Вот и вышло, что добралась я до офиса с тридцатиминутным опозданием. А у лифта стоял один единственный человек, которого я и видеть-то особо не хотела. После вчерашнего игнора. Остановилась позади него, не привлекая к себе внимание, и зашла следом в кабинку, словно мы и не знакомы вовсе. Стала подальше, облокотилась на металлическую стенку и уперла взгляд в телефон. Он, конечно, не ловил здесь, но уже подгруженные новости в Яндексе прочесть давал.

И тут…

— Он подвез тебя вчера?

Ни слов приветствия, ни слов оправдания. Только сухо, безэмоционально, словно камень в мой огород.

— Ну, допустим, — подстраиваюсь под его ледяной тон, все еще не отрывая глаз от экрана.

— Так же как я позавчера? — скучающе режет он.

— Что??? — взрываюсь я. — По-вашему я из таких?!

Всё-таки поднимаю глаза и встречаюсь с холодным пронзительным взглядом. Он не отвечает на мой вопрос, но его лицо все говорит за него. Так вот, как он меня видит! Складываю руки на груди, пытаясь отгородиться от ужасного чувства стыда. Хотя стыдно должно быть не мне, ощущение, что именно меня покрыли помоями. Отворачиваюсь к панели кнопок и закусываю губу, сдерживая дурацкие слезы обиды.

Быстрее бы добраться до своего этажа! Лифт ползет очень медленно, я мысленно отсчитываю этажи, пытаясь сосредоточиться на этом, а не на обжигающем взгляде сзади. Но выходит так себе. Лифт дергается, останавливаясь, но двери не открываются. Лампы над головой пару раз мигают и выключаются.

Зашибись. Мы застряли.

Неожиданно пространство вокруг становится очень тесным. Удушающим. Я облокачиваюсь на стену позади и стараюсь ровно дышать, не поддаваясь панике. Мы же в многоэтажном холдинге, где все напичкано электроникой, с лифтом быстро разберутся!

Но гнетущая темнота и замкнутое пространство играют со мной злую шутку: я начинаю задыхаться. Никогда раньше не замечала за собой клаустрофобии или боязни темноты, но в сочетании друг с другом это ужасно нервирует!

Копошение слева напоминает мне, что в лифте я застряла не одна. Хватаюсь за эту мысль, как за соломинку, протягиваю руку и нащупываю надёжное плечо. Пространство вокруг наполняется тусклым светом телефона в руках Александра Германовича. Наши взгляды встречаются, а потом я оказываюсь прижата к его груди.

— Испугалась?

— Немного, — бодрюсь я.

Он смеётся мне в макушку, поглаживая тёплыми ладонями спину.

Я растворяюсь в своих ощущениях. Мы молчим очень долго, так долго, что и не замечаем, как наши губы встречаются, как ладони сжимают лица друг друга, как смешивается дыхание, и ускоряется пульс. Я такая глупая. Снова попадаю в его ловушку, снова подчиняюсь сердцу, которое грозится выскочить и остаться рядом с этим человеком навсегда.

Отстраняюсь от него и отхожу к противоположной стене лифта. Дыхание сбивается под напором эмоций. Но поддаться сейчас, значит, не уважать себя. Бросаю сумку на пол и сажусь поверх нее, прижимаясь спиной к холодному металлу. Я смотрю на Босса — долго и пронзительно, — снизу вверх. Ищу ответы в его глазах.

— Просто спроси, — говорит он отчужденно. На меня не смотрит, его взгляд блуждает поверх моей головы, руки в карманах, ноги скрещены.

— Я не знаю, что спрашивать, — делаю небольшую паузу. — У Вас было тяжёлое детство?

— Что? — из него вырывается смешок.

— Ваше настроение и поведение меняется со скоростью света, я не успеваю за ним. Вот я и думаю, может, у Вас и собственная красная комната имеется? И грустная история из детства, такая, что слезу давит?

— Я вообще ничего сейчас не понял.

Александр Германович снимает пиджак, бросает его на пол в противоположном углу от меня и садится со мной на один уровень. Впервые вижу его таким… таким не собранным, не одетым с иголочки, в расслабленной позе. Он вытягивает одну ногу, и она почти соприкасается с моей, а вторую сгибает в колене.

— Так что за красная комната?

— Ну, такая, для извращённых предпочтений. Вы "Пятьдесят оттенков серого" не смотрели?

— Нет, — снова смеётся он. — И я не извращенец, уж поверь.

— Ага.

Я киваю и устремляю взгляд на собственные колени. Надо сказать, что выглядит он как раз как классический извращенец. Иначе, что такому, как он, могло понравиться в такой, как я? Размахиваю белым носком кеда из стороны в сторону и случайно задеваю ногу Босса.

— Я бы хотела знать правила этой игры, — спустя какое-то время произношу я.

Прижимаю подбородок к коленям и смотрю на мужчину напротив. Он выглядит странно: челюсть напряжена, на лбу залегла в-образная складка, руки сжаты в кулаки. Что такого я спросила?

— Я имею ввиду, — пытаюсь объясниться. — Как я должна себя вести? Мы скрываем ото всех, что что-то есть? Или ничего и нет, а я не понимаю?

Александр Германович проводит пальцами по лбу, словно разглаживая ту самую складку, и поджимает губы.

— Я пока не решил, — наконец выдает он.

Теперь настала моя очередь напрягаться. Что это за "пока не решил"? Что это вообще значит? И как себя теперь вести с ним? Ждать, пока он соблаговолит снизойти до меня и одарить своим вниманием? Кротко принимать то, как он будет делать вид, что меня не существует при других людях?

Холодный металл прожигает кожу, вызывая озноб во всем теле. Нет, это не металл, это слова, брошенные человеком напротив. Поверить не могу, что снова оказалась в такой нелепой ситуации. Один на один с этим неоднозначным человеком, запертой в четырех стенах.

— Лея, — зовёт он меня своим дико сексуальным голосом, призывая поднять глаза. — Наверное, тебе не стоит на что-то надеяться.

Как ножом в сердце, честное слово. Словно лезвие вошло по самую рукоять, а потом его провернули с садисткой медлительностью. Вот оно как, значит. Мне не стоит даже надеяться… А я ведь знала, ну, знала же. Так чего тогда собралась хныкать?

— А знаете, — улыбаюсь я, отгоняя непрошеные слезы. — Ту, знаменитую фразу "Люк, я твой отец", из Звездных войн, в оригинале произносят не так. Там звучит: "Нет. Я твой отец". Но, как и всегда происходит с киноцитатами, ее видоизменили фанаты для красного словца. Вот так же и с вашим: тебе не стоит на что-то надеяться. В финале этой истории я буду вспоминать такую версию: тебе не на что надеяться. Всего одно слово, но так меняет смысл, правда?

Губ мужчины напротив касается лёгкая улыбка. Мы смотрим в глаза друг другу несколько секунд, он приоткрывает рот, видимо, собираясь что-то сказать, но тут включается свет. Лифт дёргается и начинает движение вверх. Я поднимаюсь с пола, беру свою сумку и готовлюсь навсегда оставить этого мужчину позади.

Лифт снова дёргается, останавливаясь на моем этаже, и двери начинают разъезжаться.

— Прощайте, Александр Германович, — говорю, не поворачивая головы, и выхожу.

И я действительно прощаюсь.



Глава 14

Хорошо. Пару дней были не очень. От слова совсем. Сказалась моя тяга к самобичеванию, умение зацикливаться на негативных эмоциях и, конечно, любимое — жалость к себе. Но когда в ближайшем магазинчике кончились шоколадные батончики, а глаза устали от бесконечного мелькания световых мечей на экране, я взяла себя в руки.

Честно.

Сейчас я в порядке. Да все просто супер! Мы едем за город, всем большим коллективом, на огромных автобусах, весело горланя походные песни. Впереди нас ждет какая-то крутая турбаза, спортивные соревнования, командообразующие мероприятия и фуршет. Да-да, слово в слово из розданной нам памятки. И я совсем не думаю о Биг Боссе. Честно-честно.

Солнце нещадно жарит с самого утра, но в густом полесье стоит приятная прохлада. Мы выгружаемся огромной толпой, и нас сразу распределяют по группам. Я предварительно записалась в команду по волейболу — сто лет в руках мяч не держала, а ведь в школе даже на любительские соревнования ездила. Еще в команду по перемещению в веревочном парке — программу, словно под меня создавали, обожаю все эти препятствия! А вот между бассейном и пейнтболом пришлось выбирать — они в одно время запланированы.

Девчонки ноют, что лучше бы на шашлыки пошли, а не потеть тут при всей компании. Я молчу, мысленно закатывая глаза. Они и нарядились не как в лес, а словно на модный показ: босоножки на высокой платформе, лёгкие платьица, макияж, укладка, все дела. И гордо заявили, что они на сегодня — группа поддержки, не больше. Одна я из нашего отдела в спортивных шортах и кроссах приперлась. Стою, разминаюсь в сторонке. Не хватало только мышцу потянуть с непривычки.

Организаторы из отдела обучения выкрикивают мероприятия и собирают толпу возле себя. Всем раздаются бейджи, футболки с логотипом компании и направления, куда им идти. Первый на очереди волейбол. Иду по выданной карте, прохожу пока пустующий верёвочный парк, огибаю небольшие деревянные домики и попадаю на широкую поляну усыпанную песком. Одна часть ее отдана под волейбольную площадку, вторая — под футбольное поле. И там и там уже толпится народ в фирменных футболках.

Большинство из лиц здесь мне не знакомы. Кто-то мелькал в лифте, кто-то сидит с нами на этаже, но кого, как зовут, я понятия не имею. Цепляю бейдж со своим именем и присоединяюсь к толпе. Организовано все по высшему разряду. Специальный человек быстренько распределяет нас на команды и выдает цветные банданы. Счёт ведём до двадцати одного очка. Из-за песка под ногами получается такой замес классического волейбола и пляжного. В кроссовках играть категорически неудобно, поэтому все снимают обувь и урчат от удовольствия, потому что песок уже приятно прогрелся и создает ощущение настоящего пляжа.

Соревнование выходит нешуточное, видно, многие занимались волейболом в прошлом и без зазрения совести мочат противника мощными подачами. Я катаюсь по площадке, отбивая коварные пасы, не жалея конечностей и одежды. Адреналин от игры разжигает во мне дух соперничества. Я вся вспотела и облеплена песком, но широкая улыбка не сходит с моего лица вплоть до финального броска. Подаёт Лиля из делопроизводства — выше меня на пол головы, и явно имеющая за спиной разряд КМС по этому виду спорта, не меньше. Присутствующие замирают, наблюдая, как она делает верхнюю подачу, как мяч летит ровной дугой и красиво приземляется прямо между двумя игроками из команды соперников.