Мадам де Сен-Вир, казалось, потеряла дар речи. Она лишь держала Леони за руку и не сводила с девушки глаз.

— Скажите, chérie, — пролепетала она наконец. — Вы… вы счастливы?

Леони удивленно взглянула на странную женщину.

— Да, мадам. Конечно, я счастлива, очень счастлива!

— Этот человек… — Мадам прижала к губам платок. — Этот человек добр к вам?

— Вы говорите о Монсеньоре, мадам, о моем опекуне? — холодно спросила Леони.

— Да, petite, о нем. — Рука графини предательски дрожала.

— Naturallement[112], он добр ко мне, — надменно ответила девушка.

— Вы обиделись, но… Дитя мое, вы еще так юны! Я могла бы быть вашей матерью! — Мадам де Сен-Вир нервно рассмеялась. — Вы не станете возражать, если я кое-что скажу вам? Он… ваш опекун человек недобрый, а вы… вы…

— Мадам, — Леони решительно отдернула руку. — Мне не хотелось бы выглядеть грубой, но вы должны понять: я не желаю слушать, как чернят Монсеньора.

— Вы так любите своего опекуна?

— Да, мадам, я люблю его de tout mon coeur[113].

— Mon Dieu! — прошептала мадам. — A он вас любит?

— О нет! — легкомысленно ответила Леони. — Во всяком случае, я не знаю, мадам. Он очень добр ко мне.

Графиня внимательно смотрела на девушку.

— Это хорошо, — она вздохнула. — Скажите, дитя мое, вы давно живете у него?

— Depuis longtemps[114], — последовал туманный ответ.

— Дитя мое, не надо таиться от меня. Я не выдам вашу тайну! Где герцог нашел вас?

— Простите, мадам. Я забыла.

— Это его милость велел вам так говорить! — быстро прошептала графиня. — Верно?

На диван упала тень. Графиня съежилась и замолчала. Леони обернулась: перед ней стоял граф де Сен-Вир собственной персоной.

— Счастливая встреча, мадемуазель, — выдавил Сен-Вир. — Надеюсь, вы в добром здравии?

Леони вздернула подбородок.

— Месье? A, je me souviens![115] Вы месье де Сен-Вир! — Она повернулась к графине. — Я встречала месье… peste, забыла! Ах да, в Ле Денье. Это деревушка неподалеку от Гавра, мадам.

Сен-Вир помрачнел.

— У вас хорошая память, мадемуазель.

Леони посмотрела графу прямо в глаза.

— Да, месье. Я не забываю людей. Никогда!

За сценой у дивана во все глаза наблюдал Арман де Сен-Вир.

— Черт подери, черт подери, черт подери! — бормотал он вполголоса.

— Это выражение, — раздался за его спиной тихий голос, — никогда мне не нравилось. В нем нет выразительности и силы.

Арман резко обернулся и оказался лицом к лицу с его милостью.

— Друг мой, ты сейчас же скажешь мне, кто такая мадемуазель де Боннар!

— Сомневаюсь! — безмятежно откликнулся его милость и щелкнул табакеркой.

— Ты только взгляни на нее! — скороговоркой произнес Арман. — Это же Анри! Вылитый Анри! Теперь, когда они стоят рядом, я вижу это совершенно отчетливо!

— Ты так полагаешь? Я нахожу дитя намного привлекательнее нашего любезного графа, и манеры ее куда приятнее.

Арман с силой дернул его милость за рукав.

— Кто она такая, Джастин?

— Дорогой Арман, я не испытываю ни малейшего желания беседовать с тобой на эту тему. — Эйвон высвободил рукав и тщательно разгладил атласную ткань. — Вот так. Друг мой, ты поступишь благоразумно, если будешь слеп и нем во всем, что касается моей воспитанницы.

— Вот как? — Арман пристально посмотрел на его милость. — Хотел бы я знать, что за игру ты затеял. Она его дочь, Джастин! Готов поклясться в этом!

— Будет гораздо лучше, дорогой мой, если ты воздержишься от подобных умозаключений, — его милость нахмурился. — Позволь мне завершить эту игру самому, и ты не пожалеешь.

— Но я не понимаю! Я даже не представляю, что ты можешь сделать…

— Тогда и не пытайся, Арман. Я же сказал, что ты не пожалеешь.

— Советуешь мне молчать? Но скоро весь Париж заговорит об этом!

— Я тоже так считаю, — доброжелательно согласился его милость.

— Анри это не понравится, — задумчиво произнес Арман. — Но я не понимаю, как это может повредить ему. Так почему ты…

— Дорогой мой, игра это гораздо тоньше, чем ты полагаешь. Поверь мне, тебе лучше в ней не участвовать.

— Хорошо! — Арман тяжело вздохнул. — Наверное, я могу доверять тебе, когда дело касается Анри. Ты любишь его не больше, чем я.

— Гораздо меньше, — расцвел в улыбке его милость и неторопливо двинулся к дивану. Он поклонился мадам де Сен-Вир. — Ваш покорный слуга, мадам. Вот мы и опять встретились в этой продуваемой насквозь галерее. Любезный граф! — Он поклонился Сен-Виру. — Вы возобновили знакомство с моей воспитанницей?

— Как видите, герцог.

Леони встала. Эйвон взял ее за руку и насмешливо взглянул на графиню.

— Всего месяц назад я имел счастье встретить моего дорогого друга в весьма неожиданном месте. Мы тогда оба, если я правильно помню, занимались поисками пропавшей собственности. Не правда ли, любопытное совпадение? Видимо, в этой чудесной стране немало мошенников.

Сен-Вир побагровел. В эту секунду к компании приблизился виконт де Вальме. Его лицо было искажено гримасой скуки, в глазах застыла тоска.

— А вот и ваш очаровательный сын, — просиял Эйвон.

Графиня поднялась, раздался треск — это сломался веер, который она стискивала побелевшими пальцами. Губы ее беззвучно зашевелились, но встретившись глазами с мужем, графиня замерла.

Виконт поклонился его милости и с восхищением взглянул на Леони.

— Ваш покорный слуга, герцог. — Юноша повернулся к Сен-Виру. — Вы представите меня, отец?

— Мой сын, мадемуазель де Боннар! — процедил Сен-Вир.

Леони сделала реверанс, внимательно разглядывая виконта.

— Вы, как обычно, скучаете, виконт? — Эйвон спрятал табакерку. — Тоскуете по провинции и своей чудесной ферме?

Виконт улыбнулся.

— Месье, вы не должны говорить о моей вздорной привязанности. Упоминание о деревне огорчает моих родителей.

— Но ведь сельское хозяйство — весьма достойное занятие, — протянул Эйвон. — Будем надеяться, когда-нибудь ваши родители осознают это. — Он склонил голову, предложил руку Леони, и они удалились.

— Монсеньор, я вспомнила!

— О чем ты, дитя мое?

— Этот юноша! Монсеньор, в прошлый раз я никак не могла понять, на кого он похож. Но сейчас до меня дошло! Он похож на Жана! Странно, не правда ли?

— Весьма странно, ma fille. Мне хотелось бы, чтобы ты больше никому об этом не рассказывала.

— Конечно, Монсеньор. Вы же знаете: я умею быть сдержанной.

Эйвон взглянул на принца Конде, на камзоле которого красовался букетик фиалок, и улыбнулся.

— Честно говоря, не уверен, дитя мое. Никаких признаков сдержанности я в тебе не наблюдаю, но не будем об этом. Меня больше интересует, куда подевалась Фанни.

— Она беседует с месье де Пентьевром, Монсеньор. Думаю, ее светлость очень нравится герцогу! А вот и она! Мадам выглядит довольной, наверное, месье Пентьевр сказал, что сейчас она еще прекраснее, чем в девятнадцать лет.

Эйвон поднял лорнет.

— Дитя мое, в тебе несомненно пробуждается проницательность. Ты так хорошо изучила мою сестру?

— Я очень люблю ее, Монсеньор, — поспешила добавить Леони.

— Не сомневаюсь, ma fille. — Его милость посмотрел на леди Фанни, которая щебетала с Раулем де Фонтанжем. — И тем не менее это удивительно.

— Но она так добра ко мне, Монсеньор. Конечно, иногда мадам бывает глу… — Леони замолчала и нерешительно взглянула на герцога.

— Полностью с тобой согласен, дитя мое. На редкость глупа, — невозмутимо откликнулся его милость. — Итак, Фанни, мы уже можем уходить? — обратился герцог к ее светлости, оставившей своего кавалера.

— Именно об этом я собиралась тебя спросить! Какой прием! Дорогой Джастин, де Пентьевр был неподражаем! Мне кажется, мои бедные щеки так и пылают! Чему это ты улыбаешься? Милая, что тебе наговорила мадам де Сен-Вир?

— Она безумна, — убежденно сказала Леони. — У нее был такой вид, словно она вот-вот разрыдается, мне это совсем не понравилось. Вот и Руперт! Где ты был?

Его светлость Руперт усмехнулся.

— По правде говоря, я немного вздремнул. Так что, мы наконец уходим? Ну слава богу!

— Вздремнул! О, Руперт! — возмутилась Леони. — Здесь было fort amusant! Монсеньор, кто это красивая дама?

— Дитя мое, это Ла Помпадур! — прошипела леди Фанни. — Ты представишь ей дитя, Джастин?

— Нет, Фанни, не представлю, — мягко ответил его милость.

— Что за высокомерие, — недовольно заметил Руперт. — Ради бога, давайте уйдем отсюда, пока все эти молокососы опять не столпились вокруг Леони.

— Но, Джастин, разумно ли это? — испуганно вопросила ее светлость. — Ла Помпадур может обидеться.

Его милость равнодушно пожал плечами.

— Я не французский подданный, а потому не стану представлять свою воспитанницу любовнице короля. Полагаю, Леони вполне может обойтись и без этой дамочки.

— Но, Монсеньор, мне бы тоже хотелось…

— Дитя мое, надеюсь, ты не собираешься со мной спорить?

— О нет, не собирается! — тихо заметил Руперт.

— Помолчи, дитя мое. — Эйвон подтолкнул Леони к дверям. — Довольствуйся тем, что тебя представили их величествам. Они, возможно, и не обладают той властью, что эта Помпадур, но зато несравненно более высокого происхождения.

— Ради бога, Джастин! — опасливо пробормотала леди Фанни. — Тебя могут услышать.

— Подумай о нас! — взмолился Руперт. — Если ты не будешь осторожен, нас либо упрячут за решетку, либо выставят из страны.

Эйвон повернулся к юноше.

— Если бы я считал, что имеется хоть малейшая возможность упрятать тебя за решетку, мой мальчик, я бы не постеснялся крикнуть об этом во все горло.