– Хотите поговорить про Ника?

Лорен едва не поперхнулась.

– Пожалуйста, не нужно портить такой чудесный обед! Я знаю о нем более чем достаточно.

– Что же, например? – мягко спросила Мэри.

– Я знаю, что он эгоист. Надменный тиран, диктатор, который не умеет сдерживать свои эмоции!

– И что вы его любите. – Мэри не спрашивала, а констатировала факт.

– Да, – в сердцах воскликнула Лорен.

Горячность ее тона явно развеселила Мэри, хотя она и пыталась это скрыть.

– Я была уверена, что любите! Подозреваю так, что и он вас любит.

В измученном сердце Лорен вспыхнула отчаянная надежда. Она отвернулась к витражному окну возле их столика, чтобы спрятать лицо.

– Почему вы так решили?

– Начать хотя бы с того, что он обращается с вами совсем не так, как с другими своими женщинами.

– О, да. С ними он такой милый! – с горечью воскликнула она.

– Вот именно, – согласилась Мэри. – Ник всегда относился к своим женщинам с любезной снисходительностью… точнее, со снисходительным безразличием. Пока роман продолжается, Ник внимателен и очарователен. Когда женщина начинает ему надоедать, он вежливо, но решительно вычеркивает ее из своей жизни. На моей памяти ни одной женщине не удавалось зацепить его. Желание, привязанность, но не более. Я видела, как они лезли из кожи вон, только бы заставить его ревновать. А его это лишь развлекало, а иногда вызывало раздражение. Теперь возьмем вас.

Лорен вспыхнула – ее тоже отнесли к числу женщин, с которыми спал Ник, но она понимала, что отрицать очевидное бесполезно.

– Вы, – спокойно продолжала Мэри, – заставили его разозлиться по-настоящему. Он зол – и на вас, и на себя. Тем не менее, он ведь не попытался от вас избавиться; даже не отправил назад к Джиму. Не кажется ли вам странным, что он не захотел вернуть вас на старое место, чтобы просто вызвать, когда этот Росси действительно позвонит?

– Наверное, он держит меня наверху для того, чтобы отыграться, – мрачно предположила Лорен.

– Возможно, так оно и есть. Возможно, он пытается отомстить вам за те чувства, которые вы в нем пробудили. Или хочет найти в вас недостатки, чтобы эти чувства угасли. Не знаю… Ник – сложный человек. Джим, Эрика и я – его близкие друзья. Тем не менее, он держит нас на некотором расстоянии. Он никому не открывается до конца, даже нам. Почему вы так на меня смотрите? – вдруг спросила Мэри.

Лорен вздохнула.

– Мне кажется, вы рассказываете все это не той девушке. Вы ошиблись. Расскажите это не мне, а Эрике.

– Не говорите чепухи…

– Неужели вы не читали статью в газете про вечеринку в Харбор-Спрингс несколько недель назад? – Смутившись, Лорен не находила в себе сил смотреть в глаза Мэри. – Я была с Ником в Харбор-Спрингс, и он отправил меня домой, потому что должна была приехать Эрика. Он сказал, что она «деловой партнер».

– Но так оно и есть, – возразила Мэри и крепко сжала руку Лорен. – Они близкие друзья и деловые партнеры – но ничего больше. Ник входит в совет директоров корпорации ее отца, а тот, в свою очередь, заседает в совете директоров «Глобал индастриз». Эрика собирается купить у Ника тот дом на озере. Он всегда ей нравился; наверное, в тот день она приехала туда, чтобы завершить сделку.

Какое облегчение, какое счастье! Сердце Лорен воспарило, хотя внутренний голос предостерегал, что надежды на любовь Ника у нее по-прежнему нет. Но, по крайней мере, Ник не уложил ее в постель своей подружки в ее же доме! Дождавшись, пока Рикко принесет им еду, она спросила у Мэри:

– Давно ли вы знаете Ника?

– Очень давно, – ответила та. – Я пришла работать бухгалтером к его отцу и деду, когда мне было двадцать четыре. Нику тогда было четыре года. А через полгода после этого умер его отец.

– Какой он был в детстве? – Лорен отчаянно хотела узнать как можно больше об этом загадочном и сильном мужчине, который, сам того не желая, завладел ее сердцем.

Улыбнувшись, Мэри пустилась в воспоминания.

– Мы звали его Никки. Вы даже не представляете, какой это был очаровательный чертенок! Высокомерный, как и его папа, и временами жутко упрямый. Крепкий, веселый и смышленый малыш – таким гордилась бы любая мать. Кроме его собственной, – добавила Мэри, и ее лицо вмиг помрачнело.

– Расскажите о его матери! – попросила Лорен, вспоминая, с какой неохотой говорил о ней Ник в Харбор-Спрингс. – Он почти ничего не рассказывал о своей маме.

– Удивляюсь, что он вообще раскрыл рот. Ник никогда не говорит о своей матери. – Взгляд Мэри затуманился – перед ней вставали картины из прошлого… – Его мать была поразительно красивая женщина. Кроме того, она была богата, избалована, капризна и спесива. Все равно, что шарик на рождественской елке: на вид красивый, но хрупкий и пустой внутри. Но Никки обожал мать, несмотря на все ее недостатки.

А когда отец Никки умер, она просто ушла, оставив мальчика с дедом и бабкой. Шли месяцы после ее ухода, а он все сидел у окна и выглядывал, не возвращается ли она домой. Он понимал, что папа умер и больше к нему не вернется, но отказывался верить, что теперь не будет также и мамы. Он никогда о ней не спрашивал; просто ждал. Я ошибочно думала, будто бабка и дед не разрешают ей приходить и, если честно, осуждала их за это – как выяснилось потом, совершенно несправедливо.

В один прекрасный день, месяца за два до Рождества, Никки вдруг перестал сидеть у окна и развил бешеную активность. С момента смерти отца прошел почти год. А мать снова вышла замуж, и у нее только что родился сын – хотя мы-то ничего про младенца не знали. Ну так вот, Никки превратился в сгусток энергии. Он хватался за любое поручение, лишь бы заработать несколько центов. Деньги он копил и за две недели до Рождества уговорил меня поехать с ним по магазинам, чтобы купить «очень-очень особенный» подарок.

Я думала, что малыш ищет подарок для бабушки, потому что он бегал из магазина в магазин и перебрал их с десяток – ему требовалось что-то «в самый раз для леди». И только ближе к вечеру я поняла, что Никки хотел купить рождественский подарок для матери.

В отделе уцененных товаров крупного универмага он, в конце концов, нашел свой «очень-очень особенный» подарок. Это была чудесная эмалевая коробочка для пилюль, которая в результате уценки стоила сущие гроши против ее реальной цены. Никки пришел в восторг. Его энтузиазм оказался заразителен. В пять минут он уговорил продавца завернуть коробочку в красивую подарочную бумагу, а меня – отвезти его домой к матери, чтобы отдать ей подарок.

Лорен увидела, что глаза Мэри блестят от слез.

– Он… решил подкупить мать, чтобы та вернулась к нему, вот только я не догадалась. – Проглотив ком в горле, Мэри продолжала. – Мы с Никки сели в автобус до Гросс-Пойнта, но он так волновался, что не мог спокойно усидеть на месте. Все время просил меня проверить, в порядке ли его волосы и одежда. «Я хорошо выгляжу, Мэри?» – спрашивал он всю дорогу.

Дом мы нашли без труда – настоящий дворец, нарядно украшенный к празднику. Я хотела позвонить в дверь, но Никки схватил меня за руку. Я посмотрела на него… никогда не доводилось мне видеть, чтобы ребенок был в таком отчаянии. «Мэри, – говорил он. – Ты уверена, что я хорошо выгляжу?»

Мэри отвернулась к окну, и ее голос задрожал.

– Никки казался таким несчастным, а ведь он был очень красивым мальчиком. В душе я надеялась, что мать увидит его и поймет, как нужна ему, и после этого начнет, по крайней мере, навещать его время от времени. Тем временем дворецкий открыл дверь, и нас с Никки проводили в нарядную гостиную, где стояла огромная рождественская елка – казалось, ее нарядили для витрины универмага. Но елку Никки даже не заметил. Он видел только блестящий красный велосипед, перевязанный большим бантом, и его лицо просияло от радости. «Видишь, – сказал он мне. – Я знал, что она про меня не забыла. Она просто ждала, что я сам к ней приду». Он протянул руку, чтобы потрогать велосипед, но горничная, которая вытирала пыль в гостиной, чуть не ударила его. Она сказала, что велосипед предназначен для «малыша». Никки отдернул руку так, будто обжегся.

Наконец его мать спустилась, и вот ее первые слова к собственному сыну: «Что тебе нужно, Николас?» Никки преподнес ей подарок и сказал, что выбрал его сам. Она хотела положить подарок под елку, но мальчик настоял, чтобы она его открыла прямо сейчас…

Утерев слезы с глаз, Мэри закончила рассказ:

– Мать развернула подарок, глянула на изящную вещицу и сказала: «Я не принимаю пилюль, Николас, и ты это знаешь». Она отдала коробочку горничной, которая вытирала пыль, и сказала: «Вот миссис Эдвардс – да, она принимает пилюли. Уверена, ей это пригодится». Никки смотрел, как его подарок исчезает в кармане горничной, а потом сказал, очень вежливо: «Желаю веселого Рождества, миссис Эдвардс». Взглянул на мать и сказал: «Нам с Мэри пора идти».

Пока мы шли к остановке автобуса, Никки не сказал ни слова. Я боролась с подступающими слезами, но лицо мальчика было… лишено всякого выражения. На автобусной остановке он взглянул на меня и вырвал руку из моей руки, а потом произнес, будто клялся: «Она мне больше не нужна. Я уже совсем взрослый, Мэри. И мне никто больше не нужен».

Голос Мэри дрогнул.

– С тех пор мне больше не случалось держать его за руку.

После минуты горестного молчания Мэри продолжала.

– Насколько мне известно, начиная с того самого дня Ник никогда ничего не дарил женщинам – только бабушке и мне. Его подружки рассказывали Эрике, что он весьма щедро делится деньгами, но никогда не покупает им подарков. Он просто дает им деньги, чтобы они выбрали себе все, что пожелают. Ему безразлично, что купит девушка – драгоценности, меха или что-то еще. Но он никогда не выбирает подарок сам.

Лорен вспомнились прекрасные серьги, которые преподнес ей Ник, и то, с каким презрением она заявила, что они ей не нужны. Ее сердце упало.

– Почему мать предпочла о нем забыть, сделала вид, будто его нет на свете?