Джорджетт Хейер - Дьявол и паж

— Ответ достаточно очевиден, как я понимаю, — священник покраснел.

Эйвон захлопнул табакерку.

— И все же произнесем это слово, отец мой. Вы считаете Леони незаконнорожденной дочерью графа де Сен-Вира. Возможно, вам никогда не доводилось слышать об отношениях между графом и его братом Арманом.

— Мне ничего об этом неизвестно, сударь.

— Очевидно, mon père. Тогда выслушайте меня. В тот момент, когда я обнаружил Леони на парижской улице, у меня в голове зародилось множество мыслей. Смею вас уверить, сходство девушки с Сен-Виром поразительно. Поначалу я подумал то же, что и вы. Затем у меня перед глазами предстал сын Сен-Вира. Неотесанный увалень, отец мой. Неуклюжий и коренастый. Я вспомнил о смертельной ненависти между Сен-Виром и его братом. Вы понимаете, к чему я клоню? Жена Сен-Вира — весьма болезненное создание; весь Париж знает, что граф женился на ней, только чтобы досадить Арману. Теперь представьте себе иронию судьбы. Проходит три года, а мадам де Сен-Вир одарила супруга лишь мертворожденным младенцем. И вдруг в Шампани чудесным образом рождается сын. Сын, которому ныне исполнилось девятнадцать лет. Попробуйте, отец мой, поставить себя на место Сен-Вира, не забывая при этом, что огонь рыжих кудрей графа вполне способен опалить и его слабый мозг. Сен-Вир решил раз и навсегда обезопасить себя от любых случайностей. Он отвозит мадам в провинцию, где она рожает, предположим, девочку. Вообразите, каково разочарование Сен-Вира! Но, отец мой, допустим на мгновение, что граф учел эту возможность. В его владениях проживает семья по имени Боннар. Скажем больше, Боннар работал у него. Мадам Боннар за несколько дней до появления Леони производит на свет сына. Обезумевший от ненависти Сен-Вир подменяет детей. Судя по всему, граф дал Боннару хорошего отступного, поскольку нам известно, что тот внезапно разбогател. Потом вместе с семьей он переехал в Анжу и купил ферму. С собой они взяли Леони, оставив Сен-Виру собственного сына, который в одночасье стал виконтом де Вальме. Ну-с?

— Невозможно! — возмутился де Бопре. — Это слишком похоже на сказку, чудовищную сказку.

— Послушайте же! — не унимался его милость. — Я нахожу Леони на улице Парижа. Прекрасно. Я привожу ее к себе в дом и наряжаю пажом. Новоявленный паж повсюду сопровождает меня, мозоля Сен-Виру глаза, то и дело прохаживаясь перед высокородным носом графа. И этот нос почуял неладное, святой отец. Что вы скажете на это? Слушайте дальше! Я беру Леона с собой в Версаль, где в данный момент пребывает мадам де Сен-Вир. Если вы хотите выведать какую-нибудь тайну, обратитесь к женщине, месье. Мадам де Сен-Вир разволновалась сверх всякой меры. Она глаз не могла отвести от лица Леона. День спустя я получаю от одного из приспешников Сен-Вира предложение продать пажа. Теперь вы понимаете? Сен-Вир не решается самолично вмешиваться в это дело. Почему? Пусть Леони — его незаконнорожденный ребенок, в этом случае было бы естественно явиться ко мне и прямо рассказать обо всем. Если, конечно, граф жаждет вырвать свое невинное дитя из когтистых лап того, кого именуют Дьяволом. Но любезный Сен-Вир и не думает так поступать. Леони — его законная дочь, и он вне себя от страха. Он боится, что я смогу доказать притязания девушки. Замечу, святой отец, мы с графом не самые близкие друзья. Он опасается меня и потому не осмеливается на решительный шаг. Ведь в этом случае я могу наткнуться на доказательства, о которых ему ничего не известно. Правда, может статься, он не вполне уверен, знаю ли я истину. Но я так не думаю. Я, отец мой, снискал себе репутацию необычайно проницательного человека. Отчасти поэтому мне дали столь приятственное прозвище. — Эйвон улыбнулся. — Я обязан знать все, отец мой. Таково уж мое предназначение в высшем свете. Довольно забавная роль. Но вернемся к нашей теме. Нетрудно догадаться, что граф де Сен-Вир оказался в весьма затруднительном положении.

Кюре отошел к окну.

— Но, сударь, это же чудовищно!

— Разумеется. Я надеялся, что у вас имеется какой-нибудь документ, который подтвердит мою уверенность.

Де Бопре покачал головой.

— Ничего. После вспышки чумы я вместе с Жаном просмотрел все бумаги, имевшиеся в доме Боннаров.

— Значит, Сен-Вир умнее, чем я предполагал. Так вы говорите, ничего? Похоже, партию придется разыграть крайне аккуратно.

Де Бопре его не слушал.

— Так вот что, должно быть, пыталась мадам Боннар сказать мне перед смертью, — задумчиво прошептал он.

— Что она сказала, mon père?

— Совсем немного! "Mon père… écoutez donc… Leonie n'est pas… je ne peux plus!"[30] Вот и все. С этими словами она и покинула наш бренный мир.

— Жаль. Но Сен-Вир может испугаться и решить, что бедная женщина сделала письменное признание. Интересно, а знает ли граф о смерти Боннара? Месье де Бопре, если Сен-Вир под каким-нибудь предлогом явится сюда, дайте ему понять, будто я увез от вас некий документ. Правда, я не думаю, что такое возможно. Вполне вероятно, Сен-Вир намеренно потерял следы Боннаров. — Эйвон встал и поклонился. — Прошу меня извинить за неожиданный визит, отец мой.

Кюре положил ему руку на плечо.

— Что вы намерены предпринять, сын мой?

— Если я окажусь прав, то сделаю все, чтобы вернуть Леони ее законное имя. Не могу и представить себе благодарность ее близких! Если не… — Его милость замолчал. — Об этом я пока не думал. Но можете быть уверены, я обеспечу будущее Леони. Сейчас же ей надо научиться быть девушкой. А потом посмотрим.

Кюре пристально смотрел на его милость.

— Сын мой, я вам доверяю.

— Вы меня смущаете, отец мой. Но на этот раз мне и в самом деле можно доверять. Когда-нибудь я привезу к вам малышку.

Они вместе вышли из комнаты и остановились в маленькой прихожей.

— Она знает, сударь?

Эйвон улыбнулся.

— Отец мой, я слишком стар, чтобы вверять свои тайны женщинам. Дитя ничего не знает.

— Бедняжка! Как она теперь выглядит?

Глаза его милости весело блеснули.

— Сущий чертенок, святой отец, с характером Сен-Вира и неосознанной наглостью. Насколько я могу судить, она многое повидала и временами бывает цинична, что меня от души забавляет. Леони то не по годам мудра, то невинна как младенец. То это столетняя старуха, то малое дитя. Как, впрочем, и все женщины.

Они подошли к садовой калитке, и Эйвон сделал знак мальчику, державшему его лошадь.

Лицо священника прояснилось.

— Сын мой, в ваших словах я улавливаю большое чувство. Вы говорите как человек, который хорошо понимает эту девочку.

— Я считаю себя знатоком женского пола, отец мой.

— Возможно. Но вы когда-нибудь испытывали к женщине чувство, подобное тому, что вы испытываете к этому… чертенку?

— Для меня она скорее мальчик, чем девушка. Но вы правы, я испытываю к ней глубокую нежность. Видите ли, я никогда не имел дела с детьми, а Леони — сущее дитя, к тому же она предана мне. Я же в глазах этого невинного создания самый настоящий герой.

— Надеюсь, вы навсегда останетесь в ее глазах героем. Будьте добры к бедной девочке, прошу вас.

Эйвон поклонился кюре, затем почтительно и в то же время с некоторой иронией поцеловал ему руку.

— Как только я почувствую, что больше не могу представать перед Леони в обличье героя, я отошлю ее к вам. Но я все-таки сделаю дитя своей воспитанницей.

— Решено, — де Бопре негромко рассмеялся. — Отныне я с вами. Вы будете заботиться о малышке и, быть может, сумеете вернуть ей законное имя. Adieu, mon fils[31].

Эйвон вскочил на лошадь, бросил мальчику луидор и еще раз поклонился кюре.

— Благодарю вас, отец мой. Похоже, на этот раз дьявол и священник прекрасно поладили.

— Или же вас просто наградили неправильным прозвищем, — с улыбкой произнес де Бопре.

— Не думаю! Мои друзья неплохо меня знают. Adieu, mon père! — Его милость нахлобучил шляпу и галопом поскакал в ту сторону, откуда прибыл полчаса назад.

Мальчик, сжимая в руке луидор, со всех ног побежал к матери.

— Maman, maman! Это был дьявол!

Спустя неделю после отъезда Эйвона в Сомюр Хью Давенант сидел в библиотеке и безуспешно пытался развлечь Леона игрой в шахматы.

— Я хотел бы сыграть в карты, если вы не возражаете, сударь, — вежливо попросил Леон после того, как на свет была извлечена шахматная доска.

— В карты? — изумился Хью.

— Или в кости, сударь. Только у меня нет денег.

— Будем играть в шахматы, — твердо сказал Давенант, расставляя фигуры из слоновой кости.

— Хорошо, сударь. — В глубине души Леон счел Давенанта не совсем нормальным, но раз этот странный господин пожелал сыграть в шахматы, следует оказать ему такое одолжение. — Как вы думаете, Монсеньор скоро вернется? — спросил он, уныло разглядывая шахматную доску. — Я беру вашего слона. — К удивлению Хью мальчик и в самом деле это сделал. — Небольшая ловушка, — радостно объяснил паж. — А теперь шах.

— Вижу. Что-то я становлюсь невнимательным. Да, полагаю, Монсеньор скоро вернется. Можешь, дитя мое, распрощаться с ладьей.

— Я так и думал. А теперь я пойду пешкой!

— Много шума из ничего, petit. Где ты научился играть в шахматы? Шах!

Леон с прежним унылым видом двинул в стан врага одного из коней.

— Я забыл, сударь.

Хью внимательно посмотрел на мальчика.

— У тебя на удивление короткая память, ты не находишь, друг мой?

Леон бросил на него взгляд из-под длинных ресниц.

— Да, сударь. Очень прискорбное обстоятельство. А теперь я лишу вас ферзя. Вы невнимательны, сударь.

— Разве? Ты на редкость отчаянный игрок.

— Я люблю азарт. Это правда, месье, что вы на следующей неделе покидаете нас?