Это был схематичный план и далеко не надежный. Но если случится самое худшее, к нему придется прибегнуть, и Ашу оставалось лишь надеяться, что до этого дело не дойдет, ибо, хотя в течение последних недель они с Мулраджем усердно обшаривали окрестные горы, они так и не нашли там никаких троп, помимо козьих, которые бесцельно петляли между пластами обнаженной скальной породы на крутых травянистых склонах и, казалось, никуда не вели. Но волноваться на сей счет тоже не имело смысла. Жребий брошен, и теперь он уже не властен над ситуацией. Больше он ничего не может сделать – разве только молиться, чтобы рана поверил, что любая попытка применить силу окажется для него роковой.

«Если дело дойдет до сражения, – подумал Аш, – свадьбы не будет. Они не смогут устроить бракосочетание после вооруженного столкновения… Даже Нанду не пойдет на такое. И правительство не сможет проигнорировать подобное происшествие – им придется принять хоть какие-то меры, даже если они не захватят княжество… возможно, назначить нового правителя и позаботиться о том, чтобы Нанду вернули хотя бы часть денег, потраченных на это прискорбное предприятие… Мне не следовало вмешиваться. Надо было держаться в стороне, и тогда бы Джули…»

Но он знал, что не мог поступить иначе. Не мог ослушаться приказа и отойти в сторону, предоставив вести переговоры и принимать решения Рао-сахибу и его соотечественникам, которым в конце концов пришлось бы выплатить шантажисту всю требуемую сумму, а также отдать приданое Джули и оставить ее здесь, так и не выдав замуж. Тем не менее Аш невольно прислушивался, не раздаются ли впереди звуки сражения, и в глубине души надеялся, что солдаты раны все-таки воспрепятствуют им пройти через ущелье, так как только сражение могло положить конец всем дальнейшим разговорам о бракосочетании. Но если дело дойдет до боя, погибнут люди. Возможно, очень много людей…

Внезапно Аш почувствовал отвращение к самому себе. Неужели он действительно пал так низко, что хотя бы на минуту допустил мысль о гибели людей, которых знал и любил, в обществе которых проделал длинный путь на юг в Бхитхор, – потому только, что их смерть могла бы помочь ему достичь сугубо личной цели? Он знал, что Джули никогда не стала бы даже помышлять о возможности обрести счастье такой ценой. И он тоже не должен. При последней мысли у Аша возникло впечатление, будто Джули бесшумно уходит прочь от него, как ушла после последней встречи в палатке Кака-джи. Ночная тьма перестала нашептывать ее имя, и пыль перестала источать тонкий аромат роз, и, когда образ возлюбленной растаял перед мысленным взором, Аш снова обрел способность слышать все многообразие звуков вокруг и начал чутко прислушиваться, не раздастся ли далеко впереди треск мушкетного выстрела.

Пушки в двух фортах, оставшихся позади, больше не представляли для них опасности. Если бы тамошние гарнизоны собирались открыть стрельбу, они сделали бы это раньше, не дожидаясь, когда каридкотцы выйдут за пределы дальности огня. Настоящая опасность подстерегала их впереди, на коротком, в полмили длиной, извилистом участке дороги, проходившем по узкому ущелью под третьим фортом, где будет нетрудно поймать в западню значительную часть колонны, не оставив людям, не успевшим войти в теснину, иного выбора, кроме как вернуться в более просторную западню долины.

«Если они атакуют там, – подумал Аш, – нам конец».

Но угроза захвата княжества и ссылки напрочь лишила рану уверенности. Ему не пришло в голову, что сахиб мог выступить в такой манере по собственному почину, не заручившись поддержкой властей. Он решил, что сахиб выражает позицию политического офицера, который, в свою очередь, выражает позицию британских властей. Ему было известно, что подобные меры часто, слишком часто принимались в прошлом. И пусть даже все эти прецеденты имели место в годы, предшествовавшие Великому восстанию, когда страной правила Ост-Индская компания, – откуда ему было знать, что подобное не повторится снова при правительстве, возглавляемом вице-королем, правящим от имени падишахини Виктории? Если в прошлом были аннексированы такие великие княжества, как Ауд, разве мог он питать уверенность, что аналогичная судьба не постигнет его собственное княжество, маленькое и отнюдь не могущественное? Рана и его советники пришли в ужас при этой мысли и отправили комендантам фортов срочные депеши с приказом воздержаться от любых действий, которые могут быть истолкованы как враждебные.

Многотысячная колонна благополучно прошла через ущелье, и к восходу солнца люди уже разбивали палатки и разжигали костры на старом месте стоянки, расположенном на безопасном расстоянии от форта и на выгодной позиции, позволяющей держать оборону в случае нападения или отступить за границу княжества.

– Теперь пусть эти сыны шакалов только попробуют угрожать нам, – ожесточенно сказал Мулрадж. – Арре, но я устал. Я человек не робкий, и, видят боги, в открытом бою я бы сражался не хуже других против сколь угодно превосходящих сил противника. Но говорю вам, сахиб, сегодня ночью, когда мы пробирались в темноте через ущелье, я тысячу раз помер от страха, понимая, какое кровавое побоище может устроить горстка людей на скалах, и с минуты на минуту ожидая услышать грохот пушек и увидеть толпу вооруженных солдат, бегущих в атаку на нас. Ладно, все осталось позади: мы вырвались из западни. Но что дальше?

– Это решать ране, – сказал Аш. – Мы подождем и посмотрим, что он предпримет. Но я склонен думать, что он больше не доставит нам неприятностей и сделает вид, будто все случившееся было – как там выразился визирь? – «прискорбным недоразумением». Завтра или даже сегодня он пришлет к нам делегацию с подарками и умиротворяющими посланиями, а посему нам лучше как следует выспаться перед прибытием гостей. Как там юный Джхоти?

– Спит. И глубоко разочарован в ране. Он надеялся, что состоится великое сражение.

– Кровожадный щенок, – мрачно заметил Аш и выразил надежду, что дядя мальчика тоже спит, ибо в последнее время старику пришлось вынести многое, а события сегодняшней ночи наверняка стали для него мучительным испытанием.

– Оно, конечно, так, – согласился Мулрадж. – Но чтобы Рао-сахиб пренебрег своими молитвами, потребовалось бы нечто большее, чем трудности и неудобства ночного перехода. Сейчас он совершает свою пуджу и отправится на боковую, лишь когда закончит. Сам же я, будучи не столь благочестивым, последую примеру юного принца и посплю, сколько успею, пока к нам не нагрянули бхитхорцы с лживыми речами, оправданиями и изъявлениями глубокого уважения.

– А также, хочется верить, с извинениями, хотя это вряд ли. Но нам нет необходимости прерывать свой сон из-за них. Они достаточно часто заставляли нас ждать, и им с их презренным обезьяноподобным раной не повредит испытать подобное обращение на собственной шкуре.

– Ого! Сахиб ка мизай ай бахут гарум хай, – с ухмылкой процитировал Мулрадж слова, которые однажды при нем тихо пробормотал Гул Баз, обращаясь к саису Аша.

– У вас тоже было бы скверное настроение, – отпарировал Аш, – будь вы… – Он осекся и рассмеялся, несколько пристыженный. – Вы правы. Я действительно в дурном расположении духа и в данный момент с радостью убил бы многих из них, начиная с раны. Мысль о необходимости притворяться, будто все оскорбления и издевательства, которым мы подверглись, прощены и забыты, мне что кость поперек горла, и как представлю… Прошу прощения. Мне самому нужно немного поспать, иначе я буду не в состоянии спокойно вести дальнейшие переговоры с кем бы то ни было. Давайте отправляйтесь на боковую. Со-джана, бай, и приятных вам снов.

Он проводил взглядом устало бредущего прочь Мулраджа и внезапно почувствовал, что и сам безмерно устал, не только физически, но и нравственно – устал настолько, что больше не чувствует гнева. Гнев, а вместе с ним все страхи и надежды, так долго его мучившие, иссякли в душе, оставив после себя пустоту. Он сделал все, что мог, для Джули. И, по иронии судьбы, для Нанду: он спас его гордость и его кошелек, а также честь Джули и (чего бы они ни стоили) репутации раны, политического офицера и капитана Пелам-Мартина из корпуса разведчиков. И все это больше не имело никакого значения…

Аш повернулся и вошел в свою палатку, а через несколько минут Махду, прибежавший с чашкой горячего чая, обнаружил, что его хозяин лежит на кровати прямо в одежде и крепко спит. Он лишь сонно замычал, когда Махду и Гул Баз стащили с него куртку и башмаки, а потом опустили палаточный полог, преграждая ослепительным лучам восходящего солнца доступ внутрь.

30

Он скакал во весь опор по каменистой равнине, ограниченной низкими скалистыми горами, а Анджули сидела позади, прижимаясь к нему и умоляя скакать быстрее… еще быстрее. Оборачиваясь, он не видел всадников, мчавшихся вдогонку за ними, ибо ее распущенные волосы развевались на ветру, точно шелковый шарф, и скрывали преследователей от взгляда. Но он слышал неуклонно приближающийся громовый топот копыт – и смеялся, ведь Джули крепко обнимала его обеими руками и они не боялись никого и ничего, покуда были вместе. А потом он внезапно осознал, что шелковый шарф волос не черного цвета, а желтого, и, оглянувшись через плечо, с ужасом увидел не Джули, а глупую жеманную девушку с голубыми глазами и золотистыми кудряшками, которая надула губки и капризно прохныкала: «Ну быстрее же, Аштон. Я не хочу, чтобы папа настиг нас». Белинда! Он сбежал с Белиндой, и теперь ему придется жениться на ней и маяться с ней всю жизнь. До самой смерти…

– Нет… О нет! – выкрикнул Аш.

Он проснулся в холодном поту, дрожа всем телом, и увидел склонившегося над ним Махду и свою палатку, снова освещенную керосиновой лампой. Он проспал двенадцать часов кряду, и послы раны все еще ждали встречи с ним.

– Сирдар Мулрадж приказал не беспокоить ни вас, ни его самого, – сказал Махду. – Но сирдар все еще спит, и Рао-сахиб прислал справиться, что с ними делать и следует ли устроить их на ночь здесь.