Джорджетт Хейер - Дьявол и паж

— Расскажи, Леони! — потребовал мистер Марлинг. — Ты возбудила всеобщее любопытство.

— Господи, уж не хочешь ли ты сказать… — начал Руперт.

Леони возбужденно замахала руками.

— Нет, нет, imbecile! Tais toi![94] Месье Марлинг будет шокирован, а мадам Фанни скажет, что я вела себя непристойно. Монсеньор, запретите ему говорить!

— Тогда все точно решат, что это нечто крайне неприличное, — возразил его милость. — И сколько раз я тебе говорил, дитя мое, чтобы ты не называла Руперта "imbecile".

— Но он же imbecile! — упрямо возразила Леони. — И Руперт прекрасно знает об этом.

— Разумеется, ma fille, но я же не рассказываю об этом прискорбном факте всем подряд.

— Тогда я не знаю, как мне его называть, — негодующе фыркнула Леони. — Он ведь зовет меня злючкой, Монсеньор, и дикой кошкой.

— Ей-богу, так оно и есть! — воскликнул его светлость.

— Вовсе нет, Руперт. Я дама. Сам Монсеньор так говорит.

— Явно ложное утверждение, — усмехнулся его милость. — Я что-то не припоминаю, чтобы когда-либо называл тебя таким образом, дитя мое.

Леони одарила его милость надменным взглядом.

— Но, Монсеньор, вы же сами только что сказали, что вам порой изменяет память.

За столом раздался взрыв хохота. Даже Эйвон рассмеялся. Он легонько ударил веером по пальцам Леони. Она довольно хихикнула и торжествующе оглядела присутствующих.

— Voyons, я заставила вас смеяться! А ведь именно этого я и добивалась! Наверное, я ужасно остроумна!

Давенант со все возрастающим изумлением наблюдал за его милостью. Эйвон не сводил с Леони глаз. Хью едва мог поверить, что перед ним и в самом деле его надменный и бесстрастный друг.

— Ну что за ребенок! — простонала леди Фанни, утирая слезы. — Я в ее возрасте ни за что не посмела бы разговаривать с Джастином в таком дерзком тоне!

— Я тоже! — поддержал ее светлость Руперт. — Но черт побери, эта девчонка способна на все! — Он повернулся к Давенанту. — Отродясь не видел столь бесшабашной девицы, Хью! Ты знаешь, ее не так давно похищали!

— Похищали? — Давенант недоверчиво взглянул на юношу. — Как это?

— Да все эта свинья! — презрительно отмахнулась Леони.

— Дорогая! — Леди Фанни приподнялась. — Что я слышу?

— Но, мадам, Монсеньор разрешил мне называть его свиньей. Вы же не возражаете, Монсеньор?

— Дитя мое, это выражение нельзя назвать изысканным, как нельзя и сказать, что оно доставляет мне удовольствие, но, насколько помню, я согласился терпеть его. Правда, с одной оговоркой: если ты воздержишься от употребления выражения "свинское варево".

— Совершенно верно! — торжествующе крикнула Леони.

— Но о чем идет речь? — нетерпеливо спросил Давенант. — Кто похищал Леони? И зачем?

Мистер Марлинг утвердительно кивнул.

— Никогда не слышал о более гнусной подлости.

— Но кто это сделал? Кто этот… свинья?

— Мерзкий граф де Сен-Вир! — Леони скривилась. — Он подсыпал мне какое-то снадобье и перевез во Францию, а Руперт меня спас!

Давенант пристально посмотрел на его милость.

— Сен-Вир! — повторил он вполголоса. — Сен-Вир.

Его милость оглянулся — лакеи уже покинули столовую.

— Вот именно, Хью. Наш дорогой граф.

Давенант открыл было рот, но так ничего и не сказал.

— Совершенно верно, — кивнул Эйвон.

— Но, Эйвон, — заговорил мистер Марлинг, — по словам Фанни, Сен-Виру и его жене посланы приглашения на бал. Зачем, скажи на милость?

— Мне кажется, у меня была на то причина, — задумчиво ответил герцог. — Несомненно, я рано или поздно вспомню, в чем она заключалась.

— Если этот тип заявится сюда, я не сдержусь! — объявил Руперт.

— Не думаю, что он явится, мой мальчик. Хью, если ты закончил, предлагаю уединиться в библиотеке. Это единственная комната, которую Фанни оставила нетронутой.

Ее светлость погрозила пальцем.

— Ничего, во время бала я ее тоже открою! Я собираюсь поставить туда карточные столы.

— Нет! — взвилась Леони. — Это наша комната, Монсеньор! Не пускайте ее туда! — Она взяла его милость под руку. Хью услышал торопливый шепот. — Монсеньор, только не эту комнату! Мы всегда сидели там с вами. Именно туда вы привели меня в тот первый вечер.

Эйвон повернул голову.

— Ты слышишь, Фанни?

— Как это утомительно! — Ее светлость испустила тяжкий вздох. — Почему это так важно для тебя, дитя мое?

— Мадам, я не могу вспомнить этого слова.

Руперт уже открыл дверь, собираясь удалиться.

— Фанни, я понял, что эта чертовка имеет в виду! Каприз!

— C'est cela![95] — Леони возбужденно подпрыгнула. — Какой ты умный сегодня, Руперт.

Дамы в этот день рано легли спать. Руперт потащил упирающегося мистера Марлинга к Вассо, а Эйвон и Давенант смогли без помех насладиться обществом друг друга в тиши библиотеки. Хью с улыбкой осмотрелся.

— Ей-богу, эта комната напоминает мне прежние времена, Джастин!

— Трехмесячной давности, если быть точным, — откликнулся его милость. — Дорогой мой, я становлюсь чем-то вроде патриарха.

— Ты так думаешь? — Давенант вздернул брови. — Позволь похвалить тебя, ты прекрасный воспитатель.

— Она отвечает твоим вкусам, дорогой Хью?

— Полностью! Париж будет очарован. Она так не похожа на других.

— Та еще проказница, — согласился его милость.

— Джастин, что нужно от нее Сен-Виру?

Его милость нахмурился.

— Я начинаю припоминать, дорогой мой, что любопытство — это одна из черт твоего характера, которую я всегда не одобрял.

— Я не забыл, о чем ты тогда говорил в этой самой комнате, Джастин! Для тебя Леони — по-прежнему орудие, с помощью которого ты собираешься раздавить Сен-Вира?

Его милость зевнул.

— Ты меня утомляешь, Хью. Знаешь, я всегда предпочитал играть в одиночку.

Поняв, что от герцога ничего не добьешься, Давенант оставил свои попытки. Вскоре вернулся мистер Марлинг и сообщил, что Руперта вряд ли стоит ждать раньше утра.

— Кто там был? — поинтересовался Хью.

— Народу тьма, но я мало кого знаю. Когда я уходил, Руперт играл в кости с Лавулером. — Марлинг взглянул на герцога. — Ваш брат неисправим, Эйвон. В один прекрасный день он поставит на кон свою душу.

— Надеюсь, что до этого не дойдет, — усмехнулся его милость. — Полагаю, Руперт проигрывает.

— Проигрывает, — подтвердил мистер Марлинг. — Это, конечно, не мое дело, Джастин, но думаю, вам следует охладить его страсть к игре.

— Согласен, — вмешался Давенант. — Мальчик ведет себя слишком неразумно.

Эйвон встал и направился к двери.

— Дорогие мои, я оставляю вас, можете морализировать хоть до утра.

Хью рассмеялся, мистер Марлинг же нахмурился.

— Воистину дьявол! — заметил Давенант.

— Похоже, его совсем не волнует благополучие Руперта, — буркнул мистер Марлинг. — Ему следовало бы сдерживать мальчишку.

— Дорогой Марлинг, стоит Эйвону поманить Руперта пальцем, и тот тут же примчится.

— Все хорошо, Хью, но что-то я не вижу, чтобы Эйвон собирался так поступить.

— Это еще ничего не значит, мой дорогой друг. — Давенант передвинул кресло поближе к огню. — А кроме того, наш Дьявол сильно изменился.

— Да, — мистер Марлинг задумчиво покачал головой. — Это все влияние Леони. Фанни мечтает о свадьбе.

— Все может быть, — Хью закинул ногу на ногу. — В глазах Эйвона, когда он смотрит на Леони, появляется странный блеск…

— Я не доверяю Эйвону.

— А я на этот раз, пожалуй, поверю. — Хью усмехнулся. — Когда я в последний раз видел Леони, тогда она была Леоном, то слышал только "да, Монсеньор" и "нет, Монсеньор". А теперь: "Монсеньор, вы должны сделать это" и "Монсеньор, вы должны сделать то". Девчонка вертит Джастином, как хочет, и, ей-богу, ему это нравится!

— Но, Хью, поведение герцога никак нельзя назвать влюбленностью! Ты же слышал, как он с ней разговаривает: распекает, насмехается, одергивает…

— Все так, но я отчетливо слышу в его голосе нежность! Конечно, поведение Джастина трудно назвать традиционным ухаживанием, но в воздухе определенно пахнет свадьбой.

— Она же на двадцать лет моложе!

— Думаешь, это имеет значение? Никогда не отдал бы Джастину в жены его ровесницу. А это дитя, которое он должен будет лелеять и защищать, отдал бы не раздумывая. И поверь мне, она будет за ним как за каменной стеной.

— Возможно. Не знаю. Она смотрит на него снизу вверх, Давенант! Она его боготворит!

— В этом я и вижу его спасение, — глубокомысленно ответил Давенант и мечтательно улыбнулся.

Леди Фанни отступила на несколько шагов, дабы оценить творение своих рук.

— Никак не могу решить: повязать твои волосы лентой или — да, я так и сделаю! — ограничиться белой розой? — Она извлекла цветок из вазы. — На корсаж розу прикалывать совсем не обязательно, дорогая. Где та маленькая пряжка, которую тебе подарил Джастин?

Сидевшая перед зеркалом Леони протянула леди Фанни пряжку, украшенную жемчужинами и бриллиантами. Ее светлость закрепила цветок в волосах Леони, уложенных в некое подобие осадной башни. Завивщица трудилась над волосами несчастной Леони не один час, и ее труды увенчались успехом. Огненно-медные локоны были превращены в тугие кудряшки, отливавшие блеском, чему немало поспособствовала пудра самого лучшего сорта. Кудряшки были тщательно уложены, и лишь одному-единственному локону дозволено было остаться на воле. Он игриво спускался вдоль левой щеки, аккуратно прикрывая ушко.

— Лучше и быть не может! — объявила леди Фанни. — Голубушка, подай мне пуховку!