— Я не обижу наших сыновей, Катрин. Мария не будет управлять Францией в одиночку.

— Было бы лучше, если бы она совсем ею не управляла! — воскликнула я.

Меня охватило такое волнение, что я почти выдернула руку.

Генрих, разумеется, знал, что мы с Марией недолюбливаем друг друга, и искренне желал это исправить. Однако в тот раз он со мной согласился, и в контракт добавили пункт, что в случае смерти Франциска Мария утратит права на французский престол. Такое условие очень разочаровало де Гизов, но Генрих остался непреклонен.

Утро двадцать четвертого апреля выдалось теплым и солнечным. Мне не удалось отдохнуть, большую часть ночи я утешала плачущего Франциска, который ужасно боялся, что начнет при всех заикаться или упадет в обморок. Утром я сидела подле сонного сына. Веки его страшно распухли, лицо покрылось пятнами. Я приказала подать холодный компресс и осторожно положила его на глаза и щеки Франциска.

К полудню нас всех одели. Мы с Генрихом были в черных нарядах, украшенных тусклым золотом: все для того, чтобы наш сын и Мария ярче сверкали. Остальные дети тоже смотрелись роскошно: тринадцатилетняя Елизавета превратилась в потрясающую юную женщину; на ней было платье из голубого бархата. Генрих подбирал ей жениха из многочисленных претендентов. Младшие дети вели себя так, как полагалось принцам и принцессам. Все мы, за исключением Марии, до поры скрывшейся в алькове, собрались у главного входа во дворец. Дяди невесты выглядели впечатляюще. На кардинале Лотарингском было алое атласное облачение и большой крест, усеянный рубинами. Распорядитель церемонии, герцог де Гиз, с головы до ног сверкал серебром и бриллиантами, словно это он был женихом.

Мой Франциск казался трогательным в своем золотом дублете. Он был почти одного роста со своим восьмилетним братом Карлом. Голова Франциска была слишком велика для тела, а голос еще не ломался. При всем при этом держался он с королевским достоинством. Елизавета нагнулась поцеловать старшего брата в щеку и сказала, что такого красивого мужчину она еще не встречала. Глаза Генриха наполнились слезами, он взял мою руку и крепко сжал.

Во дворе нас поджидало несколько карет, украшенных белым атласом и лилиями. Генрих и Франциск уселись в первый экипаж. Когда они скрылись из виду, Мария вышла из дворца.

Она была ослепительна: темноволосый ангел в белом атласе и сверкающих бриллиантах, в золотой короне, инкрустированной драгоценными камнями. Мы просто рты открыли при виде такой красоты. Она улыбнулась, понимая, что хороша. По брусчатке за ней волочился тяжелый шлейф, двум девочкам не удавалось удерживать его на весу. Мария забралась в экипаж вместе с двумя юными помощницами, и я последовала за ними. Мы переехали через Сену на остров Сите и направились во дворец кардинала де Бурбона, который расположен рядом с собором Нотр-Дам.

Оттуда медленно двинулась свадебная процессия. Де Гиз построил деревянную галерею, которая начиналась от ступеней дворца архиепископа и доходила до ступеней собора. Галерея от пола до потолка была затянута алым бархатом и украшена белыми лилиями и серебряными лентами. Внутри собрались иностранные сановники, послы, принцы и придворные. Всем хотелось получше разглядеть невесту. Кардинал и Франциск шли впереди, Мария ступала на приличном расстоянии от них, под руку с королем, за ними — я вместе с детьми, далее — Диана и мои фрейлины. Процессию замыкали Франсуа де Гиз и его брат.

Запах свежего дерева навевал давние воспоминания, когда я была испуганной, неуверенной в себе невестой. Толпа восторженно охнула, увидев Марию. Парижане громко ликовали. Я улыбнулась своему кузену Пьеро, облаченному в великолепный темно-синий наряд, и вздрогнула, заметив Козимо Руджиери. Он выглядел на редкость хорошо, если так можно сказать о безобразном человеке. На нем был новый дублет из темно-красной парчи, отороченный черным бархатом. Красное и черное — символы крови и смерти — то, что и требовалось для нынешнего события.

Козимо радостно улыбался, что смотрелось странно на таком бледном нездоровом лице. Я тоже ему улыбнулась, на меня нахлынула волна расположения: я понимала, что без него я бы попросту не выжила, да и сын бы у меня не родился. В наших взглядах было больше близости, чем у меня с мужем.

Мы прошли по галерее и поднялись на ступени собора Нотр-Дам на глазах тысяч веселых и шумных горожан, рассевшихся на скамьях деревянного амфитеатра, окруженного оградой. За порядком наблюдали шотландские гвардейцы. Де Гиз решил, что Мария должна венчаться не внутри собора, а снаружи, чтобы ритуал видели все желающие. Кардинал остановился у центрального входа; это был портал Страшного суда, с величественным окном-розеткой и медальоном, изготовленным из нержавеющей стали и камня. Франциск встал на расстоянии вытянутой руки от архиепископа и повернулся лицом к толпе в ожидании невесты.

Мария остановилась между моим сыном и королем; все присутствующие замолчали. Церемония была непродолжительной. Когда король потребовал от жениха и невесты клятвы, дофин был на удивление собран и ответил без запинки. Мария говорила громким и уверенным голосом. Король достал простое золотое кольцо и подал его кардиналу. Тот надел кольцо на палец Марии. Кардинал подождал — это был намек дофину, что следует поцеловать новобрачную.

И тут Мария неожиданно воскликнула:

— Да здравствует Франциск, король Шотландии!

Она преклонила перед ним колени. Белые юбки веером легли возле нее.

Это была блестящая театральная идея. Горожане, ослепленные красотой Марии, громко приветствовали ее смирение перед их будущим королем.

Я посмотрела через плечо на аристократов, разместившихся за нами на ступенях собора. Каждое лицо выражало восхищение прекрасным поступком Марии. Кроме одного: Козимо Руджиери было не обмануть. Он хранил серьезность. Черные глаза, выделявшиеся на белом лице, глядели с мрачной настороженностью. Так было и тридцать лет назад, во Флоренции, когда он произнес страшное слово.

«Предательство!..»


После церемонии мы отправились во дворец кардинала к традиционному пиру, после которого давали бал. Я находилась возле Марии, когда ее дядя Франсуа де Гиз пригласил ее на танец. Он уже опьянел и слишком громко шепнул ей на ухо:

— Ты теперь королева двух стран.

Марии, судя по всему, это понравилось, и она, коварно мне улыбнувшись, пошла танцевать.

На обратном пути невесту несли в паланкине. Когда мы ехали по мосту, заходящее солнце окрасило кожу и платье Марии в блестящий коралл. Во дворец мы вернулись страшно усталые, однако де Гиз никак не мог угомониться. Все собрались в большом бальном зале Лувра. Король появился в маленькой механической лодке, украшенной лилиями и белым атласом, с серебряным парусом. Под звуки музыки лодка заскользила по мраморному полу, словно по морю, и приблизилась к Марии. Мой муж, улыбаясь, помог невесте забраться в лодку, и они медленно сделали круг по залу к изумлению гостей.

Когда они отъехали от меня, появилась вторая лодка с Франциском на борту. Я, вынужденно изображая радость, уселась рядом с сыном на бархатную подушку и поцеловала его в щеку.

— Ты очень утомилась, maman? — спросил Франциск.

У него самого смыкались веки, но он был в хорошем настроении: наверное, чувствовал облегчение оттого, что сумел пережить церемонию.

— Немного, — ответила я и похлопала его по коленке, — но не так сильно, как ты.

Франциск серьезно кивнул.

— Правда, Мария очень красива? — вдруг сменил он тему.

— Да, — согласилась я и после паузы поинтересовалась: — Франциск… тебе известно, что Мария — очень самоуверенная молодая женщина?

— Да, — отозвался он простодушно. — Мария бывает очень упрямой.

— Поэтому учись подчинять ее себе. Иначе, несмотря на то что ты король, она будет править вместо тебя.

Мой сын опустил глаза.

— Мария любит меня. Она не сделает мне ничего плохого.

— Знаю, — терпеливо произнесла я. — Но когда нас с отцом не станет, ты будешь королем, и ты должен помнить, что вся ответственность ляжет на тебя одного.

Франциск меня не слушал. Он посмотрел на свою невесту и замахал ей рукой, привлекая к себе внимание. Мария послала ему воздушный поцелуй, и он глупо улыбался, пока ее лодка не скрылась из виду.

— Франциск, — позвала я. — Пожалуйста, исполни одну мою просьбу.

Сын поднял на меня невинные глаза: он уже забыл, о чем мы только что говорили.

— Конечно, maman.

Я сделала глубокий вдох.

— Обещай мне, что, когда станешь королем, не позволишь Марии принимать решения. Обещай, что сначала выслушаешь своих советников.

— Да ведь моими советниками будут де Гизы. А Мария всегда с ними заодно. Так что это я тебе обещаю.

Франциск наклонился вперед и поцеловал меня в щеку.

— Спасибо, — сказала я нежно. — Ты хороший сын.

Сердце у меня ныло. Я поняла, что не могу позволить себе умереть, пока жив Франциск.

ГЛАВА 30

Свадебные празднества длились пять дней. Людей развлекали разнообразные зрелища и цирк. Обычно подобные мероприятия заканчивались рыцарскими поединками. Традиция требовала от жениха участия в последнем турнире, однако слабое здоровье Франциска делало это невозможным. Поэтому он просто сидел вместе со мной, с Марией и Дианой в ложе и приветствовал выступавших за него рыцарей.

Я с трудом выдержала еще один банкет, на котором председательствовал Франсуа де Гиз, а затем вернулась в свои апартаменты. К моему изумлению, вскоре меня навестил Генрих.

Он наклонился, я поднялась на цыпочки, и мы поцеловались. Лицо мужа раскраснелось, щека была горячей, от кожи пахло мылом. Я внимательно на него посмотрела. У него не было любовного намерения, он вздохнул и тяжело опустился в кресло. Я поняла, что ему лишь бы до собственной постели добраться.