— Что это? — повторила я вопрос, адресуя его Томмасе.

Девочка повернулась ко мне и прошептала:

— Чума.


Когда Леонарду унесли, мы с Томмасой позавтракали в трапезной, а потом направились в общую комнату, поскольку в этом часу сестра Виолетта обычно давала нам задания. Но комната превратилась в госпиталь. На полу лежала дюжина женщин, одни стонали, другие зловеще молчали. Пожилая сестра встретила нас у порога и жестом приказала вернуться в келью. Там две другие наши пансионерки, Серена и Константина, шили саваны.

— Что случилось с Леонардой? — спросила Серена.

Когда я объяснила, она сказала:

— Сегодня утром не было половины сестер. Чума, так что все понятно.

Мы улеглись в кровати и взволнованно заговорили. Я думала о тете Клариссе, о том, как она расстроится, узнав, что я умерла в убогом бараке. И Пьеро будет по мне плакать.

Через два часа явилась пожилая сестра, которая сообщила Томмасе, что ее ждут братья, и строго-настрого запретила даже упоминать об эпидемии. Томмаса ушла, а когда через час вернулась, глаза ее блестели. До середины дня она таинственно молчала, а затем, когда собралась в туалет, жестом пригласила меня с собой.

Мы скрылись в зловонной комнатке. Томмаса вытащила из кармана кулак и медленно его разжала.

На ее ладони лежал маленький черный блестящий камень. Я схватила его и вспомнила, как Кларисса раздевала меня, и Крыло ворона и окопник выпали из-под моей одежды. Тогда тетя посмотрела на меня задумчиво, а я нагнулась и подняла талисман.

«Это тебе дал Козимо? Береги их».

Только Кларисса знала, что я оставила камень в Поджо-а-Кайано. Только она могла найти его и вернуть мне, тем самым намекая, что я не забыта. Сердце мое заколотилось.

— Кто дал тебе это? — нетерпеливо произнесла я, сверля глазами Томмасу.

— Мужчина, — пояснила она. — Мои братья уходили, и я опустила занавеску над верхней решеткой. Наверное, он заглянул в нижнюю решетку и увидел подол моего платья.

— Что он сказал? — допытывалась я.

— Поинтересовался, друг я Медичи или враг. Я ответила, что не то и не другое. Тогда он спросил, знаю ли я девочку по имени Катерина. Я сказала, что ты моя подруга. Мужчина предложил мне деньги, если я передам тебе это. — Томмаса кивнула на камешек в моей руке. — И велел мне хранить секрет. Это ваш семейный оберег?

— Он принадлежал моей матери, — соврала я.

Томмасе вполне можно было доверять, но я не хотела, чтобы ко всем выдвинутым против меня обвинениям прибавили еще и занятие колдовством.

— Он говорил еще что-нибудь?

— «Пройдет немного времени… и я вернусь».

От этих слов у меня закружилась голова. Я сунула камень за пояс, между передником и платьем, и подняла взгляд на Томмасу.

— Мы не должны обсуждать это, даже между собой. Повстанцы убьют меня или отвезут в другое место.

Девочка торжественно кивнула.

Несмотря на чуму и безжалостный холод, в тот день я словно летала по коридорам монастыря. Когда я засовывала руку под передник и ощупывала гладкий прохладный камень, мне казалось, что меня обнимает Кларисса.


На следующее утро мы, четыре оставшиеся пансионерки, обнаружили, что трапезная закрыта. Поварихи заболели, а здоровые сестры были загружены работой — уходом за больными и шитьем новых саванов. Распорядок дня был нарушен, и о нас забыли. Мы вернулись в свою келью, уселись на кочковатые соломенные матрасы, голодные, напуганные и замерзшие, и попытались развлечь друг друга сплетнями.

Через несколько часов в коридоре раздались звуки: резкий голос монахини и шаги по каменному полу. Захлопали двери. Я выглянула из кельи и увидела, что сестра яростно метет пол. Пыль летела столбом.

— Что они делают? — осведомилась Серена.

Она сидела рядом с Томмасой, скрестив ноги.

— Убирают, — недоуменно отозвалась я.

Снова застучали двери. Мести перестали. Слышно было, как сестра Виолетта отдает кому-то приказы. Через какое-то время мы снова стали болтать.

Неожиданно на пороге появилась сестра Виолетта. В тот час сестры должны были молчать, но она нарушила правило.

— Катерина, — обратилась она ко мне, — ты останешься здесь. Остальные идите за мной.

Сестра увела девочек. Я не на шутку встревожилась. Что, если другая сестра видела незнакомца, который принес камень? Что, если Томмаса выдала мой секрет? Тогда повстанцы убьют меня или посадят в тюрьму похуже, чем монастырь Святой Катерины.

Бежали минуты. В коридоре раздались шаги, послышался незнакомый скрип кожаных сапог. «Повстанец! — подумала я в отчаянии. — Они пришли за мной».

Но человек, появившийся на пороге, ничем не напоминал Ринуччини и его солдат. На нем была тяжелая накидка из розового бархата, отороченного горностаем, и коричневый бархатный берет с маленьким белым плюмажем. Незнакомца украшала щеголеватая остроконечная бородка, а на плечи ниспадали длинные черные кудри. Он прижимал к носу кружевной платочек. Даже на расстоянии от него пахло розами.

Сестра Виолетта тихо сказала:

— Вот эта девочка.

И оставила нас вдвоем.

— Ух, — выдохнул незнакомец в кружевной платок. — Прошу прощения, но этот запах! Как вы его переносите?

Он опустил платок, снял берет и поклонился.

— Я имею честь общаться с Катрин Медичи, герцогиней Урбино, дочерью Лоренцо Медичи и Мадлен де ла Тур, графини Оверньской?

«Катрин» — так же говорил француз в моем кровавом сне.

— Да, это я.

— Я… ух! Я Роберт Сен-Дени де ла Рош, посол во Флорентийской республике по распоряжению его величества короля Франциска Первого. Ваша покойная мать была кузиной его величества. Вчера до нас дошли сведения, что вы, герцогиня, содержитесь в тяжелейших условиях. Неужели вы носите вот эту одежду, спите на этой кровати?

— Да, — подтвердила я, расслабив под передником кулак, в котором сжимала Крыло ворона.

Мне хотелось провести рукой по складкам его бархатной накидки, сбросить с себя колючее шерстяное платье и надеть красивую одежду, хотелось, чтобы Жиневра зашнуровала мне корсет и пристегнула рукава. Хотелось снова увидеть Пьеро. Но больше всего — поблагодарить тетю Клариссу за то, что меня отыскала. Последняя мысль едва не вызвала у меня слезы.

Лицо посла смягчилось.

— Как ужасно для вас, дитя мое. Здесь так холодно. Надеюсь, вы не подорвали здоровье.

— У нас чума, — сообщила я. — Многие сестры больны.

Он выругался на чужом языке. Кружевной платочек упал на пол.

— Аббатиса умолчала об этом! — воскликнул он, но быстро взял себя в руки. — Не волнуйтесь. Сегодня же перевезу вас из этого блошиного гнезда. Тут не место для кузины короля.

— Повстанцы не позволят мне уехать, — заметила я. — Они желают моей смерти.

Черная бровь посла лукаво приподнялась.

— Повстанцы желают спокойной республики, которой у них нет. Им нужна добрая воля короля Франциска, но они не получат ее, если не проявят уважение к его родственнице. — Гость снова поклонился. — Не стану медлить, герцогиня. В этом здании чума, а потому я должен действовать. Дайте мне несколько часов, и мы поселим вас в достойном доме.

Он направился к дверям, а я крикнула вслед:

— Прошу вас, скажите моей тете Клариссе, что я очень благодарна ей за ваш приход!

Посол остановился и недоуменно на меня посмотрел.

— Я с ней не общался, хотя постараюсь передать ей ваши слова.

— Но кто же прислал вас?

— Старый друг вашей семьи. Он уверял, что вы его знаете. Его зовут Руджиери. А теперь, герцогиня, позвольте мне удалиться, ведь чума быстро распространяется. Клянусь Богом, вы не проведете здесь больше ни одной ночи. Так что желаю всего хорошего, крепитесь.

— Непременно, — ответила я.

Однако как только в коридоре затихли шаги, я ударилась в слезы. Я плакала, потому что нашел меня и пожалел Козимо, почти посторонний человек, потому что помощь оказал он, а не тетя Кларисса. Я подняла с пола кружевной платок, утерла глаза и вдохнула запах цветов.


Я убедила себя, что Крыло ворона убережет меня от чумы и освободит из заточения, и решила всегда держать его при себе.

Но в то утро французский посол не пришел за мной. И днем никто не явился. Я сидела с другими девочками, шила саваны и была так возбуждена и рассеянна, что много раз укалывала иглой пальцы. К вечеру прекрасное настроение увяло. Что, если повстанцы не собираются потворствовать королю Франциску, как это представлялось господину ла Рошу?

Настала ночь. Я прямо в одежде легла на кровать подле Томмасы и уставилась в темноту, ловя каждый шорох. Минуло несколько часов, прежде чем я увидела снаружи свет лампы. Я поспешила в коридор и наткнулась на сестру Виолетту. Та слегка улыбнулась, заметив мое нетерпение, и жестом пригласила следовать за ней.

Когда мы оказались в ее келье, она надела на меня монашескую одежду и зимний плащ.

— Куда я еду? — попыталась я выяснить.

— Даже не представляю, дитя мое.

Сестра проводила меня к двери, выходившей на улицу. Должно быть, с другой стороны услышали наши шаги; раздался мужской голос:

— Она с вами?

— Да, — отозвалась сестра Виолетта и отворила дверь.

На мужчине был тяжелый плащ, на поясе — длинная сабля. За ним стояло четверо всадников.

— Сюда. — Мужчина протянул мне руку в перчатке. — Не открывайте лицо, идите быстро. Не привлекайте к себе внимание. Это опасно.

— Куда вы меня ведете? — заупрямилась я.

Он шевельнул усами.

— Скоро узнаете. Дайте мне руку. И больше никаких вопросов.

Я неохотно протянула ладошку. Он подсадил меня на лошадь, вскочил в седло позади меня, и мы отправились в путь вместе с его людьми.