– Она была спокойна! Она совершенно нормально со мной говорила, а потом... вдруг... – оправдывался он. – Ты же знаешь, я и пальцем ее не мог тронуть!
– Да знаю... – вздохнула соседка.
Они вдвоем пытались успокоить Нелли, но все оказалось бесполезным. Пришлось вызвать «Скорую» – Нелли сделали укол успокоительного, обработали рану на виске.
– Ну вы, мужики, блин, даете... – с ненавистью произнесла пожилая толстая докторша, которой тоже пришлось объяснить причину происходящего.
К утру Нелли немного затихла. С ней осталась сидеть Ульяна, а Алексей отправился в комнату дочери.
Поля сидела в кресле, все в той же пижаме со смешными утятами, и молча рассматривала свои руки, точно видела их в первый раз.
– Я дурак... – с сожалением произнес Алексей, садясь рядом с ней на пол. – Я безнадежный дурак. Надо было тебя куда-нибудь отправить.
– Куда? – без всякого выражения спросила Поля.
– К Герману, например...
– Зачем?
– Затем... – Он невесело усмехнулся и обнял дочь.
– Как мама? – тихо спросила она.
– Ей лучше. Кажется, она заснула.
– Папа, ты хочешь уйти от нас? – снова спросила она. Из выкриков Нелли, из уговоров Ульяны Акуловой и гневных тирад толстой докторши Поля все поняла.
– Поля, ты уже взрослая, ты должна понять... – не находя нужных слов, тоскливо начал Алексей.
– Я понимаю, – сосредоточенно кивнула она. – Я плохая. Я все время мешала тебе. И мама тебе тоже мешала.
– Нет! Ну что за ерунда! – рассердился он. – Дело совсем в другом... Даже если у нас с твоей мамой проблемы, это не значит, что я меньше люблю тебя. Пойми, Полечка, – я твой отец, и до самой смерти останусь им, и никогда не перестану поддерживать тебя...
– Я все это знаю, – равнодушно ответила дочь, продолжая разглядывать свои руки. – В кино всегда так говорят.
– В каком кино? – опешил он.
– Да в любом. Которое по телевизору показывают... Там, если отец из семьи уходит, то всегда говорит своим детям, что на их отношениях это не должно отразиться. В кино свои правила. Например, если начинаешь смотреть триллер, то всегда знаешь, кто из героев погибнет, а кто останется жить, и еще...
– Полина!
Она с испугом зажала уши.
Еще секунду назад она казалась Алексею взрослой и вполне разумной – не ребенком, а уже девушкой... Но он опять ошибся.
Он вышел в коридор.
– Спит... – прошептала Ульяна, появляясь из другой комнаты. – Слушай, Караваев, я пойду, пожалуй.
– Да, конечно... – Он потрепал ее по коротко стриженной, мальчишеской шевелюре.
– Ах, отстань... – прошипела она. – Ты скотина, Караваев.
– Я знаю, – вздохнул он.
– Докторша была права – нельзя вам, мужикам, верить.
– И вам, женщинам.
Ульяна толкнула его острым локтем.
– Нет, конечно, я понимаю – в жизни всякое бывает... – быстро-быстро зашептала она. – Кто из нас без греха... Но зачем же доводить до крайности? Гулял бы себе и не рассказывал ничего Нельке...
– Уля, я не гулял, как ты выражаешься, – поморщился Алексей. – Я... словом, таму меня все очень серьезно.
– Ну конечно... – фыркнула Ульяна. – У моего первого тоже все было очень серьезно! Между прочим, сейчас в седьмой раз жениться собирается, я узнала от людей недавно.
– Уля, ты же знаешь, я не такой!
– Да знаю... – Отчаянно зевая, Ульяна Акулова махнула рукой и ушла к себе.
...Нелли лежала тихо, без движения.
У нее кончились все силы.
«Умереть бы... – с каким-то мучительным наслаждением подумала она. – Он бы тогда понял – как подло, гадко, низко он поступил со мной...»
– Значит, так, – решительно произнесла Катя. – Ты, мама, иди в сторону метро. Ты, теть Даш, иди вдоль дороги налево, а ты, теть Нин, – направо... Ну, это на тот случай, если она вздумала уехать на такси.
– А ты что будешь делать? – жалобно спросила Алевтина Викторовна.
Они все стояли перед домом. В конце февраля резко потеплело, с крыш капало, черная грязь чавкала под ногами. От теток и матери, закутанных в шубы, валил пар. Они все очень волновались – с тех самых пор, как баба Лиза исчезла из дома, прошло уже два часа.
Ее исчезновение Алевтина Викторовна обнаружила сразу – как она призналась, за пять минут до этого она собственными глазами видела, как баба Лиза терла пол в коридоре. «Я у нее хотела швабру отнять, а она меня обругала, сказала, что не такая уж она старая и вполне может полы мыть», – сообщила она сестрам, которые мгновенно примчались после ее телефонного звонка. Да-да, вместо того чтобы бежать следом за старушкой-матерью, Алевтина Викторовна принялась обзванивать всех и, рыдая, рассказывать о произошедшем. Вместе с бабой Лизой пропало и ее новое пальто, как раз висевшее в коридоре на вешалке.
Через полчаса после приезда теток в дом ворвалась Катя и моментально принялась командовать всеми. «Мама меня нецензурными словами назвала... – в свое оправдание заявила Алевтина Викторовна, когда дочь ее упрекнула за то, что она не бросилась сразу в погоню. – Я от таких выражений, между прочим, сразу в прострацию впадаю...»
– А я сейчас позвоню дяде Мите и предупрежу его. После этого пойду проверять автобусную остановку на соседней улице... – с досадой произнесла Катя.
У подъезда она оглянулась на всякий случай: ее тетки и мать сначала грузно семенили в одну сторону вместе, а потом, столкнувшись, попытались разделиться. Затем Алевтина Викторовна направилась в сторону метро, а тетки принялись ожесточенно спорить у дороги, размахивая руками.
– Да какая разница! – закричала им Катя, догадавшаяся, чего не могут решить бестолковые тетки. – Пусть тетя Нина налево идет, а ты, теть Даш, – направо!
Она забежала в дом и из квартиры позвонила дяде Мите.
– Мамаша все-таки сбежала из дому? – жизнерадостно захохотал он, когда она второпях обрисовала ему сложившуюся ситуацию. – Ну, дела... Она уж давно грозилась! Ладно, как только объявится, я ее обратно к вам отвезу. Смотреть надо было лучше...
– Сам за ней смотри! – огрызнулась Катя и бросила трубку.
Затем она побежала к автобусной остановке, которая находилась на соседней улице, за пустырем. Февральский обугленный снег хрустел под ногами, под ним была размокшая глина, на которой скользили ноги.
«Ну что за жизнь такая...» – едва не плача, подумала Катя.
Последние несколько дней у нее было отвратительное настроение – после того, как она узнала, что Алексей и не собирался уходить от Нелли. «Впрочем, какая разница – собирался он от нее уходить или нет! – пыталась она себя успокоить. – Я же все равно решила с ним расстаться...»
В распахнутой куртке, с разметавшимися в разные стороны волосами, она бежала по скользкой дороге в сторону остановки. «Пусть из нас троих хотя бы Нелли будет счастлива, – думала она. – А я...» Катя остановилась и вытерла слезы. «Хотя, что плохого в том, если бы мы продолжали оставаться любовниками? В конце концов, многие так живут – и ничего...» – вдруг мелькнула предательская мысль. Но Катя тут же отогнала ее от себя.
Она обежала пустырь и свернула на соседнюю улицу.
Там, на черной от грязи улице, среди черных голых деревьев стоял стеклянный павильон автобусной остановки. Кажется, кто-то сидел в нем. Не веря своему счастью, Катя рванула вперед, обогнула полупрозрачную стенку...
Там на скамейке, в полной задумчивости позе, сидела баба Лиза. В новом темно-зеленом пальто с лисьим воротником, огромном платке, в котором, словно в коконе, пряталось ее сморщенное темное личико.
– Вот ты где! – торжествующе завопила Катя и в полном изнеможении бухнулась на скамейку рядом со старухой.
Та ничего ей не ответила – только сверкнула в сторону внучки маленькими блестящими глазками, а потом снова отвернулась. Казалось, баба Лиза над чем-то напряженно размышляет.
– Ты хоть понимаешь, что дома все с ума сходят? – захохотала Катя. – Нет, ты ничего не понимаешь!
– Весна... – вдруг задумчиво протянула та.
– Ну и что? У тебя весеннее обострение, что ли? А, я помню: у тебя был план сбежать из дома весной! Только, милая Елизавета Прокофьевна, еще февраль не кончился... Поторопилась ты!
– Весна, – упрямо повторила бабка.
Они сидели вдвоем в автобусном павильоне, а мимо них, в сизом клубящемся мареве, проносились серые от грязи машины.
– Твой любимый сынок Митенька – лентяй и пьяница. Ты ему даром не нужна, – убежденно произнесла Катя. – И жене его ты тоже не нужна. Ты что, бабка, всерьез уверена, что он тебя там ждет не дождется?
– В школе одни пятерки приносил, – обронила баба Лиза, не поворачивая головы. – Ежели б он в институтах учился – давно б академиком был...
– Вот именно – «ежели бы»!
– Работу нашел себе хорошую, – упрямо продолжила старуха.
– Да какая ж это работа – вахтер на мебельной фабрике! – возмутилась Катя. – А на твоем Митеньке ведь пахать можно!
– Неблагодарная ты, Катька, – убежденно произнесла баба Лиза. – Митенька об тебе всегда помнил, конфеты дарил... А ты об нем так!
– Да, он дарил мне конфеты, – с азартом согласилась Катя. – Леденцы «Театральные», вечно в табачной крошке... А о сыне он своем родном помнит – о твоем, между прочим, внуке? Он его воспитывал? Брат Жора теперь в местах не столь отдаленных, и ему еще там лет десять сидеть... Бывшая дяди-Митина жена от белой горячки умирала – он ей даже доктора не вызвал! Она за стенкой три дня лежала, мертвая, – он и не вспомнил, пока соседи не прибежали! Конфеты он мне дарил... Ты, бабка, у него бы тоже через несколько дней окочурилась.
– Ты его оговариваешь, – равнодушно произнесла баба Лиза. – На самом деле вы все сговорились – Алька, Дашка, Нинка да и ты вот еще, – чтобы меня к Митеньке не пускать.
– Ну да! Очень нам нужно!
– Во грехе живешь, – с неумолимой логикой возразила баба Лиза. – Это называется – прелюбодеяние... Потому как жена есть у хахаля твоего.
"Дворец для сероглазого принца" отзывы
Отзывы читателей о книге "Дворец для сероглазого принца". Читайте комментарии и мнения людей о произведении.
Понравилась книга? Поделитесь впечатлениями - оставьте Ваш отзыв и расскажите о книге "Дворец для сероглазого принца" друзьям в соцсетях.