванул меня к выходу. – Ну, мадам! Идемте, вы же хотели уйти! Я исполняю ваше желание!

«Все, теперь он убьет меня вместо того несчастного», – мелькнула у меня кошмарная мысль. На виду у всех герцог почти поволок меня наверх. Мы вышли на воздух, но он не остановился и продолжал тащить меня по аллее, так сжимая мне руку, что я просто вынуждена была следовать за ним.

– Куда мы идем? – воскликнула я. – Вы ведете себя недостойно, сударь!

Он был глух к моим словам.

– Того человека недостаточно просто оставить в покое! Он истечет кровью, если его так бросить!