Мать, посмотрев нам в глаза, сказала, что подсыпала снадобье в вино. Она заверила нас, что гости не почувствуют боли. А что касается греха, она поклялась, что его печать не ляжет на нас, она все возьмет на себя. Ради нашего спасения наша мать готова была охотно отказаться от рая.

Глаза Сахадевы стали влажными, в них сквозила безмерная нежность. Он забыл, что Кунти не была его настоящей матерью. Первый раз в жизни я не чувствовала зависть к Кунти. Могла ли я пойти на такую жертву, обрекая себя на вечные муки ради детей?

— Сахадева, если бы ты только рассказал мне это раньше!

Между мной и свекровью уже выросла холодная стена недоверия. Если бы я услышала эту историю раньше, то, возможно, приложила бы больше усилий, чтобы стать ее другом.

* * *

Я представляла, как Бхима подносит горящий факел к дворцу: к дверям, окнам, порогам. После этого он бросает его на крышу дома, где спал предатель Пурочан. Остальные уже в тоннеле. Бхима пробирается вслед за остальными, раздается лязг закрываемого люка. Пламя распространяется, как пчелиный рой. Верхняя часть тоннеля становится горячей. Стены дворца изгибаются и складываются. Показные слезы стекают с щек богов. Пандавы ползут на коленях в грязи, до их слуха доносятся крики. Дворец взрывается, это лопается черное сердце. Те, кто сбежались посмотреть, позже будут утверждать, что видели тысячу насекомых, воспаривших в небо на ярких крыльях.

16

Прошение

— Выйти замуж за всех пятерых! — брызгая слюной, закричал мой отец. — Как можешь ты, принц благородного рода, сделать такое омерзительное предложение?

В тронном зале воздух пульсировал от напряжения. Мой отец и Дхри сидели на золоченых тронах. Пятеро Пандавов расположились напротив них на серебряных стульях, как почетные гости, хотя и не столь могущественные. В углу зала, за вышитой занавеской, на стульях из сандалового дерева сидели Кунти и я. Я любезно предложила ей стул побольше. Она согласилась, слегка нахмурившись, неуверенная, было ли мое предложение знаком уважением или каким-то подвохом. Но размер стула имеет мало отношения к власти сидящего на нем. Мы все это знали.

В тот же день, чуть раньше, Дхри прибыл с паланкинами и музыкантами, чтобы отвезти нас во дворец. (Это действительно он был у окна вчера вечером — он и его люди обыскивали город в поисках меня.) Он привез платья и украшения, лошадей. Прекрасное оружие, от которого глаза братьев начинали блестеть. И приглашение от короля Друпада, который хотел отметить свадьбу дочери (такую поспешную и странную) пышным банкетом, на котором он мог показать всем своего зятя.

— Мы рады, что Пандавы стали нашими родственниками, — сказал Дхри, изящно кланяясь. Я пыталась поймать его взгляд, чтобы дать ему понять, что я не разделяю его радости, но он был занят любезностями. Дхри нравилось быть учтивым, а случаев попрактиковаться было мало. Братья, казалось, почувствовали облегчение, что они могут сбросить маски. По пути во дворец их лица сияли так же, как и их королевские наряды. Даже мне пришлось признать, что они были похожи на богов.

— Признаться, это необычное соглашение. Но как же оно может быть омерзительным, если исполняешь волю матери? — спросил Юдхиштхира. — Разве не было заявлено в вашем писании: «Отец равен небесам, но мать еще выше небес»?

Каким-то образом Юдхиштхире удавалось говорить очень убедительно. Возможно, из-за того, что он сам верил в то, что говорил.

— Если мы не придем к согласию, — спокойно продолжил он, — что Панчаали должна выйти замуж за всех нас пятерых, тогда мы, братья, должны уйти, вернув вам вашу дочь.

Я в негодовании уставилась на него. Царь Друпада замер, а мой брат сжал рукоятку своего меча. Вернуться в отчий дом было самым ужасным бесчестьем, с которым могла столкнуться женщина. Такое оскорбление могло привести к кровной мести между семьями. Неужели Юдхиштхира не имел никакого понятия о той угрозе, которую его слова несли для Пандавов?

— Ты не можешь этого сделать! — гневно воскликнул Дхри. — Жизнь моей сестры будет разрушена!

Взгляд Арджуны упал на лицо брата. Он сжал зубы. Я видела, что он не согласен с Юдхиштхирой. Но из уважения к брату — или, возможно, потому что он знал, что им придется пройти через все вместе — он промолчал. Я была разочарована, но позже я не винила его, как в этот вечер. Семейная преданность — вот что спасало Пандавов все эти тяжелые для них годы. Как я могла ожидать, что он откажется от семьи из-за женщины, которую встретил только вчера?

— Не говоря уже о репутации царского дома Панчаал! — добавил мой отец. — Драупади, скорее всего, придется покончить с собой, и тогда, чтобы отомстить, мы найдем вас, чтобы отомстить.

— Выбор за вами, — сказал Юдхиштхира спокойно. (Было ли это спокойствие показным, или он действительно так бесстрашно смотрел в лицо опасности?) — Достойная жизнь принцессы в качестве невестки Хастинапура — или смерть, на которую вы ее обрекаете.

— Достойная! — взревел мой отец. — Может быть, в Хастинапуре такое поведение и считается достойным, но здесь, в Кампилии, мужчины будут называть Драупади шлюхой! И если мне следует передать ее всем вам пятерым, как они будут называть меня? Возможно, смерть действительно лучшая альтернатива.

Я не боялась судьбы, которую они для меня предлагали. У меня не было намерения приносить себя в жертву. Но меня огорчала та холодность, с которой отец и мой потенциальный супруг обсуждали мой выбор, думая лишь о том, как эти действия могут принести им пользу или вред. Мой брат горячо протестовал, но они не обращали внимания на его юношеский пыл. Почему же Арджуна ничего не говорил в мою защиту? Несомненно, теперь, когда они считали возможной мою смерть, он должен был чувствовать некоторую ответственность? Хоть какую-то нежность?

Ах, Карна! Было ли это моим наказанием за то, что я так жестоко с тобой обошлась? И где был Кришна, чей дурной совет так манил меня в этот момент?

Остальным Пандавам, сохранявшим бесстрастное молчание, казалось, было все равно, что станет со мной. Но я ошибалась. Один из них уже почувствовал, что влюбляется в меня. Позже он скажет мне, что в ту минуту ему казалось, что мое сердце вот-вот разорвется в попытке сдержать гневные слова. Он готов был выступить против брата ради моего спасения, даже если бы стал предателем для своей семьи. Но из-за своего волнения и возмущения Арджуной тогда я ничего этого не заметила.

Пока мой отец яростно спорил с невозмутимым Юдхиштхирой, я рассматривала Кунти из-под вуали. (В отчем доме мне не требовалось носить вуаль, но в ней были свои преимущества.) Скромная, но торжествующая улыбка сияла на ее губах, когда она услышала, как Юдхиштхира цитирует писания в похвалу материнству. Но предательская жилка пульсировала на ее шее. Пандавы, скрывавшиеся от длинных, несущих смерть рук Дурьодханы, могли получить многое, вступив в союз с могущественными Друпади. Они рисковали потерять все, если разгневают его. Почему Кунти, зная это, не обратила свое замечание в шутку и продолжала настаивать на таком странном браке? Я не верила ее заявлению, что любое ее желание должно претворяться в жизнь, иначе ее честь будет потеряна.

Здесь было что-то другое, что мне предстояло разгадать.

Мой отец первым опустил взгляд.

— Я обращусь к Вьясе, мудрейшему из мудрых, — пробормотал он. — Он знает будущее так же хорошо, как прошлое. Мы последуем его совету.

Юдхиштхира любезно согласился; Кунти вытерла крохотную бисеринку пота с виска, и Пандавы вернулись к себе. А я удалилась к себе в спальню, ссылаясь на головную боль, чтобы избежать расспросов Дхаи-ма о моей брачной ночи.

* * *

Вердикт Вьясы был кратким: я должна выйти замуж за всех пятерых братьев. Он сказал, что отцу не стоит беспокоиться о моей репутации, потому что этот брак сделает его более известным, чем сотня побед в битвах. А если люди будут задавать ему неприятные вопросы, он может ссылаться на богов, которые задумали этот брак давным-давно.

Для сохранения целомудренности и гармонии в семье Пандавов, Вьяса сказал, как мы должны вести себя. Я должна быть женой каждому брату по очереди в течение года, начиная с самого старшего. При этом остальные братья должны разговаривать со мной, опустив глаза, а лучше вообще не общаться со мной. Им нельзя прикасаться ко мне, даже кончиками пальцев. Если кто-либо из братьев нарушит это правило, они будут изгнаны из дома на год. Напоследок Вьяса добавил, что он одарит меня особой способностью: каждый раз, становясь женой следующего брата, я буду снова девственна.

Не могу сказать, что слова Вьясы удивили меня, ведь я уже знала о своей судьбе от духов, которых он вызывал несколько лет назад. Но теперь, когда предсказание исполнилось, я, к своему удивлению, испытывала злость и беспомощность. И даже несмотря на утешения Дхаи-ма, говорившей мне, что я буду обладать той же свободой, которая бывает только у мужчин, я понимала, что мое положение значительно отличалось от положения мужчин, имевших несколько жен. Я не могла выбирать, с кем и когда мне проводить ночь. Меня, словно чашку, будут передавать друг другу по очереди вне зависимости от моего желания.

К тому же способность обретения каждый год девственности не особенно радовала меня. Она скорее была дарована моим мужьям, а не мне. Видимо, все, что дается женщине, на самом деле предназначено не для них самих. Возможно, те же чувства испытывала когда-то и Кунти, узнавшая, что боги даровали ей дитя. На какое-то мгновение я даже пожалела ее, подумав об этом. Но мою жалость тут же захлестнула волна ненависти, ведь если бы не она, я не оказалась бы в таком отчаянном положении.

Будь у меня такая возможность, я попросила бы у Вьясы способность все забывать, чтобы переходя к новому мужу, я бы не помнила о предыдущем. Мне хотелось, чтобы первым моим мужем стал Арджуна, потому что он был единственным, кого, как мне казалось, я могла полюбить. И если бы он любил меня, я забыла бы о Карне и, может быть, обрела хоть какое-то подобие счастья.