Слушая этот рассказ, Александр забыл о собственном жалком положении. Он посмотрел на Джосайю — человек совершенно разорен алчным англичанином, и все законно. Питман захотел землю Джосайи и получил ее. Причем прибрал к рукам и все остальное, что принадлежало семье Грини.

Алекс сидел, склонившись над тарелкой и сдерживая переполнявший его гнев, чтобы никто не заметил, какое впечатление произвели на него их слова, если уж хотел сохранить свою маскировку. Алекс чувствовал на себе их взгляды и надежду увидеть, что он именно тот, за кого они его принимали. Эти люди, как дети, считали, что кто-либо с фамилией Монтгомери может решить их проблемы и все опять пойдет как надо.

Алексу удалось скрыть свои чувства только потому, что дверь отворилась и в комнату вошла Джессика Таггерт с двумя корзинами, полными устриц.

Джессика бросила взгляд на людей; которые замерли, словно ожидая, что вот-вот грянет буря, и сразу поняла, что происходит.

— Вы что, все еще на что-то надеетесь? — рассмеялась она, переводя взгляд с одного лица на другое. — Все еще думаете, что этот Монтгомери вам поможет? Бог создал только трех Монтгомери: Сэйера, Кита и Адама. Этот не заслуживает права называться Монтгомери. Вот, Элеонора, — сказала она, передавая корзины сестре. — Похоже, вам это пригодится, здесь сегодня целый день будет столпотворение. — Она издевательски оглядела Алекса, хотя тот по-прежнему не поднимал головы от тарелки. — И похоже, им будет на что посмотреть здесь. — Очень медленно Алекс поднял голову и посмотрел на нее. Он попытался подавить гнев, что удалось ему лишь Отчасти.

— Доброе утро, госпожа Джессика, — сказал он тихим голосом, — Вы это продаете? Для вас не нашлось мужа, чтобы кормить вас?

Мужчины за столом в другом конце комнаты начали посмеиваться. Джессика была настолько хороша, что никто из присутствующих не избежал ее чар. Кто-то предлагал ей выйти за него замуж после того, как загонял в гроб жену непрестанным рождением детей, или просил ее руки для сына либо родственника, либо еще кого-то, мечтавшего заполучить Джессику. А вот теперь нашелся мужчина, который намекает, что ее никто не хочет.

— Я и сама могу позаботиться о себе, — попыталась парировать Джессика, гордо выпрямляясь. — Мне еще только не хватает, чтобы какой-то там муж путался у меня под ногами. Ни один мужчина не будет мне указывать, что мне делать и как.

Александр улыбнулся ей.

— Я вижу. — И оглядел Джессику сверху донизу. Давным-давно она убедилась, как неудобно управляться даже с ее маленькой лодкой в длинной юбке. И она приспособила для своих нужд костюм моряка. Она носила широкие матросские штаны, заправленные в высокие, до колен, сапоги, просторную блузу и незастегнутый жилет. Хотя у нее была тонкая талия и ей приходилось туго перепоясываться, чтобы штаны не спадали, в целом она была одета, как большинство мужчин Уорбрука. — Скажите мне, — продолжал Алекс ровным, спокойным голосом, — вы все еще хотите выяснить имя моего портного?

Шутка была встречена горячим одобрением присутствующих мужчин, может, большим, чем того заслуживала на самом деле. Но они дружно хохотали. Потому что многие из них видели, как Джессика шла по пристани, покачивая бедрами так, что у них слюнки текли. Даже мужская одежда не могла скрыть достоинств, о которых любая женщина только могла мечтать.

Элеонора вмешалась, прежде чем раздалась очередная насмешка:

— Спасибо тебе за устриц. Может, ты принесешь днем немного трески?

Джессика молча кивнула, рассерженная, что Алекс заставил мужчин смеяться над нею. Какое-то мгновение она пристально смотрела на Александра, даже не удостоив вниманием мужчин вокруг, продолжавших старательно хохотать, наслаждаясь ее унижением, потом резко повернулась на каблуках и вышла из дома.

Элеонора подхватила почти нетронутую тарелку Александра, которую он при всем желании не смог бы опустошить и наполовину, с неудовольствием посмотрела на него, но не сказала ни слова. В конце концов, он был сыном ее хозяина. И обратилась к Николаю, который скучал возле двери, подпирая притолоку:

— Вынеси это свиньям. И поторопись! Ник раскрыл было рот, собираясь сказать что-то, и… снова закрыл. В его глазах запрыгали черти.

— Да, мэм, — выговорил он. — Я с женщинами не связываюсь.

Комната буквально взорвалась хохотом, и на минуту Алекс вновь ощутил себя частью того целого, что было его домом, а не тем чужаком, которого из него пытались сделать.

Но их смех стих, как только Александр поднялся, точнее, попытался встать. Он забыл о своем накладном животе и не замедлил застрять между стулом и краем стола. При этом он сильно дернул плечом и потревожил свою едва начавшую затягиваться рану. Испытывая одновременно и боль, и смущение от собственной неуклюжести, Алекс выбрался из-за стола.

Если он видел в этом и смешную сторону, то остальным зрелище казалось жалким.

Александр понял это по их глазам. Отвернувшись, чтобы скрыть гнев, он вышел из комнаты. Настало время встретиться с Джоном Питманом.

Он оказался именно там, где Алекс и думал его встретить, — в конторе, которая исправно служила трем поколениям Монтгомери. Питман был приземистым, коренастым коротышкой с из-, рядно поредевшей шевелюрой, так что определить, где у него кончался лоб и начиналась лысина, было трудно. Алекс не видел его лица, так как Питман зарылся в бухгалтерские книги, разложенные по всему столу. Прежде чем он оторвался от своего занятия, Алекс быстро оглядел комнату и заметил новшества. Со стен исчезли два портрета предков семьи Монтгомери, а на шкафчике, раньше принадлежавшем его матери, красовался здоровенный замок. Похоже, Питман намеревался обосноваться здесь надолго.

— Гх-гх, — покашлял Алекс, прочищая горло.

Питман поднял голову.

И Алекс увидел его глаза. Они, казалось, проникали в душу — большие, яркие, горящие, как два черных бриллианта. Этот человек способен на все, подумал Алекс, как хорошее так и плохое.

Джон Питман смерил его оценивающим взглядом, сопоставляя то, что прежде слышал об этом Монтгомери, с тем, что теперь видел перед собой.

Алекс подумал: если он хочет оставить в дураках этого человека, то ему придется очень постараться. Он вынул отделанный кружевом шелковый носовой платок.

— Так тепло сегодня, не правда ли? Я почти теряю сознание от жары. — Жеманно виляя бедрами, он просеменил к окну и прислонился к раме, деликатно промакивая пот платком.

Питман откинулся на спинку стула и молча рассматривал Алекса.

Тот посмотрел в окно, но не подал и виду, насколько его позабавил вид Николая, кормившего цыплят. Причем делал он это настолько неуклюже, что добрую половину зерна уносил ветер. К Нику бежала Элеонора, за ней по пятам еще двое из таггертовского выводка.

Алекс посмотрел на Питмана:

— Полагаю, вы мой шурин.

Тому потребовалось время, чтобы ответить.

— Да, он самый.

Алекс отошел от окна и направился к стулу. Он сел, деревянно выпрямив спину и скрестив ноги не менее претенциозно. Во всяком случае, принимая во внимание дополнительные рельефы, он вряд ли был способен на большее.

— А что означают эти разговоры вокруг вас, что вы-де обираете жителей Уорбрука? — Он чуть-чуть помедлил и посмотрел на Питмана. Да, поистине глаза человека — зеркало души. Алекс почти зримо видел, как Питман что-то подсчитывал и прикидывал.

— Я не делаю ничего противозаконного, — сдержанно ответил Питман.

Алекс снял воображаемую пушинку с кружевного манжета, потом посмотрел его на просвет, вытянув руку к окну.

— Хорошие кружева — моя страсть, — сказал он томно-задумчиво и вновь обратился к Питману. — Предполагаю, вы женились на этой старой деве, моей сестре, дабы получить доступ к докам и верфям, занимающим восемь тысяч футов, которыми владеют Монтгомери.

Питман ничего не сказал в ответ, но его глаза сверкнули, а рука потянулась к ящику письменного стола. Что же там такое, заинтересованно подумал Алекс. Пистолет?

Алекс капризно произнес усталым голосом смертельно измученного человека:

— Вероятно, нам имеет смысл попытаться понять друг друга. Видите ли, я всегда отличался от прочих Монтгомери, этих шумных, неотесанных мужланов. Я получал удовольствие от музыки, высокой культуры, сидя за столом и наслаждаясь произведениями хорошей кухни, а не на шаткой палубе корабля в компании вонючих матросов. — Алекс передернулся. — Но мой отец, как он сказал, решил сделать из меня «настоящего мужчину» и отослал меня из дома. Деньги быстро кончились, так что я был вынужден возвратиться.

Алекс улыбнулся Питману, но тот продолжал хранить молчание.

— Полагаю, у меня было бы полное право избавить этот кабинет от вашего присутствия, если бы я был одним из моих братцев. — Он указал кивком головы на шкаф. — Наверняка он полон документов, возможно, даже удостоверяющих права собственности, а может, и долговые расписки от имени Монтгомери. И позвольте мне взять на себя смелость предположить, что вы, не стесняясь, использовали средства и документы Монтгомери, то есть соблюдая видимость законности, залезли в карман моего семейства для приумножения своего благосостояния.

Глаза Питмана горели, как угли, казалось, он вот-вот набросится на Александра.

— Давайте заключим сделку Я не испытываю ни малейшего желания провести жизнь в этой комнате за перебиранием клочков бумаги, я также не собираюсь вверять свою судьбу морю, где я, как ожидается, должен героически выполнять свои долг, следуя велению сердца и примеру моих высокочтимых братьев. Вы не трогаете земли Монтгомери — Монтгомери никогда не продают свою землю, — платите мне, скажем, двадцать пять процентов с ваших доходов, а я не вмешиваюсь в ваши дела.

Питман недоуменно смотрел на Алекса, из его глаз исчезло прежнее опасное выражение.

— Почему? — было единственным словом, вырвавшимся у него.

— Почему нет? Ради кого мне стараться в этом городе, когда даже собственная сестра не удостоила меня приветствием из-за того, что я не являюсь идеальным воплощением имени Монтгомери. И кроме того, мне значительно проще, предоставить вам делать всю работу и получать при этом часть прибыли.