— Ну… видишь ли…

Подруги переглянулись, откусили по кусочку печенья — и громко расхохотались.

— Пойми, Люсинда, — сказала Амелия, когда они отсмеялись, — любовь облагораживает душу, а не разрушает ее. Ты это понимаешь?

Ах, как ей хотелось поверить словам подруги! Но поверить было очень трудно. К тому же это ничего бы не изменило — было уже слишком поздно для таких фантазий.

— Значит, ты одобряешь мои чувства к герцогу? — спросила Люсинда.

— Ну… он довольно красив, — заметила Амелия.

Люсинда в задумчивости откусила кусочек печенья и принялась жевать.

— Но он — не единственный привлекательный мужчина в Лондоне. Есть и другие.

— Неужели? — Люсинда в тревожном предчувствии взглянула на подругу. — Значит, твой список подходящих женихов больше, чем я полагала? Что ж, тебе придется подыскать для меня еще кого-нибудь, причем как можно скорее.

Амелия молча похрустывала печеньем, и сейчас она напоминала взгляд генерала перед сражением. Наконец она заявила:

— Герцогу просто нужен подходящий случай, чтобы открыть тебе свои истинные чувства. И мы предоставим ему такую возможность.

Люсинда в растерянности пробормотала:

— Не думаю, что такой план…

— Воксхолл! — закричала Амелия так громко, что арфистка взяла фальшивую ноту.

— Амелия, но я…

— Воксхолл — это прекрасно! — восторженно перебила подруга. — Именно там мы с Джоном впервые… — Она немного помолчала. — Но это уже другая история, и о ней — в другое время.

У входа за занавесом послышался громкий голос мадам Бофон, та звала одну из своих служащих.

Амелия отправила в рот остатки печенья и быстро прожевала.

Люсинда поступила так же и едва успела проглотить печенье — в следующее мгновение мадам Бофон откинула портьеру и спросила:

— Ну, дамы, так на чем мы остановились?


— С вами все в порядке? — спросил Уилл, наклоняясь к своему противнику, лежавшему на полу ринга. Один глаз у бедняги заплыл, а из носа сочилась красная струйка.

— Жить буду, но сейчас мне нужна помощь.

Уилл постоял рядом, пока двое служителей не подняли боксера-неудачника. Затем отошел в сторону.

— Надеюсь, это помогло, — раздался вдруг голос Кармайкла.

Уилл нахмурился и пробурчал:

— Что именно?

— Поколотить противников, — пояснил Кармайкл. — Надеюсь, это помогло.

Уилл подошел к своему наставнику.

— Очень помогло, — с усмешкой ответил он, и оба зашагали к приемной клуба, находившейся у самого входа.

Обстановка в комнате была простая, но чрезвычайно удобная. И здесь можно было поговорить наедине без всяких опасений.

Герцог придвинул кресло для Кармайкла, а сам уселся в кресло напротив и принялся вытирать лицо грубым льняным полотенцем.

— У нас не остается времени, — заявил вдруг Кармайкл.

Уилл посмотрел на него с удивлением.

— Времени — для чего?

— Ну… если в нескольких словах… — Кармайкл вытянул перед собой ноги. — В общем, мы больше не можем ждать, когда Гаренн сделает очередной ход. Мы должны выманить его из укрытия.

Уилл ухватился за ручки кресла.

— Мы не можем больше ждать? Что вы этим хотите сказать?

Раздумывая над ответом, Кармайкл вертел на пальце перстень с печаткой.

— Мы исчерпали все свои ресурсы, Уилл. Мне очень не хотелось бы говорить вам об этом, но ваши помощники уже нужны в других местах. Почти половина наших агентов занимается сейчас этим делом. Так дальше не может продолжаться.

Уилл уперся локтями в колени и запустил пальцы в волосы.

— Что вы предлагаете?

— Вам это не понравится, — ответил Кармайкл. — Но выбора у нас нет.

— Вы же знаете, я не боюсь трудностей.

Кармайкл молча смотрел на собеседника, и было очевидно, что он о чем-то напряженно размышлял.

— Черт побери, старина, говорите же, — проворчал Уилл.

— Нам нужна леди Люсинда, понимаете?

При этих словах в глазах Уилла потемнело.

— Вы что, серьезно?

— Вполне. — Кармайкл вздохнул. — Поверьте, мне сейчас не до шуток.

— Мы ведь говорим о Гаренне, а не каком-то лондонском карманнике. — Голос Уилла оставался ровным, но внутри у него все кипело от злости. — Нельзя ожидать от леди Люсинды, что она переиграет такого человека.

— Другой возможности у нас нет…

— Гаренн — настоящий монстр, а вы — глупец! — загремел Уилл, выбираясь из кресла. Он сделал несколько шагов к двери, но потом вернулся обратно.

Кармайкл уставился на него с удивлением.

— Вы забываетесь, Клермон. — Это замечание было сделано сдержанным тоном, но в словах Кармайкла отчетливо слышалось предостережение.

Уилл вздохнул и пробормотал:

— Извините, я не сдержался.

Тут герцог вдруг схватил первое, что попалось ему под руку, — это был маленький столик — и швырнул его в стену. Столик разлетелся в щепки.

— Я предупреждал вас: не увлекайтесь леди Люсиндой, — спокойно заметил Кармайкл. — Но вы пренебрегли моим советом, поэтому теперь не можете делать то, что должны делать все коринфяне, имеющие непосредственное отношение к этому делу.

Уилл прислонился спиной к стене и провел рукой по лбу, утирая пот. Он понимал: Кармайкл прав. И от сознания этого ему становилось только больнее. Все было не так, как должно быть, и все в его жизни перевернулось с ног на голову. Перевернулось настолько, что теперь он понятия не имел, как все исправить. Да и можно ли что-нибудь исправить?..

— Дайте мне еще время, — проворчал он, не глядя Кармайклу в глаза.

— Могу дать три дня. Не больше.

— По крайней мере, хоть это, — ответил Уилл и вышел из комнаты.

Глава 18

— А фейерверки будут? — спросила Амелия лорда Нортропа, чуть не прыгая от восторга в лодке, в которой вся компания плыла по Темзе.

Люсинда улыбнулась подруге — ее энтузиазм по поводу фейерверка мог сравниться только с ее же любовью к клубничным тортам.

А Амелия, с удовлетворением вздохнув, положила голову на плечо мужа. При виде счастливого выражения на ее лице Люсинда вынуждена была признать: возможно, в сердце Амелии и фейерверки, и клубничные торты вытеснило что-то другое…

И Люсинда тоже вздохнула — хотя совсем иначе, чем Амелия. Вечер в Воксхолл-Гарденс никогда не бывал спокойным времяпрепровождением; великолепный парк уже сам по себе почти у всех вызывал восторг. Но для Люсинды сегодняшний вечер был очень непростым.

Хотя следовало признать: наряд для сегодняшнего вечера у нее был такой, что лучше и не придумаешь.

Платье казалось весьма соблазнительным — в греческом стиле. Да, оно действительно было очаровательно, золотистый шелк приятно щекотал кожу, а покрой и драпировка подчеркивали все достоинства фигуры Люсинды. Беда только в том, что ткани на платье пошло очень мало. Глубокое декольте выставляло напоказ ложбинку между грудей, а рукавов практически не было.

Но мадам Бофон заявила, что Люсинде в свете ее отношений с герцогом надлежало одеваться более смело.

Люсинда снова вздохнула, вспомнив заговорщический вид мадам, когда та вручала ей пакет с готовым платьем.

— Простите, — прошептала она, — но я несколько изменила фасон платья.

Пожав плечами, Люсинда ответила:

— Что ж, вам лучше знать.

Она вздрогнула от легкого бриза, задувшего с реки. И натянула на плечи шаль, пытаясь немного согреться.

— Хотите мой плащ? — спросил Уилл.

Не важно, как долго ей придется прожить на свете, — но она никогда не забудет его голос и то мучительное чувство, которое охватило ее сейчас. Услышав его хрипловатый голос, Люсинда вспыхнула, и, казалось, она вот-вот сгорит, превратившись в пепел. Какое-то время она боролась с желанием прислониться к нему, ощутить его тепло. Потом, почувствовав его дыхание на своей шее, закрыла глаза. Через мгновение, открыв глаза, Люсинда обнаружила, что тетушки смотрят на нее, и глаза у всех трех были просто ледяные. Тут она пришла в себя и холодно ответила:

— Нет, благодарю вас.

Вскоре лодка подошла к причалу. Первыми из лодки вышли Нортроп и Уилл; они помогли дамам подняться на пирс, и вся компания направилась к лестнице, ведущей в Воксхолл.

Когда они показали свои абонементы, их провели сквозь толпу к открытому театру «Роща», где собирались группы гуляющих, которые общались или наслаждались музыкой, доносившейся из концертного зала. Совсем рядом находились и беседки, в которых можно было поужинать.

— О Воксхолле столько говорят, — заметил Нортроп, поднимаясь с Амелией по ступенькам к их беседке, где они собирались ужинать. За ними следовали фурии, Люсинда и Уилл. — Хотя не думаю, что к этому парку подошло бы слово «изысканный».

Люсинда увидела, как Амелия с улыбкой шлепнула своего мужа веером по руке. Она позволила Уиллу проводить ее в беседку, однако старалась не смотреть на него — притворилась, что увлеченно наблюдает за происходящим вокруг.

А было бы так соблазнительно забыть предательство Уилла и просто отдаться романтической атмосфере этого вечера — владелец Воксхолла сумел с помощью красивых видов, музыки и ярких фейерверков создать такую романтику.

Люсинда безуспешно пыталась прикрыть шелковой шалью обнаженные руки и декольте. Она посмотрела на Уилла, садившегося на свое место. Взгляд у него был озабоченный.

И не смотрел на нее — отвечал на вопрос, который ему задал Нортроп.

Тупая боль в сердце, к которой она уже привыкла за последние несколько дней, от близости Уилла только усилилась.

Его предательство поразило ее до самой глубины души. Их интимные отношения, которые она приняла за проявление любви, внезапно оказались дешевой и ничего не значащей интрижкой. Однако ее по-прежнему терзала одна мысль, день и ночь не давала покоя. Ведь они не просто предавались любви — она видела это в его глазах, слышала в его голосе, чувствовала в его прикосновениях…