— Я полагаю, этот документ подлинный? — с трудом произнес я.

— Конечно. Амоннахт действительно Хранитель дверей царского гарема. Его слово — закон в его владениях. Да и кому могло бы прийти в голову подделать такой документ? Здесь же упоминается не только Хранитель дверей, но и сам фараон! Даже его законные сыновья не имеют права жениться без разрешения отца. А это означает, что, когда встал вопрос о нашем браке, твой отец сказал моему, что препятствий для этого нет, так как твое происхождение даже выше моего. Мой отец ему не поверил и обратился к Хранителю дверей. Тот пошел к Единственному за разрешением на брак и получил его, а потом написал моему отцу. Ты сын фараона, Камен.

— Мой отец все знал, — сказал я, чувствуя, как во мне закипает гнев. — А значит, он знал, какая наложница меня родила. Знал и молчал, лгал мне! Зачем?

Тахуру пожала плечами.

— В папирусе говорится, что твой отец был связан клятвой. Он не имел права рассказывать.

Но я не был готов прощать. Во мне клокотала слепая, бешеная ярость. Мне хотелось схватить отца за горло и бить его, бить, бить. Сжав кулаки, я задыхался от гнева и вдруг понял, кого на самом деле хочу сокрушить. Своего родного отца. Самого Великого Бога. Я же сын фараона.

— Почему Рамзес так тихо от меня избавился? — глухо спросил я. — В гареме всегда полно ублюдков, которые потом спокойно служат офицерами в армии, обычно при штабе. И все прекрасно знают, кто они. Их, конечно, не почитают, как принцев крови, но и тайны из их происхождения тоже не делают. Что же случилось со мной?

Тахуру крепко взяла меня за руки.

— Не знаю, но это можно выяснить, — сказала она. — Тебе нужно время, чтобы привыкнуть к своему новому положению, Камен. Только не делай никаких глупостей. Может быть, ты родился под несчастливой звездой. Может быть, фараон так любил твою мать, что не хотел видеть возле себя ничего, что бы о ней напоминало. Эта крестьянка Ту, она была наложницей фараона примерно в то время, когда ты родился. Я спрошу ее, что она помнит о том времени. Ты и в самом деле царский сын и имеешь право просить отца об аудиенции, и никто не посмеет тебе отказать. А я полюбила тебя еще до того, как узнала, чья в тебе течет кровь, и ты это знаешь, правда?

Я попытался улыбнуться, но губы меня не слушались.

— Ты ужасная задавака, Тахуру, — прохрипел я. — Что же мне делать? Кто я? Все мои привычки, симпатии и антипатии, — это что, следствие царского происхождения? Что мне теперь, начинать жить заново? Кто я?

Тахуру придвинулась ко мне и обняла так крепко, как только могла.

— Ты мой Камен, храбрый и благородный, — тихо сказала она. — Давай не будем хвататься за все сразу. Пойди сначала домой и вели Сету тебя вымыть. А завтра утром ты пойдешь в контору своего отца и разыщешь там такой же папирус, как тот, что я нашла у моего.

— Завтра утром я должен стоять перед генералом и лгать, — ответил я, и она рассмеялась.

— Ты будешь стоять перед ним и знать, что в тебе течет самая благородная во всем царстве кровь, — сказала Тахуру. — Генерал не посмеет поднять руку на сына фараона!

Я не был в этом уверен. В этот тихий и сонный полдень мы сидели на полу, целовались и мечтали. Комната Тахуру была для меня последним островком, где я чувствовал себя прежним, нормальным человеком. Я ушел от нее только тогда, когда рассудок подсказал мне, что пора идти домой.

Помню, как я шел. Словно кто-то забрал мои прежние глаза и дал мне новые — я впервые так ясно видел солнечные блики на воде, очертания деревьев на фоне неба, темно-желтый песок у дорожки. Под своими сандалиями я ощущал каждую неровность, уши улавливали мириады новых звуков — люди, насекомые, птицы, плеск озера. Я словно переродился, оставшись при этом прежним человеком. Я перестал жить в мире, куда меня милостиво допустили, я больше не чувствовал, что занимаю чужое место.

Придя домой, я помылся, переоделся и снова ушел, на этот раз направившись к дому Паиса. Можно было подождать до следующего утра, но я решил, что лучше явлюсь к нему сам, прежде чем он узнает от кого-то о моем возвращении. Наверняка он ждал прежде всего доклада наемника. Однако вместо него в кабинет твердым шагом вошел я.

Генерал не замер от неожиданности, привстав со своего места, но я заметил, как он напрягся. Впрочем, ему удалось быстро с собой справиться, что я немедленно оценил, продолжая сохранять на лице торжественное выражение.

— Камен, — небрежно сказал генерал, — я вижу, ты вернулся. Докладывай.

Его голос звучал спокойно, но как-то немного визгливо.

— Мой генерал, — начал я, — сожалею, но мне не удалось выполнить ваш приказ. Уверяю вас, что все это произошло не по моей вине. Я знаю, в чем состоит мой долг.

Генерал нетерпеливо махнул рукой. Он уже не только овладел собой, но и начал поглядывать на меня с подозрением. Я принял вызов.

— Перестань болтать, — прервал он меня. — Лучше объясни, почему ты не выполнил столь простого поручения?

Меня начал разбирать смех, наверное, это было признаком легкой истерики.

— Я доставил наемника в Асват, как мне было приказано, — спокойно сказал я. — По пути мы ночевали в безлюдных местах, как вы и велели. Когда мы добрались до Асвата, за три часа до рассвета я отвел наемника к хижине женщины, но ее там не оказалось. Наемник рассердился. Спросив у меня, где она может быть, он велел мне остаться возле хижины. Я остался. Он больше не вернулся, женщина тоже.

— То есть как это — не вернулся? — рявкнул генерал. — Сколько ты его ждал? Ты искал его?

— Разумеется, — с гордостью ответил я. — Но я помнил о вашем предупреждении относительно строжайшей секретности. Это несколько затруднило поиски. Я мог бы опрашивать жителей села и обыскивать их дома, но вместо этого мне пришлось ограничиться простым обходом дорог и окрестных полей. Я прождал еще день, но наемник так и не появился. В тот вечер я снова пошел к дому женщины, но результат был прежним. Она не вернулась. Мне пришлось выбирать: привлекать и дальше внимание любопытных крестьян или возвращаться в Дельту. Я выбрал второе. Вся ответственность лежит на мне. Надеюсь, я поступил правильно. Позвольте предложить: направьте в Асват послание с требованием арестовать женщину. Как только она вернется, ее арестуют.

Не слишком ли далеко я зашел? Темные глаза генерала внимательно и холодно смотрели на меня, но я выдержал его взгляд. Надеюсь, в моих глазах он видел выражение почтительного сожаления.

Тут я подумал вот о чем: скорее всего, наемник был лишь орудием в руках самого Паиса. Не думаю, чтобы он люто ненавидел женщину или меня. Генералом двигали вовсе не эмоции; наоборот, мне кажется, я ему даже нравился. Нет, его поступок был продиктован чувством самосохранения. Он почувствовал, какая опасность ему угрожает, и тщательно рассчитал ответный ход. На то он и старший офицер. Ту говорила, что если его первая попытка окажется неудачной, он сделает вторую. Глядя в глаза генерала, я понял, что она права.

Генерал скривился и откинулся на спинку стула.

— Уверен, что ты стараешься себя выгородить, — сухо заметил он. — В то же время меня крайне удивляет поведение наемника, и я, разумеется, проведу расследование столь странного исчезновения. Как ты думаешь, с ним не могло что-нибудь случиться?

Я постарался придать себе вид человека, изумленного до глубины души. Я вообще становился хорошим актером.

— Случиться? — переспросил я. — О, не думаю, генерал. Что могло случиться с человеком, который приехал выполнить столь незначительное поручение? Должен вам сказать, что мне этот наемник не понравился. Сидел в каюте целыми днями и ни с кем не разговаривал. Мне кажется, что, когда мы прибыли в Асват, он просто почувствовал зов пустыни и ответил на него. Дикарь, что с него взять!

Паис пристально взглянул на меня.

— Что ж, возможно, ты и прав, — сказал он, — я тоже думаю, что мы его больше не увидим. Скажи, Камен, ты открывал тот ящичек, который привез мне?

— Нет, мой генерал. Это был бы бесчестный поступок. К тому же, что могла туда положить какая-то сумасшедшая? И веревки на нем были очень уж сложно завязаны. Я бы не смог их развязать.

Генерал улыбнулся.

— Как это удобно, быть честным человеком, — пробормотал он. — Кто точно знает, что хорошо, а что нет, всегда действует не задумываясь. За него думает Маат. Можешь идти, Камен, но я хочу тебя предупредить: время твоей службы в моем доме подходит к концу. Ты хорошо охранял меня, но нам обоим нужны перемены. Ты вернешься в свою школу для дальнейшего обучения.

Мысли лихорадочно завертелись у меня в голове. Он придумал это только сейчас. Он мне не поверил и теперь боится меня. Он не поверил, что я не вскрывал ящик, и хочет вернуть меня в казарму, чтобы убийство произошло не в его доме. Например, несчастный случай во время учений. Генерал наверняка поднимет все свои связи, чтобы отправить меня служить в Нубию или на восточную границу. Постаравшись остаться равнодушным, я отдал честь.

— Я рад, что служил у вас, генерал, — сказал я, — и надеюсь, что моя служба вас не разочаровала.

— Мне не на что жаловаться, Камен, — ответил он, вставая. — Но ты еще молод. Тебе нужна другая служба, требующая больших усилий, чтобы твои способности не пропали даром. Разумеется, я буду следить за твоей карьерой. Ты очень и очень меня интересуешь.

Теперь он улыбался уже откровенно, с какой-то мальчишеской самоуверенностью, и мне ужасно захотелось немедленно стереть с его лица эту улыбку.

— Спасибо, генерал, — ответил я. — Вы мне льстите. Мне будет жаль оставить службу в вашем доме.

С этими словами я повернулся и вышел из кабинета, дрожа от бешенства и вместе с тем испытывая огромное облегчение.

Шагая по тропинке вдоль воды, я представлял себе, что будет, когда я встречусь со своим отцом, фараоном. Он объяснит, почему удалил меня из дворца. Он не станет умолять меня о прощении, ибо воля царя священна, но он будет смотреть на меня с любовью, когда я преклоню перед ним колени. «Что я могу сделать для тебя, Камен?» — спросит он. «Прошу тебя, отдай мне в руки генерала Паиса, — отвечу я. — Он причинил мне много неприятностей». В этот момент я очнулся. По озеру проплывала лодка, сидящий в ней человек узнал меня и прокричал приветствие. Я помахал ему рукой, а потом рассмеялся над своими дурацкими фантазиями и Паисом с его самонадеянностью. От смеха у меня полегчало на душе, и, входя в наш дом, я весело кивнул привратнику.