Этот звук немного отрезвил Трокмортона. Он остановился, оперся на край стола и, повернув голову, посмотрел на Патрицию.

Она, прикрыв ладошкой рот, наблюдала за Трокмортоном и хихикала.

Трокмортон перевел взгляд на брата, сидевшего на полу и растерянно стиравшего со щеки яичный желток. Посмотрел на мать, продолжавшую с невозмутимым видом доедать свою булочку.

Удивленными и растерянными выглядели только лорд и леди Лонгшо.

– Эллери, ты когда-нибудь научишься думать о том, что мелешь, черт побери? - прорычал Трокмортон.

– Не ругайся, Гаррик, - спокойно сказала леди Филберта.

– Какого дьявола… - снова завел Трокмортон. Он грохнул по столу кулаком так, что с него посыпались уцелевшие тарелки, а затем раздраженно крикнул, тыча пальцем в сторону Эллери: - Я требую объяснений!

Эллери подобрал под себя ноги и ответил, не спеша подниматься с пола:

– А ведь ты любишь ее.

Галстук начал душить Трокмортона. Он рванул узел, но тот неожиданно затянулся еще сильнее.

– Что?

– Он сказал, что ты ее любишь, - любезно повторила леди Филберта.

– Я… нет!

– Но это и так видно, Гаррик, - покровительственным тоном сказала Патриция. - Вы действительно любите Селесту Милфорд.

– Но… она же… дочь садовника, - вступила в разговор леди Лонгшо, с огромным интересом наблюдавшая за всей этой сценой.

Трокмортон обратил на нее горящий взгляд:

– Ну и что с того, что она дочь садовника, дьявол вас раздери? Мы, Трокмортоны, тоже из простолюдинов…

– Ну-ну, сынок, не забывайся! - прикрикнула на него леди Филберта.

Он яростно стрельнул глазами в ее сторону.

– Во всяком случае никто не имеет права так уничижительно отзываться о такой достойной юной леди, как мисс Селеста Милфорд.

– Я не имела в виду ничего дурного, - пролепетала леди Лонгшо.

Трокмортон посмотрел, набычившись, на лорда Лонгшо и сказал:

– Если вы или леди Лонгшо находите брак между мной и Селестой Милфорд невозможным, вам лучше сообщить мне об этом до свадьбы Эллери и Патриции.

– Они не возражают, - ответила за всю семью Патриция. - И перестаньте кричать на моих родителей.

– В самом деле… - начал лорд Лонгшо.

– Ничто не сможет помешать нашему браку с Патрицией, - сказал Эллери, поднимаясь на ноги и пробираясь к своей невесте по усыпанному черепками полу. - Мы с ней любим друг друга. Вопрос в другом, Трокмортон: найдешь ли ты в себе смелость, чтобы жениться на своей возлюбленной?

– Я предлагал ей выйти за меня, - ответил Трокмортон, внимательно разглядывая свой кулак, который болел гораздо меньше, чем можно было ожидать. Или Эллери успел уклониться в момент удара и кулак задел его только вскользь? Да и скула у Эллери совсем не опухла. - Но она мне отказала.

– Это потому, что вы не сказали, что любите ее, - наставительно заметила Патриция.

Интересно, почему Трокмортон всегда считал Патрицию вялой, слабохарактерной девушкой?

– Я не сказал ей этого потому… потому… - Его галстук снова затянулся. Трокмортон подергал его за узел и подумал, Что ему будет что сказать сегодня своему слуге.

– Пойдем со мной, Гаррик, - сказала леди Филберта, вставая и отодвигая свой стул.

Трокмортон был рад… нет, он был счастлив этому предложению, позволившему без лишних слов покинуть заваленную черепками, залитую овсянкой столовую, и хмурых слуг, прибиравших со стола, и младшего братца с его новыми родственниками. От их осуждающих, многозначительных взглядов.

С чего они взяли, что он влюблен? Гаррик Трокмортон не влюблялся ни в кого и никогда! Вся жизнь Гаррика Трокмортона была посвящена лишь семье и службе на благо отечества. Разве мог он позволить себе размениваться на какие бы то ни было чувства? И нужен ли Трокмортону еще кто-нибудь, когда у него есть любимая дочь, есть мать… Ну, и брат тоже.

Хотя с другой стороны… Дети подрастают и уходят из дома. Мать, брат? У них своя жизнь. А если рядом с ним будет женщина - жена… помощница. Трокмортон знавал супружеские пары. Действительно, некоторым мужчинам везло в жизни, и они находили женщин, с которыми их связывала не только любовь, но и родство душ.

Быть вместе и навсегда…

Нет, не мог он влюбиться Селесту Милфорд, не мог!

Леди Филберта развернула салфетку, прихваченную из столовой, вынула из нее булочку и протянула Трокмортону.

– Это съедобная, - сказала она. - Я взяла ее со своей тарелки.

Трокмортон, растроганный материнской заботой, взял булочку и принялся жевать, отламывая по кусочку. Они с леди Филбертой вошли в портретную галерею, залитую ярким солнечным светом, струившимся л высокие окна. На ходу Трокмортон думал о том, что, будь он посмелее, обязательно спросил бы, о чем говорила с Селестой леди Филберта вчера, перед тем как в окнах его кабинета зазвенели стекла, разлетаясь ни мелкие кусочки. Ведь леди Филберта видела, что творится. Почему же тогда она не прекратила это безобразие?

Впрочем, он и так знал ответ на свой вопрос. Леди Филберта всегда отличалась обостренным чувством справедливости. А его, Трокмортона, поступок нельзя было назвать справедливым по отношению к Селесте.

– Но я же предлагал ей выйти замуж, - в который раз за это утро пробормотал Трокмортон.

Леди Филберта и ухом не повела на его бормотание.

– Гаррик, - сказала она, - все последние годы я очень волновалась и переживала за тебя.

– Почему? - Он невольно подумал о предательстве Стэнхоупа. - Ты считаешь, что я не оправдал твоих надежд?

– В том-то и дело, что не просто оправдал, но и; превзошел их, - покачала головой леди Филберта, останавливаясь перед портретом своего покойного мужа.

– Ох уж эти женщины, - снова под нос себе пробормотал Трокмортон.

Кого он имел в виду? Всех. Свою мать, Патрицию, Селесту. Кто может понять этих женщин, черт побери? Он посмотрел на портрет отца. Тот смотрел на него с холста жестким, напряженным взглядом. Словно хотел предупредить Гаррика, предостеречь его от чего-то очень опасного.

– Мужчина, который спрашивает у женщины совета, всегда получает по заслугам, - глубокомысленно произнес он.

Леди Филберта мельком взглянула на портрет и снова перевела свой взгляд на сына.

– Гаррик, в детстве ты был таким славным мальчиком - живым, подвижным, немного проказливым. Увы, это продолжалось очень недолго. К тому же ты был у нас старшим… первенцем. Мы с отцом многого ожидали от тебя.

– Вы имели на то основания.

– Сейчас я думаю, что часть своих ожиданий нам следовало перенести на нашего младшего, - сказала леди Филберта.

– Но Эллери всегда сбивал вас с толку, - улыбнулся Трокмортон.

– Верно. Но уж зато ты никогда не обманывал моих надежд. И его надежд тоже. - Она кивнула на портрет и уселась на стул, стоящий под ним, так что теперь Трокмортону приходилось держать ответ как бы перед обоими родителями.

– Ты так много учился, работал, чтобы сделать нас всех богаче и счастливее, но при этом постепенно терял качества, присущие всякому живому человеку. Я уверена в том, что во многом виновата сама.

Дисциплинированность и привычка к порядку, те самые качества, которые Трокмортон лелеял и развивал в себе долгие годы, не только не радовали леди Филберту, но и постоянно причиняли ей душевную боль.

– Не стоит слишком упрекать себя, мама. Возможно, ты дала мне первый толчок, но по-настоящему мой характер сложился позже, в Индии, где один неосторожный взгляд, одно необдуманное слово могли привести к гибели. Именно там я и научился постоянно держать под замком свои чувства.

– Но в последние дни я увидела, как жизнь вновь возвращается к тебе, - покачала она головой.

– Мама, я не люблю Селесту! Если бы я любил ее… - Трокмортон знал, что способен любить. Знал, что в глубине души всегда оставался обычным человеком, подверженным чувствам, сомнениям… страстям. Правда, он никогда не позволял себе поддаться, уступить, позволить им взять верх над своим рассудком. И так продолжалось до тех пор, пока он не встретился с Селестой. - Давай даже не будем говорить об этом.

– Но если бы ты полюбил… что тогда? - Леди Филберта, чуть наклонив голову, внимательно смотрела на своего старшего сына. - Селеста могла бы стать для тебя смыслом жизни? Мог бы ты сгорать от страсти?

– Мама! - Он не хотел этого слышать, особенно от нее.

– Захотел бы ты никогда не разлучаться с Селестой? Постоянно думать о ней?

– Да, наверное, да, - неохотно согласился он.

– Ты можешь не помнить этого, потому что был слишком мал, но когда-то твой отец тоже не желал любить меня. Он считал себя слишком старым - старее, чем был на самом деле, и суровым, хотя и это было неправдой. Позже, дав волю своим чувствам, он сам признался мне в этом. И в том, что я стала для него смыслом жизни, и о своих чувствах ко мне. Он никогда не употреблял слово «любовь», но рядом со мной становился настоящим поэтом… Только рядом со мной. - Голос леди Филберты предательски дрогнул, и она полезла за носовым платком.

Почувствовав себя невольным свидетелем ее слабости, Трокмортон отвернулся и принялся смотреть в окно.

– Мне дорого каждое воспоминание о твоем отце, - сказала леди Филберта, - хотя среди этих воспоминаний есть и не слишком приятные. - Она загадочно улыбнулась и продолжила: - Полагаю, что неприятные воспоминания в памяти Селесты ты уже оставил. Пора подумать о других.

Он кивнул, тронутый непривычным эмоциональным всплеском матери, которую всегда считал холодной и замкнутой.

– Ты снова ожил, Гаррик. Ты страдаешь, ты любишь… Ты живешь! Не отпускай от себя эту девушку.

Любовь… любовь. Неужели она впрямь полагает, что он способен на такое чувство?

– Я тронут твоим вниманием, мама, но, право же, я не влюблен в Селесту Милфорд.

– Она уезжает в Париж, - сказала леди Филберта. Трокмортон невольно сжал кулаки. - Взяла билет и банковский чек, а мне оставила прощальную записку. С обещанием стать куртизанкой.