— Bonjour, m'sieur! Месье кюре у себя в комнате.

— Спасибо, — поблагодарил его милость и проследовал за экономкой в кабинет.

На пороге он замер. При виде посетителя кюре учтиво приподнялся в кресле.

— Месье? — Эйвон улыбнулся, и священник узнал гостя. — Eh, mon fils!

Эйвон дружески коснулся протянутой руки.

— Моя воспитанница, святой отец?

Кюре просиял.

— Бедняжка! Да, мой сын, вы не ошибались: я приютил ее.

Эйвон облегченно вздохнул.

— Благодарю вас, святой отец.

Кюре лукаво улыбнулся.

— Сын мой, еще немного, и я бы не сдержал своего обещания и послал бы вам весточку. Бедняжка так исстрадалась за эти дни. А этот негодяй… Сен-Вир?

— Мертв, mon père, пал от своей собственной руки.

Де Бопре осенил себя крестным знамением.

— И благодаря моей изобретательности, — поклонился его милость. — Я приехал забрать… мадемуазель де Сен-Вир.

— Так, значит, она его законная дочь? — вскинулся кюре. — Вы уверены, герцог?

— Абсолютно. Об этом уже знает весь Париж. Я позаботился.

Де Бопре порывисто стиснул руки герцога.

— Месье, вы сделаете ее счастливой! Бог простит вам ваши прегрешения. Бедное дитя мне обо всем рассказала. — Кюре смущенно улыбнулся. — Теперь я вижу, что не напрасно пошел на союз с самим сатаной. Вы вдохнули в девочку жизнь.

— Отец мой, советую вам не слишком доверять всему, что рассказывает обо мне этот ребенок, — суховато возразил Эйвон. — Она возвела меня на пьедестал, а мне там, поверьте, не место.

Де Бопре открыл дверь.

— Нет, сын мой, девочка прекрасно осведомлена, какую жизнь вел прежде ее дорогой "Монсеньор", — он тихо рассмеялся. — А теперь пойдемте к ней.

По залитому солнцем коридору они прошли к гостиной. Священник распахнул дверь и ликующе объявил: — Petite, к тебе посетитель. — Он отступил, пропуская Эйвона, после чего на цыпочках вышел и неслышно притворил за собой дверь.

— И все-таки Бог милостив, — прошептал де Бопре и засеменил обратно в кабинет.

Леони сидела у окна, на коленях у нее покоилась раскрытая книга. Глаза девушки были устремлены вдаль, туда, где мягко шелестели луговые травы; на щеках отчетливо виднелись следы слез. Леони словно не слышала, что в комнату кто-то вошел. Внезапно совсем рядом раздался до боли знакомый голос:

— Ma fille, что все это значит?

Леони вздрогнула, обернулась и в следующую секунду сорвалась с места с ликующим воплем.

— Монсеньор! — Смеясь и плача, она припала к ногам его милости.

Эйвон ласково провел ладонью по огненным волосам.

— Разве я не говорил, ma fille, что не намерен тебя терять. Тебе следовало довериться мне, дитя мое. Ты же сбежала самым возмутительным образом.

Леони поднялась.

— Монсеньор, я понимаю… Я не могла… Это было невозможно… О, Монсеньор, Монсеньор, зачем вы приехали?

— Чтобы забрать тебя, дитя мое. Зачем же еще?

Она покачала головой.

— Ни за что! Я не могу! Я прекрасно знаю, что…

— Присядь, дитя мое. Я тебе столько должен рассказать. Ну что ты плачешь, ma mie? — Эйвон поднес палец к губам, в голосе его зазвучала нежность. — Незачем так расстраиваться, mignonne. — Он заставил Леони сесть на диван и сам устроился рядом, по-прежнему не выпуская ее руки. — Дитя мое, ты вовсе не внебрачный ребенок и даже не крестьянская дочь. Ты, как я и считал с самого начала, Леони де Сен-Вир, законная дочь графа де Сен-Вира и Мари де Лепинасс.

Леони недоуменно смотрела на него.

— Мон… Монсеньор? — беззвучно шевельнулись мягкие губы.

— Да, дитя мое, именно так. — Его милость вкратце изложил историю.

Леони, приоткрыв рот, внимала рассказу. Эйвон замолчал, и в комнате на несколько минут воцарилась тишина.

— Так, значит… значит… я благородного происхождения! — наконец вымолвила девушка. — Я… Это правда, Монсеньор? Это правда?

— В противном случае, я не стал бы ничего тебе рассказывать, mignonne.

Леони медленно встала и так же медленно закружилась по комнате.

— Я дворянка! Я мадемуазель де Сен-Вир! Я могу вернуться в Париж! Монсеньор, мне кажется, я сейчас заплачу!

— Настоятельно прошу тебя не делать этого, ma fille. Прибереги слезы для моей следующей новости.

Леони остановилась и с тревогой взглянула на Эйвона. Лицо ее побледнело.

— Я должен сообщить тебе, дитя мое, что твой отец мертв.

На щеках снова расцвел румянец.

— Vraiment? — страстно выдохнула она. — Вы его убили, Монсеньор?

— Мне очень жаль, дитя мое, но убил его не я. Я вынудил его совершить самоубийство.

Леони снова опустилась на диван.

— Расскажите! — потребовала она. — Пожалуйста, расскажите, Монсеньор! Когда он покончил с собой?

— Во вторник, дитя мое, на вечере у мадам дю Деффан.

— Tiens! — Леони осталась совершенно невозмутимой. — А почему?

— Мне подумалось, что земля утомилась носить столь дурного человека.

— Так это вы сделали так, чтобы он умер в тот вечер! Я знала, что вы это сделаете! — вскрикнула Леони.

— Сделал, дитя мое.

— А Руперт там был? А леди Фанни? Как это воспринял Руперт?

— Руперт? Сдержанно, дитя мое. Во всяком случае, до твоих неумеренных восторгов ему было далеко.

Леони вложила свою узкую ладонь в руку его милости и доверчиво улыбнулась.

— Монсеньор, это же был такой свинтус… А теперь расскажите, как это случилось. Кто там присутствовал?

— Все, даже Марлинг и милорд Мериваль. А кроме того, принц Конде, супруги де ла Рок, супруги д'Эгийон, семейство Сен-Виров, включая Армана; Лавулер, д'Анво — одним словом, дитя мое, весь Париж.

— А леди Фанни и все остальные знали, что вы намерены убить эту свинью, Монсеньор?

— Дитя мое, не стоит говорить в обществе, что это я его убил.

— Не буду, Монсеньор. А разве они не знали?

— Они знали, что я собираюсь нанести удар. Надо сказать, мои родственники и друзья на редкость кровожадны.

— Vraiment? Даже месье Марлинг?

— Даже он, — Эйвон удрученно качнул головой. — Видишь ли, дитя мое, они тебя любят, в этом все дело.

Леони покраснела.

— О!.. А что на вас было надето, Монсеньор?

— Типично женский склад ума, — пробормотал его милость. — Я был одет в золото, дитя мое, с изумрудами.

— А, знаю. Этот чудесный камзол! Но продолжайте, Монсеньор.

— Руперт и Хью стояли у дверей, — подчинился его милость, — а Мериваль развлекал Сен-Вира беседой. Леди Фанни взяла на себя твою бедную мать. А затем я рассказал собравшимся одну занимательную историю. Вот и все.

— Voyons! — Леони едва не подпрыгнула. — Всего-то! И что произошло, после того, как вы закончили рассказ?

— С твоей несчастной матерью случилась истерика. Видишь ли, дитя мое, я заставил их подумать, будто ты утопилась. Мадам де Сен-Вир вскрикнула, и графу ничего не оставалось, как покончить с собой, поскольку своим криком графиня разоблачила его.

— Наверное, это было ужасно захватывающе, — Леони вздохнула. — Мне немного жаль мадам де Сен-Вир, но я рада, что этот негодяй мертв. А что теперь будет с виконтом? Наверное, он очень огорчился.

— Полагаю, он не станет долго сожалеть о происшедшем. Я не сомневаюсь, что твой дядюшка позаботится о нем.

Глаза девушки заблестели.

— Voyons, теперь у меня есть семья! А сколько у меня сейчас дядюшек, Монсеньор?

— Я точно не знаю, дитя мое. Со стороны отца один дядя и одна замужняя тетка. С материнской стороны — несколько дядюшек и, вероятно, многочисленная толпа теток, кузенов и кузин.

Леони задумчиво покачала головой.

— Мне сложно все это осмыслить, Монсеньор. А вы обо всем знали с самого начала? Как вы догадались? Почему вы ничего мне не рассказали?

Его милость опустил взгляд на табакерку.

— Дитя мое, я выкупил тебя у достопочтенного Жана по одной-единственной причине: ты была чрезвычайно похожа на Сен-Вира. — Он немного помолчал. — Я подумал, что тебя можно использовать в качестве орудия мести.

Леони склонила голову.

— Так вы поэтому сделали меня своей воспитанницей? — едва слышно прошептала она.

Герцог встал и отошел к окну.

— Не совсем.

Леони подняла голову и с грустью посмотрела на него.

— Так я все-таки вам немного понравилась, Монсеньор?

— Не сразу. Только после того, как я получше узнал тебя, дитя мое.

— И вы позволите мне остаться вашей воспитанницей?

Эйвон ответил не сразу.

— Милое мое дитя, у тебя есть мать и дядюшка, они способны позаботиться о тебе.

— Да? — безжизненно откликнулась Леони.

Лицо его милости посуровело.

— Они будут добры к тебе, ma fille, — ровным голосом произнес он. — Теперь у тебя появилась семья, поэтому ты не можешь больше оставаться моей воспитанницей.

— И мне придется жить с ними? — в голосе Леони слышались слезы.

Его милость одарил девушку бесстрастным взглядом.

— Боюсь, что так, дитя мое. Видишь ли, ты им нужна.

— Правда? — Леони встала, глаза ее потухли. — Они же меня совсем не знают, Монсеньор.

— Это твоя семья, дитя мое.

— Я не хочу к ним!

Эйвон взял Леони за руки.

— Милая моя, поверь, будет лучше, если ты отправишься к своим родным. Надеюсь, в один прекрасный день ты повстречаешь молодого человека, который сделает тебя счастливой.

Глаза Леони наполнились слезами, она жалобно посмотрела на герцога.

— Монсеньор, прошу вас, не говорите со мной о замужестве! — умоляюще прошептала она.

— Дитя мое… — Эйвон еще крепче сжал руки девушки. — Я хочу, чтобы ты забыла меня. Я не подхожу тебе. Ты поступишь благоразумно, если выкинешь меня из головы.