— Это был… — произнес Юдхиштхира и на мгновение замолчал.

Он знал! Тайна, которой я так гордилась, была для него совершенно очевидной. Забыв, что он постоянно пребывает в мире своих идеалов, я никогда не понимала его. Но я недооценила Юдхиштхиру. Мое сердце сжалось в ожидании того, что он откроет мою главную тайну, обвиняя меня. Я удивилась, насколько напряженной я была тогда. Видимо, рано я решила, что мне больше нечего ждать от жизни. И хотя я больше никогда их не увижу, мнение моих мужей обо мне вдруг стало чрезвычайно важным для меня.

Вдруг Юдхиштхира выпалил в спешке:

— Арджуна. Это Арджуна. Она всегда заботилась о нем больше, чем обо всех нас!

Он спас меня. Он выбрал доброту, а не правду, и солгал второй раз в своей жизни, защищая мою репутацию.

Так, в мой предсмертный час Юдхиштхира доказал, что до сих пор любит меня, как прежде. Его поступок заставил меня сожалеть обо всех словах, несправедливо брошенных мной в его адрес, и обо всех плохих мыслях, затаившихся в моей душе.

Бхима облегченно вздохнул:

— Я думаю, что нельзя осуждать ее за это. Он был таким великим воином, да и хорош собой к тому же. Недаром же даже небесные танцовщицы при дворе Индры не могли устоять перед ним!

Как же легко он прощает всех! Откуда же в нем столько великодушия? Мне так хотелось сказать ему, как я восхищаюсь им. И всем остальным мужьям я бы хотела сказать то же самое. У каждого из них были свои сильные стороны и доброе сердце. Накула, с его шутками, Сахадева, с его рассудительностью, Арджуна, который всегда был готов защитить всех нас от любой опасности. Но когда я могла показать им свое уважение, я высказывала лишь слова недовольства. А теперь было уже слишком поздно.

— Так какие же тогда недостатки не позволят всем нам добраться до вершины?

— Сахадева слишком гордится своей ученостью, Накула тщеславен из-за своей привлекательной внешности, Арджуне может помешать его воинствующее эго, а ты не умеешь контролировать себя, когда злишься.

Юдхиштхира как всегда говорил спокойно и размеренно, но я уловила в его речи грустные нотки. Последние годы он вел очень одинокую жизнь, отдалившись от тех, кто его любит, из-за своей чрезмерной страсти к правде. Я была неправа, когда думала, что мое раздражение поможет ему поступиться некоторыми принципами. Правдивость была заложена в нем от природы. Он не мог отступить от нее, точно так же, как тигр не может отделиться от полосок на своей шкуре. И конечно, именно эта черта позволит ему идти дальше, видя, как умирают его близкие, и прийти на суд богов абсолютно одиноким человеком.

43

Огонь

Я больше не слышала звуков удаляющихся шагов. Свет над горными вершинами померк, а может быть, это потемнело у меня в глазах. Мое тело тоже, казалось, постепенно отказывалось слушаться меня: ступни, колени, пальцы, волосы. Мне показалось, что мое тело, как и все дома, в которых я жила в своей жизни, начинает постепенно рушиться.

Как же мне правильно прожить свои последние минуты? Должна ли я вспомнить все свои ошибки и искренне в них раскаяться? Нет. Что толку ругать себя сейчас? К тому же я сделала столько ошибок, что начинать вспоминать их нужно с момента моего детства. Должна ли я простить всех, кто обидел меня? Или попросить прощения у тех, кого обидела я? Это было бы правильно, но очень долго и утомительно, тем более что практически все эти люди теперь мертвы. Наверное, мне нужно вспомнить всех, кого я любила, и адресовать молитву им, которая может путешествовать между реальным и небесным миром.

Дхаи-ма, с ее грубоватыми шутками и громкими, но ласковыми нагоняями, которая так хотела меня увидеть на смертном одре. Дхри, с его честными глазами и испуганной улыбкой — мой первый помощник, убитый в войне, которой я помогла начаться. Мои мальчики, выросшие без матери, приветствующие меня с таким восхищением, когда я вернулась из двенадцатилетнего изгнания. Парикшита, с его испытующим взглядом. Мне так и не удалось найти ответ на его вопрос и прекратить его поиски, также как не удалось предупредить его о бедствиях, подстерегающих его. И Карна, который родился под несчастливой звездой… С его взглядом, полным горечи, к которой я была причастна. Торн, одновременно любивший и ненавидевший меня; он решил принести себя в жертву, вместо того, чтобы поддаться соблазну Кунти: «Вы тоже бы могли быть мужем Драупади». Чувствует ли он себя оправданным теперь, когда знает, что в предсмертный час я думаю о нем, а не о своих мужьях, и снова сомневаюсь в том, правильный ли выбор я сделала во время сваямвары.

Но образы некогда близких и знакомых мне людей растворяются в водовороте памяти, даже когда я всем сердцем хочу их увидеть. Может, это из-за того, что я обижала и предавала их? Они исчезают в темноте, покрывающей небо, и я снова остаюсь одна. Одна умираю лежа на мерзлой земле! Я, чья жизнь была сосредоточена на моих пятерых мужьях. Какая ирония судьбы, что в последние минуты моей жизни ни одного из них нет рядом!

Много лет назад я спрашивала у огненного духа Вьясы: «Найду ли я свою любовь?» Он уверял меня, что да, но, видимо, он солгал! У меня была слава, меня уважали и боялись, а некоторые даже восхищались мной. Но где же была любовь, которую я так ждала с самого детства? Где был тот человек, который бы принял меня такой, какая я есть, и любил бы все мои недостатки? Жалость к себе — чувство, которое я всегда презирала — сейчас пронизывала все мое существо, от которого только и осталось, что призрачный след принятых мною героических решений.

Начался дождь. На Земле нет названия тем ледяным иглам, которые пронизывали единственную часть тела, которую я еще чувствовала — мое лицо. Чтобы хоть как-то отвлечься от нестерпимой боли, я начала вспоминать, как Кришна любил дождь. И как однажды, когда я приехала в Дварку, он предложил мне выйти на мокрый балкон, чтобы понаблюдать, как павлины танцуют под дождем.

— Ну вот ты и вспомнила обо мне, — сказал он.

Пораженная, я попыталась повернуть голову, чтобы лучше слышать его знакомый и любимый голос, но мне это не удалось, мои мышцы отказывались меня слушаться. Мне показалось, что краем глаза я увидела какой-то желтый блик. Хотя, возможно, это был лишь плод моего воображения.

— Теперь ты решила, что я существую лишь в твоем воображении? Но нет, я хочу, чтобы ты знала — я совершенно реальный. Что же ты здесь делаешь? Почему лежишь одна, в снегу, в этой неловкой и совершенно неподобающей царице позе?

— Я пыталась читать молитву, — сказала я со всем достоинством, которое только могла собрать, — но я не могу вспомнить ни единого стиха.

— Ты, наверное, просто не знаешь с чего начать!

Он прав, я никогда не бывала одна на официальных ритуалах. Мне как обычно захотелось сказать ему о его неуместном легкомыслии, но сдержалась, так как чувство досады отняло бы у меня массу энергии.

— Вообще-то я умираю, если ты еще не заметил, — ответила я с несвойственно спокойной для меня интонацией. — И если я не буду молиться, то, скорее всего, попаду в костры, горящие в подземном мире, если таковые, конечно, существуют. А, кстати, они существуют? Ты должен знать, ведь ты уже умер.

— Они есть, но в то же время их нет, — сказал Кришна. — Так же, как и я. К тому же я не умер. — Я заметила, что он не бросил свою давнюю привычку говорить загадками. — Но ты лучше не думай об этих кострах сейчас и не расстраивайся из-за того, что ты не можешь вспомнить ни одной молитвы. Лучше подумай о чем-нибудь, что делало тебя счастливой.

Я вспомнила свою жизнь. Что же заставляло меня радоваться? Что умиротворяло меня? Я поняла, что Кришна говорит не о том счастье, при котором колесо эмоций вращается с бешеной скоростью, и ты чувствуешь то счастье, то полное разочарование, как происходило со мной все эти годы. Говоря по правде, за всю мою жизнь мне не встретилось ни одного человека — ни мужчины, ни женщины, который бы сделал меня по-настоящему счастливой, равно как и я не принесла никому настоящего счастья. Даже мой дворец, с его странными и красивыми фантазиями, который я каким-то странным образом любила больше, чем моих мужей. Мой дворец, моя гордость — и тот принес мне только горе.

Я не могла этого видеть, но представила, как Кришна гладит меня по голове, прямо как мать, успокаивающая бьющегося в лихорадке ребенка. Хотя и здесь я тоже додумывала, так как сама росла без матери, и заботу о своих собственных детях тоже передоверяла другим женщинам.

— Я не могу ничего вспомнить, — сказала я сдавленным голосом. Я понимала, что мне не удастся ему ответить, а я не хотела умереть, не задав мучившего меня всю жизнь вопроса. Поэтому я решила задать его сейчас:

— Почему Бхишма тогда не помог мне на сабхе, несмотря на то что он видел, как я страдаю?

— Твой разум перескакивает с одной мысли на другую, прямо как пьяная обезьяна! Бхишма думал слишком много о законах мужчин, и это парализовало его разум. Он не был уверен, являешься ли ты уже собственностью Дурьодханы, в этом случае он бы не имел права вмешиваться. Но конечно, иногда некоторым следует забыть о логике и поддаться зову своего сердца, даже если он противоречит закону.

Я хотела согласиться, но летаргический сон предательски забирал меня из этого мира. Я понимала, что происходит, и уверяла себя, что должна быть храброй, но меня внезапно охватил ужас перед шагом в небытие. Я пыталась сказать Кришне, чтобы он не отпускал меня. По какой-то причине я не могла понять всю важность того, что он гладил меня по голове, когда я умирала. Но я не могла вымолвить ни слова.

— Не волнуйся, — сказал он, будто прочитав мои мысли. — Сосредоточься, у тебя осталось еще одно незаконченное дело. Напрягись и постарайся вспомнить всю свою жизнь, неужели в ней и правда не было ни одного счастливого мига?

И, совершенно неожиданно для себя, я вспомнила!