Дальше он действовал механически. Когда шок пройдет, ему будет больно, он будет чувствовать себя преданным и оскорбленным, но это будет потом. А пока что он взял пальто и вышел, даже не попрощавшись. На его уход никто не обратил внимания, но, когда они остались вдвоем, Николас наконец заговорил:

— Я приехал узнать, как вы себя чувствуете, — сказал он тоном человека, зачитывающего официальное сообщение. — Я совсем недавно узнал о смерти вашего мужа и сразу же поехал в Ричмонд, где мне сказали, что только что скончался ваш отец. Так что я решил, что у вас сейчас слишком много забот и вам нужно время, чтобы со всем разобраться. Потом мне снова пришлось срочно выехать за границу. Прошлым вечером я прилетел и несколько раз звонил в Ричмонд. Там никто не отвечал, и я предположил, что вы по-прежнему здесь. На выходные я поехал в Сомерсет — это всего лишь в часе езды отсюда, поэтому я решил воспользоваться возможностью и повидать вас. — Пауза. — Я не знал, что вы больны. — Еще одна пауза. — Ваша мать сказала, что у вас был выкидыш.

Голос у него был ледяной.

Тесса ничего не сказала. Она ни словечка не вымолвит, пока он не объяснит, почему он так холоден. Молчание тянулось, и она ждала, что он станет действовать по обыкновению решительно, встряхнет всю ситуацию, но он, казалось, ждал чего-то от нее. Ну и жди! Ей вдруг захотелось, чтобы ему было так же больно и обидно, как ей, а еще почему-то хотелось, чтобы он подошел к ней, обнял, сказал, что все будет хорошо. Но он не двигался, просто стоял где стоял, и вид его был ей укором. Словно она в чем-то виновата!

Тишина все тянулась, и Тессе казалось, что сейчас она взорвется.

Наконец когда он сказал холодно и вежливо:

— Мне очень жаль, что так случилось с вашим ребенком, — она взорвалась:

— С твоим ребенком! С нашим!

— С моим? — переспросил он саркастически, и его вопрос был как пощечина.

— Да, с твоим! — Тесса не могла кричать во весь голос — болел шов. — С тем самым, которого мы зачали в Агуас Фрескас. Помнишь, ты возил меня туда в августе на уик-энд? Могу назвать точную дату, если ты забыл. Седьмое августа, суббота. Надеюсь, ты помнишь, что большую часть ночи ты провел, занимаясь со мной любовью.

— Я также помню, что ты сказала мне, что у тебя спираль.

— Так оно и было. Поэтому у меня и случился выкидыш. Вернее, внематочная беременность. Так часто бывает, когда спираль не помогает.

Неудержимая сила наткнулась на неподвижный объект.

— А почему ты так уверена, что не забеременела до того, как я… как мы провели вместе ночь?

— Потому что я умею считать! Гинеколог сказал, что у меня было десять недель беременности. Это было десять дней назад. В эту субботу будет ровно двенадцать недель со дня зачатия. Если тебе нужны еще доказательства, могу сказать, что весь месяц до этого мой муж жил не дома и весь свой пыл растрачивал на стороне.

В голосе Тессы было столько горечи, что Николас метнулся к ней. Он отвел ее руки от лица и крепко сжал их, а потом смотрел на нее, на ее наполненные слезами глаза, смотрел, как человек, который отчаянно хочет поверить, но никак не может.

— Ты совершенно уверена в том, что это был мой ребенок?

Тесса услышала, как дрожит его голос, но ее возбуждение было слишком велико, и она закричала:

— Да, черт подери! Уверена на сто процентов, потому что он мог быть только твоим! Сколько раз мне надо это повторять?

Он шумно вздохнул, и вдруг глаза его засияли по-прежнему.

— Сколько тебе захочется, — ответил он и, наклонившись, приник к ее губам. — Сколько тебе захочется, — повторил он радостно.

Теперь она совершенно запуталась, у нее кружилась голова, как у лошадки на карусели, и она выдохнула с трудом:

— Я ничего не понимаю.

Сняв пальто, он бросил его на один стул, а другой пододвинул к кровати.

— Конечно, не понимаешь, — успокоил он ее и улыбнулся — как раньше. — Садись поудобнее, и я все объясню… — И, вспомнив о том, что с ней, спросил заботливо: — На самом деле, как ты себя чувствуешь? Скоро ли ты встанешь на ноги и вообще, все… все в порядке? Последствий не будет?

Увидев, что он теперь действительно обеспокоен, Тесса ответила язвительно:

— Если ты хочешь спросить, смогу ли я рожать, отвечаю: да, смогу. Благодарю, мои детородные органы в полном порядке. И, надеюсь, через пару недель я выйду на работу.

— Отлично. Я знаю одно замечательное место для выздоравливающих.

Она бросила на него грозный взгляд, но он только улыбнулся.

— А почему нет? Ты можешь придумать что-нибудь лучшее в это время года?

— Подожди-ка! Ты ворвался сюда — ну просто олицетворение гнева Господня, попытался обвинить меня в том, что я приписываю тебе ребенка от другого мужчины, а потом предлагаешь мне отправиться в то же место, где сделал мне ребенка.

Пододвинув стул еще ближе к кровати, он снова взял ее руки в свои.

— За свое, скажем так, странное появление я приношу нижайшие извинения. Хотя, по правде сказать, «нижайше» я себя никак не чувствую.

— Меня волнует одно — как чувствую себя я! И среди моих чувств нет к тебе доброго расположения! — выпалила Тесса.

— Я пришел к тебе, как Фома неверующий, но мне просто необходимо было во всем убедиться. Для меня это вопрос крайне важный, что ты поймешь и сама, если позволишь мне наконец это объяснить.

— А ты думаешь, для меня это не важный вопрос? — горячо возразила Тесса, совершенно не расположенная прощать. По крайней мере, немедленно.

— Конечно, важный, — согласился он. — Но я хочу, чтобы ты поняла, почему я так разгорячился. Мне необходимо, чтобы ты поняла. Прошу тебя… разреши мне все объяснить.

От Тессиного взгляда молоко бы скисло, но он говорил таким умоляющим тоном, что никакая женщина не устояла бы.

— Ну, объясни, — смилостивилась она.

— С удовольствием. Начнем с того, что тем утром я уехал из Агуас Фрескас, причем уехал с огромным нежеланием — у меня были относительно нас с тобой совсем другие планы, потому что в банке были неприятности. Я не мог пренебречь своими обязанностями, хотя после того, что было у нас ночью, этого мне меньше всего хотелось… — Она не могла отвести взгляда от этих глаз. — Мы нашли друг друга, так ведь? — сказал он твердо.

Его голос, его глаза, выражение лица… Тесса молча кивнула. Он снова заколдовал ее, злость прошла, и она опять удивилась его умению залечивать именно те раны, которые болели больше всего.

— Когда я был во Франкфурте, меня вызвали в Цюрих, в одну швейцарскую клинику, где я однажды уже проходил курс лечения. Новейшие исследования показали, что есть еще один способ лечения моего заболевания, и они хотели на мне его опробовать.

Увидев, как встревоженно посмотрела на него Тесса, он поцеловал ей руку.

— Ничего опасного для жизни, скорее наоборот. Во всяком случае, это имеет прямое отношение к тому, почему я не поверил, что это был мой ребенок. — Он помолчал. — Здесь мне придется рассказать все подробно. Тесса молча кивнула — ей не хотелось перебивать его. Она была рада тому, что он стал ей все рассказывать. А вдруг он все-таки болен? О Господи! С ним что-то не так. Он не может быть ВИЧ-инфицированным, он ей говорил, что постоянно проверяется, но есть и другие болезни, передающиеся половым путем, а с его списком увлечений… Но что гадать, он сейчас сам все объяснит.

— Лет пять назад, — начал он, — одна женщина подала на меня в суд, сказав, что беременна от меня. Мне пришлось сдать целый ряд анализов, которые показали, что я не только не являюсь отцом этого ребенка, но не могу вообще быть отцом. — Голос его был сух и ироничен. — Что-то там со спермой. Одним словом, я бесплоден.

Она взглянула на него изумленно, а он продолжал:

— Да-да, именно я. Тогда — а мне было тридцать пять лет — это было для меня неприятным ударом, но только для моей мужской гордости, потому что я понимал, что потенция и плодовитость — разные вещи. Ошибка моя была в том, что раньше я думал, что, если есть одно, есть и другое. О семье и детях я серьезно не задумывался — слишком многие женщины пытались заманить меня в сети брака, — а я ценил свою независимость. Меня совсем не прельщала идея провести остаток жизни с одной-единственной женщиной. Так что приговор, вынесенный врачами, только укрепил меня в моем решении. Если детей быть не может, какой смысл в браке?

Он замолчал, припоминая.

— Потом эта история со взрывом. Смерть была так близко, что я стал больше задумываться о своей жизни. Например, о том, почему стараюсь не растрачивать себя, почему избегаю серьезных отношений. Меня устраивали короткие связи, устраивала физическая близость без духовной. Испытав на себе, что это такое — быть на волосок от смерти, задумался о том, что если бы погиб, то ничего бы после себя не оставил. Ну, несколько писем, несколько фотографий, может быть, приятные воспоминания в душах многих женщин, но ничего существенного, ничего, что бы доказывало, что Николас Оулд жил на этой земле. Мы живем в наших детях и в детях наших детей, они и есть та жизнь вечная, которая обещана в Библии. Но у меня нет потомства, и после смерти от меня не останется и следа, будто меня и не было вовсе. — И снова горькая ирония: — Какой удар по моему эго! И я решил предпринять что-нибудь. Я советовался с множеством специалистов по мужскому бесплодию, пока наконец мне не посоветовали клинику в Цюрихе, в которой если меня и не вылечат окончательно, то сделают все возможное, чтобы положение мое улучшилось — ведь я хоть и бесплоден, но не стерилен. То, что у меня есть, — это неплохо, просто этого у меня маловато. Поэтому восемь недель с пятницы по понедельник я был в клинике — анализы занимают много времени, и мне наконец сообщили, что улучшение есть, но незначительное. Понадобится время и еще один курс лечения, и тогда шансы стать отцом увеличатся, но и то только с подходящей женщиной — той, у которой окажется благоприятная для моих сперматозоидов среда. — Взглянув на то, с каким озадаченным видом она его слушает, он сказал: — Я же говорил, здесь слишком много подробностей.