— Зачем? — сквозь зубы выдавливаю я.

Больше всего на свете хочется сейчас подойти к ней, взять за тонкие плечи и вытрясти ответ. Но я не делаю этого, сделать этот шаг, все равно, что шагнуть в прошлое, а оно как болото, затянет, не успеешь осознать. Но мне нужно узнать правду. К чему это все? Зачем являться в этом отравляющем образе и ломать то малое, что я сумел сохранить? Неужели той мелкой мести за мои прегрешения было недостаточно?

— Зачем? — тихо спрашивает она, словно не веря, что я снова это произнес. — Зачем?! — уже громче, почти истерично. — Ты просто уничтожил меня тогда! Растоптал, лишил всего! Этого тебе кажется недостаточно для мотива?

— Ты бредишь, — выдыхаю я и устало сжимаю переносицу. Девчонка неадекватна. Сбрендила. Поехала кукушкой. Что она несёт? — Где ты была все это время? Лечилась в психушке?

— Какой же ты… гад, — выплевывает она, и я замечаю, как ее трясет. На ней лишь тонкое летнее платье, а сентябрь в этом году неласков, вот и ещё одно подтверждение неадекватности: неспособность правильно одеться.

Стягиваю с себя кожанку, делаю несколько шагов к девчонке и накидываю куртку ей на плечи. Та дёргается от меня так, словно ее шибануло током. Смотрит бешеным взглядом, пытается сбросить с плеч мою подачку.

— Не дергайся, ненормальная, — раздражаюсь я.

— Убери от меня свои руки! — психует она.

— О, ещё пару дней назад ты говорила совсем другое, — ехидно замечаю я. — Так хотела ещё раз оказаться в моих руках, что затеяла это представление? Я сражен.

Слова звучат зло и броско, но за ними стоит такая горечь, что кончик языка жжет. "Зачем, зачем, зачем?" — заезженная пластинка в голове.

— Ублюдок, — снова выплевывает она. Задирает голову и пронзает меня взглядом полным ненависти. — Не можешь признаться даже сейчас? Даже смотря мне прямо в глаза?

— Да о чем ты вообще говоришь? Признаться в чем? Что когда-то обманул тебя — хорошо, признаю. Довольна? Мы с Русом не в первый раз так развлекались. Но ты сполна отомстила мне, пытаясь выставить соучастником своих глупых махинаций. Так к чему это все, Лея?

Это имя, произнесенное вслух после стольких лет безмолвия, откликается зудящими беспокойством в груди. Она все еще там… не верится даже. Застряла, как заноза — не вытащить, не смириться.

— Моих махинаций? — она отшатывается от меня, проводит рукой по длинным глянцевым волосам, делает глубокий вдох. — Ты поимел меня и в прямом и в переносном смысле. Разыграл, как карту со своим дружком на пару, а потом подставил, лишив работы и будущего. И смеешь сейчас задавать мне эти идиотские вопросы? Серьезно? Зачем я тебя подставила? Отплатить той же монетой!

Она склоняет голову на бок и смотрит холодным взглядом, таким, от которого стынут ледники. Не удивительно, что мой мозг так долго не мог сложить картинку со своими ощущениями: этот взгляд серых глаз больше не принадлежит той девчонке, которую я знал. И это самое разительное в ней изменение. Но что за бред она несёт?

Выуживаю очередную сигарету, поджигаю, облокачиваюсь на стену подъезда справа от нее и затягиваюсь.

— Ну, давай, расскажи мне свою версию событий, а я поделюсь своей. Уверен, ты будешь удивлена, — криво улыбаюсь я.

Это сколько нужно иметь фантазии, что переиначить события тех лет? Чтобы убедить себя, что я — зло, которое нужно наказывать. Я ведь много раз прокручивал у себя в голове нашу встречу, размышлял, как это было бы вновь столкнуться с глупой девчонкой. И никак не ожидал, что разум ее подведёт. Выслушать ее измышления, сдать на руки к Санта Клаусу и дело с концом. Жаль только мальчишку — больная на голову мать ничем не лучше лживой суки, что была у меня.

От короткой вспышки маленького белокурого пацана перед глазами внутренности снова стягивает узлом. Значит, у нее кто-то есть. Или был, раз появился ребенок. Серьезные отношения, такие, которых так жаждало мое подсознание до момента ее глупого предательства. Почему эта информация так задевает? Откуда этот озноб по позвонкам? Слишком много вопросов, слишком мало ответов.

— Я ввела те чертовы полисы, которые ты принес. А потом оказалось, что по ним заявлен страховой случай. Меня несколько дней таскали по допросам с пристрастием, пытаясь выставить виноватой. Я звонила тебе каждый чертов час, пытаясь получить помощь, а ты сказал им, что не знаешь, о каких полисах речь. Так просто. Подставить наивную девчонку, влюбленную в тебя по уши оказалось нетрудно, да? Она сделает ради тебя что угодно: внесет полисы задним числом, пропустит мимо ушей перешептывания за спиной и косые взгляды, допустит, чтобы с ее телефона велись переговоры с партнерами по поводу грязной схемы. Кто ей поверит потом? Кто пойдет против замдиректора, да?

Лея сжимает себя руками, ежится даже под тяжестью моей куртки. Её колючий взгляд ни на секунду не отпускает мое лицо. Она хочет увидеть реакцию на свои слова.

— Как гладко, — выдыхаю я дым. — Есть только пара нюансов, которые не вяжутся с твоей чудесной историей. Я не приносил никаких полисов и точно знаю, что факсимиле для их заверения не подходит. Вот такой косяк, дорогая, — развожу руки в стороны и снова подношу к лицу никотиновую отраву.

— Какое факсимиле? — ошарашенно спрашивает она. Явно не ожидала, что я вспомню такие детали дела.

— То, которое хранилось у меня на столе. В том самом кабинете, где ты была частым гостем. Которое ярко красовалось на договорах, выданных на мое имя и введенных тобой в систему задним числом. Будешь и это отрицать?

К чему все это? Зачем я слушаю этот бред? Зачем ей вообще такое сочинять?

— Ты делаешь это специально, — вновь заводится она. — Пытаешься запутать меня, ввести в заблуждение, посеять сомнения. Но с моей памятью все хорошо: я точно знаю, что на тех идиотских договорах вообще не стояла подпись, а ввела я их задним числом, потому что мне сказали, что это нормально для твоих клиентов.

— Отлично, появляется ещё одно действующее лицо. Может это был Рус? Или само провидение? — как не стараюсь, сохранить серьезное лицо не выходит. Это же надо, какую злую шутку сыграло с ней время. Убедить себя, что я ее подставил… — Пора заканчивать этот спектакль, — отбрасываю окурок в сторону и направляюсь к девчонке. Хватаю ее за локоть и тащу в направлении машины. — Ты поедешь со мной, заберешь свое чертовой заявление и скажешь, что произошла ошибка. Я не собираюсь терять работу из-за полоумной, возомнившей себя чёртовым Монте-Кристо.

Она вырывает руку и зло скалится. Эта улыбка тоже не знакома мне. Она лишний раз подтверждает, что девчонки, образ которой я так долго носил в себе, больше нет. И это хорошо, это значит, что я, наконец, могу быть свободен.

— Ты уже ее потерял. Более того, ты пока не знаешь, но устроиться на любую другую тебе также не светит, всем кадровым агентствам было отправлено письмо с подробным описанием твоих подвигов. В этом городе тебе больше ничего не светит, Босс.

Яд ее слов проникает под кожу, вызывая устойчивое желание ударить стерву. Какого хрена она натворила?!

— Я убью тебя.

— Уже убил. Разве ты не заметил, Леи больше нет, — она насмешливо разводит руками и кружится вокруг своей оси. — Что, новая версия тоже оказалась недостаточно хороша?

— Хороша. Настолько, что с прежней не сравнится, — вру я. Хочу задеть, вывести из себя, отомстить хотя бы так.

Девчонка зеленеет от злости, замахивается ладонью, чтоб отвесить мне праведную пощечину, но я перехватываю ее руку на полпути. Тяну Лею-Алису на себя, впечатываю в свое тело и поражаюсь отклику всего организма. Тело вибрирует, впитывая в себя ее тепло, пальцы сами сходятся на ее шее, приподнимая лицо вверх, губы сами впиваются в искусственный пухлый рот.

Девчонка вырывается из моих объятий, пытается увернуться, но я не могу позволить ей это. Крепче прижимаю к себе, лишаю ее воздуха, самообладания, власти. До одури хочу отомстить, хотя бы так, показав, что больше ничего не болит, что ее больше нет ни в одном уголке моего сердца.

Но его обмануть сложнее. Оно неистово бьётся, словно оживая после долгой спячки. Оно знает правду. Оно не желает теперь молчать.

Глава 50.1 Александр

Горькие пухлые губы. Сминаю их, обезумевший, пытаюсь сломить защиту, пробраться под оболочку лживой стервы. Вжимаю в себя непокорное тело.

"Почему ты мне так нужна? Почему?" — локомотивом сносит сознание.

Стерва сопротивляется. Дрожит в моих руках, часто дышит, но все равно вырывается. А потом прокусывает мне губу.

Я отшатываюсь от нее, чувствую металлический привкус во рту и то, как тонкая струйка стекает по подбородку. Затуманенным взглядом ловлю ее напряженный силуэт. Жду вторую волну яростного гнева, но на удивление, она не наступает. Напротив, я отвлекаюсь на физическую боль, и гнев сходит на нет. Меня отпускает и я впервые могу сосредоточиться не на бушующем водовороте из чувств внутри, а на словах.

— Ненавижу тебя! — шипит девчонка и показательно стирает следы моих поцелуев тыльной стороной ладони.

Я ухмыляюсь, ведь в этом движении так много от Леи. Броня дала течь, и эти сверкающие гневом глаза выдают ее с потрохами. Эмоциональные движения, лишенные выверенного напускного хладнокровия, показывают ту строптивую девчонку, что я помню. Настоящую.

— Я догадался, — хмыкаю, не в силах сдержать себя. — Когда ты узнала о пари?

Трогаю губу, на пальцах остается кровавое пятно.

— В тот день, когда меня уволили, — презрительно выплевывает она. — Просветили "добрые" люди.

— Поэтому в своей писульке ты приплела меня? Решила утащить с собой на дно в отместку?

Я спокоен. Даже удивительно, как просто мне сейчас говорить о том, что так долго терзало. О том, как ошибся в человеке, как вернулось сторицей то, как поступил с ней.