Какие могут быть вопросы, какие сомнения? Ведь пещера сулила дорогу к чему-то ослепительному, доселе неизведанному – ну так двигайся! Если у тебя появились крылья, не топчись клушей в подножной пыли – лети, лети! К страсти, к любви, к счастью – к новой жизни!

О «новой жизни» временами заговаривал и Алекс: мол, сколько можно по тайге бродяжить, комаров кормить, вот начать бы все с чистого листа, уехать куда-нибудь подальше, на какие-нибудь острова, и там… Главное – вместе!

В первый момент Юле эти рассуждения показались неожиданными, даже странными. Она-то думала, что Алекс – весь из стремительных рек, утренних и вечерних туманов, вечных сопок и почти таких же вечных, неутомимо шелестящих на ветру деревьев. А он, оказывается, устал от всего этого, тяготится бродяжьим бытом, хочет чего-то иного, чего-то большего, стремится – как и она – перекроить свою жизнь, круто развернув колесо судьбы. Да, это будет стоить напряжения всех мышц (или чем там колеса судьбы двигают?) – но это того, безусловно, стоит! Да хоть бы и перенапряжения. За счастье можно и заплатить. И нужно. Где вы видели счастье – просто так, на голубой тарелочке?

Ничего, главное – они нашли друг друга, они сильные, и все остальное у них получится, и это так же верно, думала Юля, как встающее по утрам солнце.

* * *

Дело было за шансом. И он не замедлил явиться.

После Юлиного переезда в Уфу Ловцов почти сразу – не то доверяя ей как старому другу, не то дело было в их романе – начал время от времени посылать ее в своеобразные краткосрочные командировки. Нет-нет, внешне все выглядело более чем обыденно, даже скучно: дальние филиалы, необходимость проверки отчетности, уточнения стратегии и всякое такое – ну, лучший финансовый аналитик, кому ж еще и поручишь! Но на самом деле командировки были курьерскими. Деньги в регионе крутились огромные – нефть, газ, золото, – так что «черный нал» служил если не горючим, то как минимум смазкой большого бизнеса. Таким образом упрощались многие финансовые процедуры, обходились положенные формальности, экономилось время, укреплялись деловые контакты, не говоря уж о том, что «черный нал», естественно, проходил мимо налоговых органов. Кроме того, Юля подозревала, что концерн, куда привел ее Славка, занимается не только нефтью. Возьмем, к примеру, золото. Смешно думать, что его добывают лишь официально. И это при том, что то тут, то там торчат заброшенные прииски. Да и каждый из многочисленных башкирских ручьев вполне может оказаться «золотым». Для Клондайка маловато, а для старателей-нелегалов в самый раз. И некоторые из местных компаний в дополнение к основному бизнесу занимаются скупкой и перепродажей старательской добычи. Юле это было совершенно ясно практически с самого начала работы на этот самый, официально чисто нефтяной концерн. Равно как ясно было и то, что «черный нал» неистребим. И перевозить «левые» суммы всегда старались, стараются и будут стараться по-тихому, без помпы.

– Одинокая, не очень приметная женщина, – объяснял Ловцов, – самый безопасный курьер. На мужчин как-то значительно больше внимания обращают. А на вашу сестру… Вон глянь, – кивал он на вокзальную толпу. – Вполне вероятно, что десяток из этих дам везут в сумочке-торбочке вовсе не пирожки любимой бабушке, а пакетик с портретами американских президентов. Ну или с евро, это уж у кого что.

Вот Юля и ездила. И попросту, транзитным поездом, и на купленной уже в Уфе «Тойоте». Не часто, раз в месяц, а то и того реже, но ездила. Отказать Ловцову было трудно. Он же ей начальник, в конце-то концов. От рабочих поручений отказаться – это вам не от постели отлучить. От постели-то отвадить оказалось как раз совсем несложно.

Их «роман» после ее сказочного отпуска на Большом Инзере, к счастью, сошел на нет окончательно. Славка не делал попыток что-то возродить, а Юля, погруженная в мысли – мечты пополам с воспоминаниями – об Алексе, была этому несказанно рада.

Но командировки продолжались.

– В Белорецкий район надо съездить, – сообщил ей Ловцов в начале следующего (она теперь все считала «до Инзера» и «после Инзера») лета. – Сумма не то чтобы запредельная, но даже по нашим масштабам немаленькая, двадцать миллионов евро. Так что в этот раз никаких поездов, поедешь на машине, за руль, для страховки, одного из наших охранников посажу. Он не в курсе, объяснение будет простое: дорога не самая ближняя, мало ли что. А народ пусть думает, что вы развлекаться поехали, я дезу запущу. – Он ухмыльнулся. – Ну а тебе премию, само собой.

Алекс, услыхав про двадцать миллионов и дальнюю дорогу, словно загорелся:

– Вот он, наш звездный час! – Он выпрыгнул из постели и гибко потянулся. Под гладкой загорелой кожей завораживающе переливались длинные плотные мышцы. У Юли, как всегда, когда она смотрела на Алекса, в голове поплыл сладкий искрящийся туман. Какие там честность и нечестность! К черту! Главное в жизни – вот оно, только руку протяни! Она, чувствуя, как тают все мысли, коснулась кончиками пальцев золотистого выпуклого плеча. Алекс улыбался.

Поездка внезапно отложилась на месяц, но он лишь обрадовался – чем тщательней подготовка, тем надежнее исполнение.

– Нужна твоя фотография. У меня загранпаспорт на другое имя есть, хорошо бы и тебе сделать, риска меньше. И скоро-скоро будем с тобой под пальмами коктейли потягивать.

Упоминание о загранпаспорте на чужое имя чуть отрезвило Юлю, но… Алекс лучше знает, что нужно делать, привычно подумала она.

Мужчина, хмурясь, что-то чертил на полях старого журнала:

– Отвертеться от сопровождающего, я так понимаю, не выйдет?

Юля помотала головой:

– Как?!

– Да, в самом деле, – легко согласился он. – Подозрительно выйдет. Ничего. Ладно, может, так даже лучше. В самом начале обратной дороги у вас будет мост. Если уйти оттуда по воде… да, это идеальный вариант. Быстро и никаких следов. Пусть хоть стаю ищеек притаскивают, на воде ничего не учуять. Потом пересядем в машину… – Он подумал немного. – Нет, не в Уфу, в Челябинск. Уфа ближе, но Челябинск – уже другая область, так безопаснее. И сразу в аэропорт, паспорта готовы, билеты я завтра куплю, когда машину отгонять буду.

Юля слушала, но не понимала, только глядела, как двигаются любимые – такие нежные и жаркие – губы, как перекатывается кадык на сильной шее. Господи, за что мне такое счастье!

– Участок там трудный, – бормотал Алекс. – Придется Костю привлечь. На одном весле этот сплав, боюсь…

Костю? Юля вздрогнула, вспомнив встреченного однажды в окрестностях базы, куда они с Алексом пару-тройку раз выбирались на выходные, «бандита» с волчьим взглядом.

– Может, не надо Костю, – испуганно прошептала она. – Он… он такой жуткий…

– Не бойся, малышка. – Алекс прижал ее к себе. – Я же с тобой.

Мимолетная тревога так же мгновенно растаяла. Только бы быть рядом с ним, а где – в глухой тайге или на тропическом острове – не имеет никакого значения. Зато на тропическом острове наверняка нет комарья, подумала она и улыбнулась. Скоро-скоро, сказал он. Немного потерпеть осталось. Пережить, перетерпеть, перешагнуть, а там – там счастье! Ослепительное, огромное – как целый мир!

Раз десять она принималась писать письмо дочери. Последний визит в Питер вышел каким-то скомканным, настроение испортила дурацкая ссора с отцом, потому и с Машей разговор толком не получился. Или она просто не решилась? Трудно вот так, глаза в глаза, рассказывать, что жизнь твоя совершила самый невероятный кульбит из всех, которые только могут быть. Или – самый обыкновенный? И не кульбит вовсе? Ну подумаешь, любовь! Даже самая ослепительная, какая выпадает одному из тысячи. На Земле-то живут миллиарды, значит, такая же «невероятная» любовь – у миллионов? И если «невероятная» любовь выпадает одному из миллиона, все равно получается, что такая же – у тысяч. Эта мысль была не слишком приятна. Ее, Юлина, любовь уникальна, так и вовсе не бывает, какие еще тысячи, тем более миллионы?!

Но Машке-то этого не объяснишь, это внутри. Нет, про любовь и счастье она дочери намекнула еще в прошлом году – так, в двух словах, надо же было объяснить, почему ей вздумалось разводиться именно сейчас. И понятливая Машуня приняла все вполне благодушно – а что такого, мама ведь у нее молодая, красивая, глупо считать, что вконец опустившийся Алексей должен быть ее единственным в жизни мужчиной.

Так что доченька против маминой новой жизни совсем не возражала. Юле даже показалось, что дочь отнеслась к этой мысли без особого внимания. Мама есть мама, а что за мужчина рядом с ней будет – да какая разница!

Или дело не в любви? Во время последнего разговора с дочерью Юля обмолвилась вскользь и о том, что, может быть, новая жизнь пойдет не здесь, а где-нибудь в Европе, а то и подальше. Маша слегка всполошилась – ты что, мам, по переписке с кем-то познакомилась? Поосторожнее бы надо, брачных мошенников по Интернету толпы бродят – но, услыхав, что нет, все лично, вновь впала в безмятежно-безразличное дружелюбие.

Но ведь и в письме, получается, тоже ничего не объяснишь! Хоть какое-то объяснение у нее вышло, конечно, она даже, поторчав в аэропорту и выбрав среди дальних пассажиров женщину посимпатичнее, попросила отправить письмо из конечного пункта – кажется, это была Барселона или Берлин, Юле это было совсем без разницы. Вот такой вот хитрый ход она придумала, словно ложный след прокладывала. А толку-то? Письмо вышло скомканное, бессмысленное, как будто ни о чем. Не напишешь же: знаешь, доченька, мы тут с любимым собираемся мешок денег присвоить…

* * *

Мешков оказалось пять. Собственно, не мешков, а плотных пластиковых пакетов. Не очень больших, с пару кирпичей, прямоугольно-округлых. Но Юля мысленно называла их «мешки», потому что «пакет денег» как-то несолидно звучит. Денег должен быть мешок.

Юра – корпоративный охранник, которого Ловцов подсунул ей в качестве шофера, – равнодушно ждал, пока два угрюмых и неуловимо похожих друг на друга молодых человека пристраивали пакеты в багажник.