– Угу, скажи это своей маме, – хмыкнула я, чувствуя, как таю от его слов.

– Обязательно скажу. Завтра же. Отвезу тебя к железной фрау Лихтенштайн, а сам съезжу к родителям и проясню ситуацию. – Клаус улыбнулся, глядя на мою вытянутую физиономию. – Не веришь? Зря. Я никогда не шел против их воли, потому что в сущности мне ничего не хотелось настолько сильно, чтобы противоречить им. Но теперь все изменилось, Лена. Я хочу быть с тобой и готов пойти на многое, чтобы доказать серьезность своих намерений. Просто верь мне.

– Клаус… – Я вдруг взяла его за руку и, пожав плечами, шепнула: – Мне очень хочется верить тебе. Так хочется, что почти не слышу голос разума. Только… очень страшно ошибиться.

– Понимаю, – он сжал мою руку в ответ. – Потому не тороплю. Я докажу тебе, что все сомнения напрасны. И перемены начнутся уже завтра.

ГЛАВА 13

/Лена. Утро следующего дня/

– Я не хочу туда ехать, – скрестив руки на груди, пробормотала я, хотя уже сидела в машине на соседнем сидении с Клаусом. – Особенно после вчерашнего.

– Это всего лишь формальность, – он потянулся ко мне через коробку передач и успокаивающе погладил по руке. – Ты должна присутствовать в момент вскрытия конвертов с результатами ДНК-анализа. Это не займет много времени.

Я фыркнула и отвернула голову к окну. В гробу теперь я видела родство с этой бабулей. Чем дольше я находилась в этой стране, тем больше понимала, что кроме Клауса меня здесь вообще ничего не держит

Он так трогательно ухаживал за мной. Обещал чуть ли не звезды с неба достать и даже собрался сегодня поехать к родителям и объясниться с ними насчет дурацкого пари, баронства и наследства. Причем пообещал это сделать в момент, пока я буду сидеть с бабулей у нее в гостиной и вскрывать конверт с анализами. Чтобы процесс расставления точек над i с его родителями прошел до того, как мое имя официально включат в завещание.

На словах звучало почти рыцарским поступком, а на деле я прекрасно понимала: останься я в России, не будь у Клауса задания привезти меня в Германию, он бы никогда на меня даже не взглянул.

Ни-ког-да!

Ровно без пятнадцати десять его машина остановилась напротив дома фрау. Клаус проводил меня до порога, весьма заботливо и сдержанно поцеловал в губы, пообещав, что сразу после разговора с родителями вернется за мной. Он тепло пожелал мне удачи и с улыбкой посоветовал не пить молока в доме бабули.

– Думаю, в этот раз фрау Хильда будет продуманнее и если решит инсценировать попытку убийства, то возьмет нож и ляжет в лужу томатного сока, – криво отшутилась и простилась с немцем.

А через десять минут я уже сидела в гостиной, напротив улыбающейся бабули, и выслушивала ее грандиозные планы на мою жизнь.

– Ты можешь сколько угодно обижаться на меня, – философски начала почтенная немка. – Но в тебе пока говорит твой юношеский максимализм. Через десять лет ты обязательно поймешь меня и оценишь с благодарностью то, что я для тебя сделала. Твой брак с Клаусом – самая выгодная сделка, которую ты только можешь себе представить. Красив, умен, богат. И ты не хуже. Я уже жду не дождусь, когда возьму на ручки вашего первенца, своего внука…

Мои пальцы впились в подлокотники, и чем дольше слушала, тем больше не понимала, что вообще тут делаю. Интересно, если я откажусь от наследства, меня сразу подвергнут анафеме или все же кинутся в ножки, о которые сейчас терлась лысое чудище по кличке Мими, и даже начнут уговаривать, чтобы взяла деньги?

А бабуля продолжала:

– Милая Хелен, моя единственная просьба к тебе: не бери после свадьбы фамилию мужа. Не в обиду Клаусу, но Сайн-Витгеншайн звучит просто чудовищно. Я бы хотела, чтобы ты носила имя моего рода – Лихтенштайн. Это вполне можно устроить, сменив твою русскую фамилию.

Все, с меня хватит!

Я рывком поднялась с кресла, набрала полные легкие воздуха, чтобы высказаться, но в этот момент в гостиную вошел Гектор с незнакомым мужчиной.

– Курьер, – гордо огласил дворецкий на манер Бэрримора из фильма про Шерлока Холмса.

Фрау Хильда возрадовалась пришедшему, потом расписывалась в каких-то бумагах и, получив заветный конверт формата А4, трепетно прижала его к груди, как величайшую ценность.

– Ровно десять ноль-ноль, – торжественно объявила она, когда мы вновь остались одни. – Момент истины, деточка. Сейчас ты станешь одной из самых богатых невест Кельна.

Я просверлила взглядом письмо в ее руках, словно могла воспламенить, и устало осела обратно в кресло. Наверное, не такие эмоции должны быть у той, кто вот-вот станет почти миллионершей.

Бабуля потянулась за канцелярским ножом, ловко вскрыла письмо, вытащила несколько листов бумаги, поправила пенсне на переносице и с затаенным дыханием вчиталась в строки.

На несколько мгновений в гостиной повисла тягостная пауза, а после с лица фрау исчезла улыбка.

Она как-то судорожно перевернула лист, прочла следующий, затем следующий… И по мере приближения к концу документа становилась все бледнее и серьезнее.

– Что-то не так? – осторожно спросила я, хотя и ежику было понятно – “все не так”.

Бабуля вскинула на меня острый взгляд. И куда только вся нежность подевалась?

– М-да… – протянула она скорее в пустоту, нежели мне. – Как-то неловко вышло. Особенно перед Сайн-Витгенштайнами. Нужно срочно им позвонить.

– Да, что случилось-то?! – вспылила я.

– То и случилось. – Фрау Хильда сфокусировалась на мне и выдала: – Ты мне не внучка, Хелен. Произошла ошибка.

В первую секунду я даже обрадовалась. Сама же еще несколько часов назад жалела, что Господь послал мне таких родственничков, как бабуля. А потом до меня начало медленно доходить…

– К-к-как не внучка? – прозаикалась я. – Но мы ведь с вами даже внешне похожи!

– Совпадение, мало ли похожих людей на свете, – припечатала бабуля. – Результаты анализа отрицательные. Так что ты не получишь моих денег. По всей видимости, я не ошиблась в нравственности твоей матери. Весьма сожалею, но тебе придется покинуть мой дом и вернуться в Россию!

Сказано было таким тоном… Что сразу понятно – меня выгоняли, как шавку подзаборную.

Я схватила бумаги с анализами со стола и вчиталась в мудреные строки на немецком. Особо мудреные термины я не понимала, но все же смысл был ясен. Несколько лабораторий и методов анализа утверждали, что я и фрау Хильда в родстве не состоим. Также была приложена карта с данными отца, который мне и не отец вовсе.

Пока читала, краем уха слышала стенания бывшей бабушки:

– Как же неприятно… Гектор! – позвала она дворецкого, а когда он явился, приказала: – Принеси мне телефон и закажи фройляйн билет в Россию. Она уезжает.

Тот кивнул, и спустя полминуты фрау уже набирала чей-то номер.

– Доброго утра, Генриетта… Мое здоровье прекрасно. Рада, что ты спросила, дорогая… Тут произошло недоразумение… Хелен не моя внучка, так что наша договоренность отменяется… Конечно, я прекрасно понимаю твое негодование, но эта девушка… Да, она уже улетает в Россию. Сегодня же… Разумеется, твоему сыну не нужна такая. Я еще раз приношу свои извинения…

Фрау Хильда и дальше продолжала изливаться в сожалениях, но слушать остальное было выше моих сил. Я бросила бумаги на стол, поднялась с кресла и вышла из гостиной. Мне хотелось побыстрее покинуть этот дом, но в коридоре меня настиг Гектор и, как всегда вежливо и безупречно сдержанно, сообщил:

– Фройляйн Хелен. Билет на ваше имя уже заказан и оплачен. Рейс через три часа.

Я не выдержала и истерически расхохоталась. Громко так, с чувством. Еще два дня назад бабка была готова убить любимую кошку, лишь бы задержать меня, а сейчас проблема вылета на родину решилась за две минуты. Мне просто оплатили билет на ближайший рейс.

Все еще хохоча, как безумная, я выскочила из дома, хлопнув дверью. Дрожащими руками полезла в крошечную сумочку из числа тех покупок, что приобрел мне Клаус в магазине. Внутри нашелся телефон, сотня евро, паспорт и дурацкий полароидный снимок из парка аттракционов.

Я листала список контактов, ища там номер своего немца, который записала только вчера, после того как поняла, что у меня до сих пор нет его телефона. А потом набирала и раз за разом слушала длинные гудки.

Он ведь обещал за мной приехать. Говорил, что заберет из дома бабки, после того как закончит разговор с родителями. Или все его слова пустота, и после звонка баронессы Лихтенштайн его матери, такая, как я, действительно ему не нужна?

На пятый раз трубку подняли.

– Да, – раздался женский голос, который я тут же узнала.

– Доброго дня, фрау Генриетта, – поздоровалась с матерью Клауса. – Я могу услышать вашего сына?

Задаваться вопросом, почему именно она подняла трубку, я не хотела.

– Не можешь. Он не желает с тобой разговаривать, – припечатало меня холодным ответом.

– Как это?

– Все просто, деточка. Он, как и мы все, ошибся в тебе. Ты можешь возвращаться в Россию.

– Вы врете. – Я не желала верить этой женщине. Тем более после того, как услышала ее высказывания о гиперположительной Кристине. Мама Клауса по-любому мне врала. – Дайте ему телефон, я хочу услышать его.

– Мало ли, что ты хочешь, – пафосная аристократка не стеснялась открыто хамить. – Он бы не отдал мне трубку, если бы желал иметь с тобой хоть какие-то дела. Так что делай выводы, деточка.

Я не нашлась, что ей ответить. Молча хватала ртом воздух, которого вдруг резко стало недостаточно. На глаза наворачивались слезы, а я делала выводы.

Чертовы неутешительные выводы.

Тишина в трубке затянулась, а после я фактически слышала, как фрау Генриетта провела наманикюренным пальцем по экрану смартфона Клауса, отключая звонок.