Аш охотно проводил бы все свободное время в Пешаваре, увиваясь около Белинды. Но майор Харлоу разрешал ему видеться с ней не чаще раза в месяц, да и то лишь за чаепитием. И даже миссис Виккари, которая часто присутствовала там в качестве гостьи и обычно приглашала Аша к себе отобедать и сочувственно выслушивала его сетования, отказывалась признать поведение майора неразумным и советовала молодому человеку поставить себя на место отца, пекущегося о благополучии своей дочери. Лишь в Рождество (общепризнанную пору мира и доброй воли) из этого правила было сделано исключение, но к тому времени Пешаварская бригада только что вернулась с Каджурской равнины и Белинда кружилась в вихре светских развлечений – приемов, скачек и балов.

Аш отправился в Пешавар, чтобы вручить рождественские подарки семейству Харлоу и подать заявку на участие в скачках с препятствиями на второй день Рождества, которые он, к великому восторгу Белинды, выиграл, опередив соперников на голову. Она почему-то посчитала, что этот подвиг делает честь именно ей, и вознаградила Аша двумя вальсами и заключительным танцем на балу по случаю «дня подарков». Как следствие, он остался весьма доволен праздничным вечером, в ходе которого имел продолжительную беседу с миссис Виккари, потанцевал еще с несколькими молодыми леди и настолько понравился их матерям, что позже получил лестное количество приглашений на различные приемы и балы. Но он так больше и не появился ни на одном увеселительном мероприятии в Пешаваре. Он встретил новый, 1872 год в обществе Зарина и в совершенно другой обстановке – они взяли двухдневный отпуск, чтобы навестить Кода Дада.

Январь и февраль в тот год выдались морозными; снег побелил Пограничные горы, полк облачился в поштины – куртки из овечьей шкуры, спасаясь от холода, и Ала Яр постоянно поддерживал огонь в камине в комнате Аша, куда ежедневно приходил мунши, чтобы учить сахиба чтению и письму. К началу апреля тополя и ивы, росшие вдоль Пешаварской дороги, дали почки, и в садах снова расцвели миндальные деревья. Весна пришла и ушла, а на границе по-прежнему царило спокойствие, и племена – по крайней мере, внешне – оставались в мире друг с другом и с британцами.

В Мардане разведчики играли в новую игру под названием поло, проводили учебные бои на равнине и обучали новобранцев, как делали уже много лет. Распорядок полковой жизни стал для Аша таким же привычным, как стены его комнаты или вид, открывавшийся с веранды столовой. День начинался с чашки горячего чая, подслащенного гуром[26] и слабо отдающего дымом, которую Ала Яр подавал Ашу в постель, а пока он брился и одевался, старый патхан обсуждал вчерашние события и рассказывал новости о происшествиях в Мардане и на границе да базарные сплетни. Затем следовали учебные стрельбы на открытой местности, завтрак в офицерском собрании, посещение конюшен, совещание в штабе, и время от времени проводился дурбар – своего рода заседание полкового парламента, где разнообразные жалобы, просьбы об увольнении и все вопросы, связанные с политикой начальства и правосудием, рассматривались панчаятом (пятью старейшинами). Панчаят представлял собой орган самоуправления, действующий в индийских деревнях с незапамятных времен. В данном случае панчаят состоял из командующего, заместителя командующего, адъютанта и двух старших офицеров-индийцев, которые присутствовали не в качестве зрителей, но для того, чтобы убедиться в справедливости всех принятых решений, ибо, согласно системе «шиладар», каждый человек в полку был, по существу, акционером частной компании, являясь владельцем собственной лошади и личного снаряжения, как подмастерье является владельцем орудий своего ремесла. Солдаты в корпус набирались не из безземельной бедноты, а из мелких землевладельцев. Они поступали на службу из любви к сражениям и ради славы (и трофеев, коли представлялся случай добыть таковые), а когда пресыщались военной службой, возвращались домой возделывать свои поля и посылали в полк своих сыновей.

По завершении рабочего дня Аш большую часть свободного времени проводил, стреляя дичь в предгорьях, а остальное делил между поло и соколиной охотой. Раз в неделю он писал Белинде (которой не разрешалось отвечать на письма) и каждый месяц ездил в Пешавар, чтобы нанести официальный визит с позволения майора Харлоу.

Одно время он наивно полагал, что без труда обойдет установленные ограничения, посещая разнообразные увеселительные мероприятия в Пешаваре: танцевальные вечера в клубе, приемы, выезды на охоту, скачки, – где непременно встретит Белинду. Но его расчеты не оправдались. Провожатые строго присматривали за девушкой, не давая Ашу возможности поговорить с ней, а смотреть, как она ездит верхом и мило беседует с другими мужчинами или танцует с Джорджем Гарфортом (по всей видимости, остававшимся ее любимым партнером), было для него столь мучительно, что он испытал почти облегчение, когда командир эскадрона, прознав об этих визитах, наложил на них запрет и разрешил ему наведываться в Пешавар не чаще раза в месяц, когда позволяет майор Харлоу.

Аш стал безумно ревновать девушку к Джорджу, хотя это было напрасной тратой эмоций. Родители Белинды разрешали мистеру Гарфорту часто наведываться к ним в дом и не возражали против того, чтобы она танцевала с ним или совершала конные прогулки, но у них хватало ума понимать, что дочери грозит опасность влюбиться в него, и в обычных обстоятельствах, вероятно, они вообще не приглашали бы в гости человека, занимавшего столь скромное положение в пешаварском обществе. Но тот факт, что его прибытие в Пешавар совпало с осенними маневрами, ставшими причиной острой нехватки партнеров по танцам, сыграл Джорджу на руку, а его привлекательная наружность мгновенно произвела впечатление на всех юных леди в военном городке. Это обстоятельство вкупе с недавно обретенной самоуверенностью и рассказами о титулованной бабушке (по слухам, дочери прекрасной греческой графини и самого лорда Джорджа Гордона Байрона) возвысило мистера Гарфорта над безликой толпой, и Белинда повела бы себя против человеческой природы, если бы не нашла удовольствия в том, что молодой человек, вызывающий восхищение у всех остальных девушек, смотрит только на нее одну. Помимо всего прочего, как она однажды сказала Ашу, Джордж превосходно танцевал.

Посему она продолжала часто видеться с ним даже после возвращения полков в Пешавар, ибо отец не возражал против того, чтобы Белинду повсюду сопровождал молодой человек, за которого ей никогда не вздумается выйти замуж, и даже надеялся, что общение с ним поможет дочери забыть о дурацкой помолвке. О чувствах Джорджа он не задумался ни на минуту. По мнению майора Харлоу, каждый молодой человек когда-нибудь влюбляется и остается с разбитым сердцем, причем большинство делает это по пяти раз подряд. Он также не собирался принимать в расчет и чувства Аша: женитьба в девятнадцать лет – нет, у мальчика явно с головой не все в порядке! Несомненно, на его образ мыслей пагубно повлияли либо умственная неразвитость, либо воспитание, полученное в первые годы жизни, поскольку, будь он уроженцем Индии, он смог бы жениться в пятнадцать лет, не вызывая никаких толков. Но ведь Аштон – британец и должен вести себя, как подобает британцу.

Аш изо всех старался держаться подобающим образом, но находил это трудным делом. Те самые качества, которые девять лет назад Авал-шах, а потом командующий корпусом разведчиков и позже полковник Андерсон считали ценными и в перспективе очень полезными, сейчас обернулись недостатками, и Аш часто завидовал своим товарищам-офицерам, способным принимать решения с такой веселой уверенностью. В большинстве случаев они всегда знали, что правильно и неправильно, что обязательно и необязательно, что очевидно, благоразумно или справедливо, – для них все было просто. Куда сложнее приходилось Ашу, склонному рассматривать любой вопрос не только с точки зрения выпускника английской частной школы и кадета Британской военной академии, но и с точки зрения младшего капрала Чодри Рама или совара Малик-шаха, что не упрощало, а сильно усложняло дело, ибо знание образа мыслей совара, представшего перед судом, или слишком ясное понимание побуждений, заставивших подсудимого совершить то или иное преступление, не всегда помогало быстро вынести четкий приговор.

Слишком часто Аш принимал сторону человека единственно по той причине, что сам мог считать себя – и зачастую считал – уроженцем Индии. А между западным и восточным складом ума существует принципиальная разница, и этот факт издавна сбивал с толку многих исполненных благих намерений миссионеров и ревностных должностных лиц, которые, как следствие, объявляли все туземные народы безнравственными и продажными, поскольку местные законы, нормы поведения, обычаи и традиции отличались от принятых на христианском Западе.

– Сахиб, например, – объяснил мунши, пытаясь проиллюстрировать означенную разницу своим ученикам, – всегда дает на вопрос правдивый ответ, не подумав сперва, не лучше ли солгать. С нами дело обстоит наоборот, что в конечном счете помогает избежать многих неприятностей. Мы, жители этой страны, полагаем, что правда зачастую опаснее лжи, а потому ее нельзя беспечно разбрасывать по сторонам, точно лузгу для цыплят, но следует использовать с великой осторожностью.

Его ученики, младшие офицеры, сызмала усвоившие от своих родителей и наставников, что ложь – это смертный грех, были шокированы открытым признанием старого учителя, что в Индии ложь допустима и приемлема (причем по соображениям, кажущимся англичанину коварными и циничными). Со временем они лучше поймут смысл сказанного, как это случилось до них с другими британскими офицерами, чиновниками и торговцами, и начнут приносить все большую пользу своей стране и империи, находящейся под властью Англии. Но при всем своем желании они сумеют понять лишь ничтожную долю мотивов и соображений, определяющих азиатский образ мыслей, – увидят лишь вершину айсберга. Только считанные единицы из них научатся проникать взором глубже, а многие станут ошибочно полагать, будто научились, хотя подавляющее большинство не пожелает или окажется не в состоянии даже предпринять такую попытку. Происхождение, окружение, традиции, культура и религия разделяли англичан и индийцев, и до сих пор мостов через эти пропасти было очень мало, причем в лучшем случае они представляли собой хрупкие, ненадежные сооружения, способные рухнуть в самый неожиданный момент, если на них возложить слишком много надежд.