Паола продолжала свое занятие, хотя пальцы ее не слушались и дрожали. Наконец Кларисса была готова и выглядела потрясающе. Она посмотрела в зеркало, которое держала перед ней Паола, поморщилась и вздохнула. Должно быть, задумалась о другой проблеме, которую не знала, как разрешить. Тетя повернулась ко мне с вымученной улыбкой.

— Ну, как мы с тобой развлечемся в следующие два часа? — спросила она. — Мы должны найти себе дело.

— Я бы хотела побыть в часовне, — призналась я.


Кларисса почтительно ступила в часовню, я — за ней. Неохотно встав на колени, я крестилась, также повторяя за теткой движения, затем уселась подле нее на скамью.

Она опустила веки, но я заметила, что мозг ее трудится над какой-то новой проблемой. Я не стала ей мешать и вытянула шею, стараясь получше разглядеть фреску.

Вздохнув, Кларисса открыла глаза.

— Разве ты пришла сюда не помолиться, детка?

Я ожидала услышать в ее вопросе раздражение, но услышала простое любопытство.

— Нет, — честно ответила я, — чтобы еще раз увидеть Лоренцо.

Ее лицо смягчилось.

— Что ж, иди и посмотри на него.

Я подошла к деревянным хорам, находившимся под изображением процессии, которая сопровождала юного волхва Гаспара, и запрокинула голову.

— Ты знаешь их всех? — поинтересовалась Кларисса.

Голос ее был немного грустным.

— Это Пьеро Подагрик, отец Лоренцо, — сообщила я, указывая на фигуру позади Гаспара. — А подле него его отец, Козимо Старший.

Они были самыми умными, самыми властными людьми, которых когда-либо знала Флоренция, пока их не превзошел Лоренцо Великолепный.

Кларисса встала рядом со мной и направила палец на маленькое лицо возле Лоренцо, почти затерявшееся в толпе.

— А это Джулиано, его брат. Был убит в соборе, тебе это известно. Они и Лоренцо пытались убить, ранили его, он истекал кровью, но брата не покинул. Друзья оттаскивали его, а он все выкрикивал имя Джулиано. Никто не был так предан любимым людям, как Лоренцо. Рядом с ним нет тех, кто должен быть. Духи… о них ты почти не слышала. Здесь должна быть моя мать — твоя бабушка Альфонсина. Она была женой старшего сына Лоренцо. Ее муж, как последний идиот, отдалился от людей и был изгнан. Но у нее остался сын — твой отец, — и она обучила его политике, так что когда мы, Медичи, вернулись во Флоренцию, он правил вполне успешно. Когда твой отец отправился на войну, Альфонсина тоже руководила неплохо. А теперь… мы снова потеряли город. — Кларисса вздохнула. — Как бы ярко ни сияли женщины Медичи, мы всегда находимся в тени наших мужей.

— Я не допущу, чтобы это случилось со мной, — заявила я.

Тетя резко повернула голову и взглянула на меня.

— Не допустишь? — медленно спросила она.

В ее глазах я увидела рождение какой-то мысли. Судя по всему, она решила мучившую ее проблему.

— Я могу быть сильной, — сказала я. — Как Лоренцо. Прошу вас, мне хотелось бы притронуться к нему. Разочек, прежде чем мы уйдем отсюда.

Кларисса не была крупной женщиной, но я-то была совсем маленькой. Она с трудом меня подняла, щадя больное запястье, и дала возможность притронуться к щеке Лоренцо. Глупый ребенок, я думала, что почувствую контуры и теплоту лица, и удивилась, ощутив под пальцами плоскую холодную поверхность.

— Он был умен, — заметила тетя, опустив меня на пол. — Соображал, когда любить, а когда ненавидеть.

— После гибели брата он понял, что Медичи в опасности, и нанес удар.

Кларисса выразительно на меня посмотрела.

— Ты хоть знаешь, что можно быть хорошим человеком и при этом уничтожать своих врагов, Катерина? Знаешь, что ради защиты своего рода иногда необходимо проливать кровь других людей?

Я потрясенно помотала головой.

— Если бы в нашу дверь вломился человек, — настойчиво продолжала Кларисса, — и захотел бы убить меня, Пьеро и тебя, ты бы сделала все возможное, чтобы ему помешать?

Представив в своем воображении эту сцену, я отвернулась.

— Да, — отозвалась я. — Сделала бы.

— Ты такая же, как я, — одобрительно заключила Кларисса, — и, как Лоренцо, чувствительна. Но способна совершать то, что нужно. Дом Медичи должен выжить, и ты, Катерина, его единственная надежда.

Тетя мрачно мне улыбнулась, сунула забинтованную руку в складки платья и вынула оттуда что-то тонкое, блестяще и очень-очень острое.


Мы отправились в апартаменты Клариссы, где Паола заворачивала в шелковые шарфы драгоценности и золотые флорины. С помощью служанки тетя намотала на талию под платье четыре тяжелых самодельных пояса и сунула под корсаж изумрудные сережки и большой бриллиант. Затем они надели на Паолу два пояса, и тетя отложила в сторону один золотой флорин.

Следующие полчаса мы просто сидели. Одна Кларисса догадывалась, что нам предстоит. По сигналу, известному только ей, она взяла золотой флорин и подала Паоле.

— Отнеси мальчику, — велела тетя. — Пусть приготовит лошадь, приведет ее в конец конюшни и ждет там. Вернешься через главный вход.

Паола исчезла. Тетя Кларисса взяла меня за руку и отвела вниз. Мы остановились возле главного входа. Когда служанка вернулась, Кларисса взяла ее за плечи.

— Успокойся, — приказала она, — и слушай меня внимательно. Мы с Катериной пойдем к конюшне. Ты останешься здесь, сосчитаешь до двадцати и откроешь эту дверь.

Паола заплакала и хотела высвободиться из рук Клариссы, но тетя сильно ее встряхнула.

— Слушай, — прошипела она. — Ты должна вопить. Что есть мочи, привлекая всеобщее внимание. Жалуйся, что наследники наверху, что они хотят бежать. Повтори это несколько раз, пока все не ринутся в дом. Тогда ты выскочишь и затеряешься в толпе. — Кларисса сделала паузу. — Драгоценности твои. Если я больше тебя не увижу, желаю всего хорошего. — Она отпустила служанку и пронзительно на нее посмотрела. — Перед лицом Всевышнего, отвечай: сделаешь?

Паола страшно дрожала, однако прошептала:

— Сделаю.

— Да храни тебя Господь.

Кларисса сжала мою ладонь. Вместе мы помчались по дворцу, по коридорам, по двору и саду, до конюшни. Тетя остановилась под высокой изгородью, служащей прикрытием, и посмотрела на уже открытые железные ворота.

Я выглянула из-за нее. С другой стороны черных прутьев держали вахту скучающие солдаты-повстанцы, за ними сгрудилась толпа.

И тут я услышала отчаянные крики Паолы. Кларисса наклонилась и сняла туфли. Я сделала то же самое. Она подождала, пока люди повернутся на источник звука. Когда все они бросились от ворот на восток, тетя глубоко вздохнула и устремилась на запад, увлекая меня за собой.

Взбивая облака пыли, мы пробежали мимо поджидавшего наследников экипажа. Запряженные лошади протестующе заржали. Мы завернули за угол конюшни, оставили позади место, где я лежала, когда узнала об отъезде Пьеро. Дальше, рядом с высокой каменной стеной, стояла оседланная кобыла, подле нее — удивленный мальчик, худенький эфиоп немногим старше меня. В одежде и в мягких, точно перья, волосах запуталась соломенная труха; белые встревоженные глаза были широко распахнуты. Большая чалая лошадь шарахнулась, но мальчик с легкостью ее удержал.

— Помоги мне, — велела ему Кларисса.

Крики на улице были такими громкими, что он едва ее услышал.

Тете некогда было обращать внимание на приличия. Она задрала юбки, обнажив белые ноги, и вдела в стремя босую ступню. Лошадь была высокой, и Кларисса тщетно пыталась на нее взобраться. Мальчик сильно подтолкнул ее под зад, и она наконец вскарабкалась в седло, затем уселась, здоровой рукой взяла вожжи и подогнала лошадь к стене, так что нога ее оказалась между боком животного и камнем. Кларисса пронзила юного спасителя взглядом.

— Ты поклялся своей жизнью, что ничего не скажешь повстанцам.

В ее словах слышалось обвинение.

— Да, да! — взволнованно подтвердил мальчик. — Я ничего не скажу, госпожа.

— Только тот, кто знает секрет, обещает его хранить, — изрекла Кларисса. — И есть только один секрет, который скоро захотят узнать повстанцы. Что за секрет? Им неинтересно слушать об исчезнувшем старшем конюхе и убитых грумах.

Мальчик открыл рот. Казалось, он сейчас зарыдает.

— Посмотри на себя, ты весь в соломе, — продолжала Кларисса. — Ты прятался. Как и другие, ты слишком много слышал. Они и тебя хотели убить. Ты знаешь, куда уехали наследники?

Мальчик опустил голову и уставился на траву.

— Нет, госпожа, я не…

— Лжешь, — прервала его Кларисса. — И я тебя не виню. Я бы тоже испугалась.

Лицо мальчика сморщилось, слезы потекли по щекам.

— Прошу вас, донна Кларисса, не сердитесь, пожалуйста… Богом клянусь, что буду молчать… Я мог бы уйти к повстанцам, прибежал бы к воротам и рассказал бы все, но я остался. Я всегда был предан хозяевам. И впредь буду предан. Только не сердитесь.

— Я не сержусь, — ответила Кларисса. — Мы возьмем тебя с нами. Иначе повстанцы тебя замучают, и ты все им выболтаешь. Я заплачу тебе еще один флорин, если скажешь, куда уехали Ипполито и остальные. Но прежде подними девочку.

Она наклонилась и протянула ко мне руки.

Мальчик был худым, но сильным. Он схватил меня под ребрами и протянул Клариссе, словно охапку сена.

Меня захлестнула волна страха, но я ее вытерпела, она схлынула и успокоилась. Передо мной стоял выбор: струсить или решиться.

И я решилась.

Пока мальчик передавал меня, я вынула стилет, спрятанный в чехле в кармане юбки. Он вошел ему под подбородок — место мне заранее показала тетка, ткнув пальцем в собственное горло.

Но я была ребенком и не слишком сильной. Рана оказалась неглубокой; мальчик отдернул голову. Я напрягла все свои силы и глубже вонзила лезвие в шею. Он схватился за нож и хрипло вскрикнул. В его глазах я увидела яростный упрек.