– Как бы он от тебя раньше не избавился.

Я сама испугалась того, что у меня вырвалось, но Шкипер только кивнул, не глядя на меня, и взял сигареты. Прикуривая, невнятно сказал:

– Уж постараюсь.

Я села рядом с ним на постель, начала раздеваться. Шкипер принял участие в процессе и, прежде чем я успела отстраниться, ловко вытащил из моей прически шпильки. Узел размотался, и волосы упали мне на спину.

– Шкипер, совесть есть?! – разозлилась я. – Не буду я с распущенными космами спать, отвяжись, они мешаются! Отдай шпильки, босяк!

Но шпильки уже отправились дорогой паука Филиппа, а Шкипер заржал и опрокинул меня на постель.

Полчаса спустя, затягиваясь последней сигаретой и лениво ероша ладонью мои перепутавшиеся волосы, он лениво спросил:

– Полетим в Париж? У меня почти неделя есть.

– Опять двадцать пять… – Передо мной угрожающе замаячил призрак Кристиана Диора в «Галери Лафайет». – Можно, я останусь, а? Шкипер? Дел полно в ресторане…

– Какие дела, сезон кончился… – он негромко рассмеялся, из темноты блеснули белки его глаз. – Успокойся, детка, я тебя по магазинам таскать не буду. Захочешь – сама пойдешь и что хочешь купишь.

– За базар отвечаешь? – важно спросила я.

– Потому и жив еще, – в тон ответил он. – Ну – летим?

– За-автра? – Я, зевнув, уткнулась в подушку. Шкипер потушил сигарету и взглянул на свои светящиеся командирские часы.

– Уже сегодня. Я там домик удачно прикупил, поглядишь.


«Домиком», который Шкипер «удачно прикупил», оказался отель «Мадлен» на одноименном бульваре – массивное старое здание «утюгом», построенное еще при Тулуз-Лотреке. Стоя на тротуаре возле такси и запрокинув голову, я обалдело обозревала четыре этажа, покрытые лепниной, сверкающие окна и швейцара в дверях, похожего на генералиссимуса. После этого вида уже было трудно чему-то удивляться, и поэтому, глядя на Шкипера, по-французски что-то выясняющего у охранника, я уже не хотела спрашивать, когда он успел и это. Впрочем, его способностью к языкам восхищался еще мой Степаныч, когда был жив. Я только спросила:

– Ты случайно в президенты еще не баллотировался?

– Кесарю – кесарево, слесарю – слесарево, – отшутился он, увлекая меня сквозь стеклянные двери внутрь. – Если только где-нибудь в Колумбии переворотик замесить. Но там Жиган вперед окажется… Кстати, я президентские апартаменты специально брать не стал, чтоб тебя не пугать. Правильно?

– Молодец.

Номер, куда он меня привел, был если и не президентский, то, по крайней мере, министерский. Видимо, усмотрев что-то в выражении моего лица, Шкипер быстро сказал, что у него дела, кинул мне ключи, пообещал вернуться через два часа и смылся, не дожидаясь, пока я начну орать. Я со злости пнула ногой чемодан, плюхнулась на высоченную кровать под снежно-белым покрывалом и заревела, стараясь не запачкать тушью с ресниц гладкой дорогущей ткани. Вот правильно этот поганец говорил – слесарю слесарево… Ревела я не столько из-за непривычной обстановки, в которой чувствовала себя как микроб в операционной, сколько оттого, что в чемодане были турецкие джинсы, купленные на распродаже топики и одно сине-зеленое, переливающееся стразами платье, которое Сонька всучила мне уже в аэропорту насильно.

«Поведет в ресторан – в чем пойдешь? В джинсах?! Бери, не то обижусь навеки!»

Я представила себе, как стою посреди ресторана «Мадлен» в этом шедевре Сонькиного гардероба, переливаясь блестками и стразами и отбрасывая сине-зеленые искры на натертый паркет, – и взвыла в голос. Шкипер опять добился своего, не мытьем, так катаньем, проклятый аферист: я уже была готова брать деньги и идти покупать себе вечернее платье, туфли, чулки и все, что полагается. Я в десятый раз перебирала свои вещи, пытаясь сообразить, в чем же лучше идти в подвижнический поход по магазинам, – когда в дверь вдруг постучали. Это явно был не Шкипер, да и времени прошло очень мало. Я торопливо влезла в первые попавшиеся джинсы, забежала в ванную, кое-как умылась, натянула топик и пригласила:

– Силь ву пле!

Дверь открылась, и вошла женщина.

С одного взгляда я поняла, что эта дама или спала со Шкипером, или продолжает делать это по сей день. Я хорошо изучила его вкусы еще пять лет назад, когда всех своих девиц он рано или поздно притаскивал в ресторан «Золотое колесо», где я играла на рояле и танцевала. Шкипер любил высоких, красивых, но не изысканных, а с неуловимым налетом вульгарности, – как правило, это были рыжие или брюнетки. Именно такая особа и вошла сейчас в номер, остановившись у двери. Ей было лет двадцать пять, темные вьющиеся волосы были собраны сзади в пышный хвост, на бледном лице выделялись сильно накрашенные в стиле вамп губы, высокие, резко очерченные скулы еще больше подчеркивались чахоточными пятнами румян. Самое интересное было в том, что эта вульгарность даме шла: это был тщательно созданный стиль, а зеленый брючный костюм выгодно подчеркивал бледность кожи. Подруга графа Дракулы…

Я улыбнулась. Брюнетка улыбнулась тоже – довольно мило. Что-то спросила по-французски, я беспомощно пожала плечами. Она произнесла еще одну фразу, и я кое-как разобрала, что ей нужен Шкипер. Я ответила по-итальянски, что Шкипера нет и будет он через два часа. Итальянский и французский языки очень похожи, и красавица, кажется, меня поняла. Снова улыбнувшись, она достала из сумочки визитную карточку, положила на столик у зеркала, еще раз улыбнулась мне и не спеша вышла из номера. В воздухе остался острый и горький запах ее духов.

Встав, я взяла в руки карточку. «Саша Вермон, служба эскорт-сервиса». М-да.

Ситуация была двусмысленная, и я не знала, что делать. Выбросить карточку? Глупо, Шкипер может встретиться с Саша случайно или позвонить ей сам. Оставить на месте и прикинуться, что ничего не поняла? Но, столько лет зная Шкипера, я давно усвоила, что с этим человеком прикидываться невозможно. По крайней мере, мне. Сделать вид, что мне все равно? В принципе так оно и было. Вернее, не совсем так. Я не была расстроена – скорее, озадачена, поскольку не понимала, как себя вести. Может, хоть раз в жизни послушать Милку и устроить скандал? Но, подумав с минуту, я поняла, что для этого мне нужна неделя репетиций и, желательно, более серьезный повод. Последний раз я орала на Шкипера полгода назад, когда он неожиданно воскрес из мертвых, и то это был не скандал, а истерика… В то же время даже такая курица, как я, могла понять, что поведение красавицы Саша было провокационным. Умные женщины не заходят в номер интересующего их мужчины, если там предполагается другая женщина, и тем более не оставляют ей своих визитных карточек. Видимо, ей было важно посмотреть не на Шкипера, а на меня. Должно быть, она разочарована. Или обрадована?.. Я на всякий случай встала и подошла к трюмо, но зеркало однозначно дало понять: до Саша Вермон мне как до звезды. Даже если меня накрасить в стиле вамп.

Примерно полчаса я ломала голову, перебирая различные варианты поведения, но решение пришло неожиданно. Быстрее, деньги в руку, и – гулять! Часа так на четыре… Так, чтобы Шкипер вернулся раньше меня, сам обнаружил визитку и сам решил бы, что с ней делать. А я смогу притвориться, что карточку занесли в мое отсутствие… Теперь мне было все равно, какой страны на мне джинсы и что обо мне подумает генералиссимус у дверей. Напевая «Бем-бем-бем, Мария», я оделась, закрутила волосы в узел и, не утруждая себя макияжем, выбежала за дверь. Настроение сразу же поднялось на несколько градусов.

К колоссальному моему облегчению, в огромном холле «Мадлен» на меня никто не обращал внимания. Разумеется, молодой человек за рецепшн был безукоризненно любезен, и карту Парижа мне продали с вежливой улыбкой, но это была улыбка, предназначенная простой туристке, а не жене хозяина. Переведя дух, я весело поблагодарила и вышла на заполненные осенним солнцем бульвары.

Через несколько кварталов, которые я прошла, сверяясь с картой, стало понятно, какой же он маленький – этот Париж. Не успела я оглянуться, как прошла мимо церкви Святой Мадлены, миновала бульвар Капуцинов и вышла к мосту Сен-Мишель. В Москве я дольше бы шла до метро… Воодушевившись этим, я двинулась к Монмартру, который, если верить карте, был в другом конце города.

Осенний Париж был сказочной игрушкой, расцвеченной красными и рыжими листьями каштанов, блекло-голубым небом и серебристым шпилем знаменитой башни. На удивительно чистых тротуарах, шурша, танцевала сухая листва. Сена медленно текла между гранитными берегами, и в воде отражались медленно идущие по ней баржи и силуэт собора Нотр-Дам. В прозрачном октябрьском воздухе летели тонкие паутинки, нежаркое солнце сеялось сквозь редеющие кроны деревьев в Люксембургском саду. Идя по аллее, я запрокидывала голову, и солнечные пятна грели мне лицо. Араб, продающий жареные каштаны, засмеялся, глядя на меня, и поманил меня рукой. Я решила, что он хочет всучить мне каштаны, и жестом отказалась, но он улыбнулся еще шире, показав мелкие, редкие зубы, вытащил из-за пазухи помятую сиреневую астру и подарил мне. После этого я, конечно, купила десяток каштанов, жестом же показала арабу, что его коммерческий ход удался, и продолжила путь.

Я пробродила целый день, петляя по узким старинным улочкам Латинского квартала, задирая голову в огромном соборе Святого Сердца на Монмартре, разглядывая работы уличных художников в непременных беретах и шарфах, любуясь на неподвижную из-за раннего времени мельницу «Мулен Руж» и на репродукции Тулуз-Лотрека в витринах ресторанов на площади Пигаль. Заходить в крошечные, уютные кафе мне было почему-то страшновато, и я, обнаружив на углу респектабельнейшей улицы Риволи родимый «Макдоналдс», с легким сердцем пошла туда. Со своей перестроечной юности я любила это заведение, но затащить туда Шкипера было невозможно. Еще в Риме в ответ на мою робкую просьбу он возмущенно заявил, что не для того провел молодость под пулями конкурентов, чтобы на старости лет жевать в американской столовке пластиковую котлету с хлебом. Спорить с ним было, как обычно, без толку, я отстала, но в одиночку питалась в «Макдоналдсе» часто. Поев, я направилась на остров к собору Парижской Богоматери, облазила его весь с путеводителем на русском языке, потом пошла к Эйфелевой башне, неожиданно обнаружила там целую орду цыганок-кэлдэраря,[9] продающих грошовые открытки с видами города, и с удовольствием проболтала с ними полчаса. Потом цыганки ушли, вместо них явился оркестр аккордеонистов и, рассевшись на складных стульчиках, заиграл попурри из песен Эдит Пиаф. Я слушала до тех пор, пока не заметила, что уже начинает темнеть. О Саша Вермон я напрочь забыла и вспомнила о ее визите только за квартал до «Мадлен».