Катя заглянула через его плечо, оценила портрет:

– О, я так понимаю, тебе сейчас не до салата. Действительно симпатичная. И молодая. Вон в анкете возраст указан, так что фото не двадцатилетней давности. В самый раз тебе. А то сидишь у нас, как сыч старый. Только что по ночам не ухаешь. Я и то уж беспокоиться начала. Может, у инструктора нашего проблемы какие по мужской части? Может, его в санаторий надо отправить? В Крым. Он-то теперь наш, там таких красавцев вроде тебя с распростертыми объятиями принимают. В буквальном смысле.

– Тебе-то откуда знать? – невольно огрызнулся он.

Катя даже удивилась – впервые за все годы здесь героический сплавщик проявил столь яркие эмоции.

– Да ну, не вчера ж я родилась. Поездила, было время. Еще когда в университете училась, – она мечтательно подняла глаза, вспоминая, – каждое лето туда в археологичку ездила. В Керчь – на Пантикапей, в Судак – на Генуэзскую крепость, ну и так далее. А после экспедиции с девчонками по всему Крыму автостопом… Э-эх! Ладно, ты не отвлекайся, ты вспоминай, я уж сама на стол соберу. Или, может, наших подождем? Ну если ты не сильно голоден…

– Подождем, не вопрос, – улыбнулся он, смягчая предыдущую резкость, и неожиданно для самого себя добавил: – А про Крым идея хорошая. Поехали? Вдвоем…

На мгновение ему показалось, что в ее глазах мелькнул интерес. Но… похоже, показалось.

Катя собрала влажные еще волосы в пучок, перехватила резинкой, попробовала пальцем лезвие ножа – не пора ли точить – и быстрыми сноровистыми ударами принялась резать овощи. Но реплика Алекса, похоже, задела ее таки за живое:

– Откуда у тебя деньги-то на Крым, приглашальщик? Я вот гляжу на тебя четвертое лето уж, и даже неловко – сколько ты у нас тут за сезон зарабатываешь, непонятно, как тебе до весны на прокорм хватает. Ан нет, туда же, поехали на курорт! – Катя решительно сгребла пеструю овощную груду в миску. – Мой курорт сейчас вон с грибами наперевес явится… Знаешь, сколько денег надо, чтобы Дашку в школу собрать? То-то и оно, что знать не знаешь. Курорт, надо же!

– Деньги есть. – Он облизнул пересохшие от нахлынувшего волнения губы. – Не беспокойся. Осталось с прошлых времен кое-что. Уж на Крым точно достаточно.

Но Катино лицо было мрачно.

– Давай договоримся, – жестко сказала она. – Ты этот разговор не начинал. Я ничего такого от тебя не слышала. Понятно?

– Но почему? – почти взмолился он.

Катя посмотрела зачем-то на небо – над ними как раз проплывали два облачка, белых, лохматеньких, безмятежных – и с силой всадила нож между досками столешницы.

– Потому что поздно мне жизнь заново начинать. – Она зло сощурилась. – Закончились давно все мои лотерейные билеты. И азарт закончился. И знаю я точно, как дважды два, что ничего другого, чем вот это все, – она повела рукой вокруг, – ничего другого у меня уже не будет. И на курортах пусть молодые да ранние судьбу на прочность пытают. Шелуха это все, дурман, сон на рассвете. Хотя и сладкий. Но такой же короткий. Такой короткий, что и выдохнуть не успеешь – а уже в луже сидишь, сопли с юшкой кровавой жуешь, ручонки грязненькие ободранные к прохожим тянешь: помогите, люди добрые! И все как один от тебя шарахаются, по своим делам бегут. Спасибо, если пирожок подадут. И то позавчерашний, зубы сломаешь, пока разгрызешь.

Он набрал было воздуха, собираясь разразиться страстной речью… но из-за кухни, от леса, послышался радостный собачий лай. И столь же радостные Дашкины крики.

Вот так всегда! Закон всемирной подлости в действии. Алекс-Денис даже застонал от острого чувства обиды на весь миропорядок, на всю Вселенную. Нечестно же так! Еще бы пять минуточек! Нет! Черт! И все, поезд ушел.

Но внезапно, точно проснувшись, он подумал: а так ли уж он тебе нужен, этот поезд? Что ты так заклинился на этой женщине? Ну первая любовь, да. И что? Нет давно той девушки. Да и тебя самого тоже нет. Может, кабы приехал сейчас в качестве Дениса Воронцова – богатый, красивый, успешный, на каком-нибудь навороченном джипе… может, и поговорила бы Катя с ним по-другому.

А может, и нет. Впрочем, если бы да кабы, то во рту росли б грибы… Какой-такой Денис Воронцов? Нет никакого Дениса Воронцова! Есть Алекс с пошлой фамилией Смелый. Тьфу. Другое имя, другая жизнь. Вот только сам, похоже, все тот же… Если бы да кабы, то во рту росли б грибы…

А грибы-то – не во рту, грибы – в лесу. Вон и грибники уже показались, Катя навстречу им пошла. Алекс-Денис, присев у стола, автоматически продолжал перебирать анкеты. Кто там еще будет в этой группе, кроме питерской девушки Марии Алексеевны с поразительно, до дрожи в позвоночнике, до озноба знакомым лицом?

Парень. Молодой. Ну все, тушите свет, быть на сплаве роману. Надо же, красавец какой! И тоже почему-то удивительно знакомый. Да что ж это сегодня такое?! Ну как звать-то тебя, величать, добрый молодец?

Фамилия.

Имя.

Отчество.

В глазах поплыло, небо начало валиться прямо на голову, голова тяжело бухнулась в столешницу. Черт, больно-то как! Круги зеленые перед глазами… И ссадина на лбу – вот как приложился.

Воронцов Егор Денисович.

Черт, черт, черт!

Когда Катя с Дашей и Иваном Петровичем подошли к летней кухне, Алекс, старательно достругивавший салат, смирно сидел за столом. Только на лбу красовался свежий кусок пластыря.

– На тебя что, марсианцы напали? – ахнула Катя. – Когда успел? Пять минут назад в порядке был. И речи зажигательные толкал. Или, может, Илья-пророк тебя молнией шандарахнул в назидание?

– Дело известное! – Иван Петрович, похохатывая, водрузил на стол две корзины с грибами. – Поскользнулся, упал. Очнулся – гипс!

И только Даша, нахмурившись, начала внимательно осматривать его лоб:

– Тебя не тошнит, нет? Круги в глазах плавают? Звездочки сыпались, когда ударился?

– Да нормально все, не обращайте внимания. – Он отмахнулся. – Ну шмякнулся мужик, вот новость! Неуклюжий потому что. Заживет, как на собаке. Если, конечно, все не будут таращиться, как в зверинце.

– Дядя Алекс! – Даша, уже забыв о проверке на сотрясение мозга, затеребила его за рукав. – Мы там видели ежиху с ежатами. Топали куда-то по своим ежачьим делам. Смешные – страсть! Пойдешь на них смотреть после обеда? Это недалеко.

– Спасибо, Дашута, за приглашение. Но давай в другой раз. – Алекс шутливо щелкнул девочку по носу. – Я почему-то думаю, что маме-ежихе не очень понравится наше подглядывание. Ты же знаешь, что подглядывать нехорошо? Тем более если ежата маленькие еще.

– Мы же чуть-чуть. – Девочка жалобно, домиком, подняла брови. – И мешать им не будем совсем. Сделаем вид, что мы просто рядом проходили, ага?

– Давай завтра, ага? – передразнил ее Алекс (почему-то рядом с этой девчушкой он словно забывал о Денисе Воронцове и был просто дядя Алекс, даже нет, не обязательно Алекс, просто «дядя», ну, свой такой дядя, в общем).

Даша перешла на шепот.

– Только маме не будем говорить, – заговорщически прошелестела Даша. – А то она ка-а-ак не разрешит.

– Договорились! – Он показал ей сжатый кулак. – Тайна до гроба!

А сам полусердито-полусмешливо подумал: вот только за ежами мне теперь и гоняться! Это же надо – только сегодня про сына вспоминал, и здравствуйте пожалуйста. Совпадение? Что-то для совпадения точка пересечения слишком уж прицельная. Никакая теория вероятности тут и близко не валялась. Нет, Денис Юрьевич, что-то надвигается. Догоняет тебя твоя прошлая жизнь. Как бы с ног не сбила и в пыль не втоптала. Один раз судьба и ангел-хранитель тебя оберегли, второго – счастливого – раза может и не случиться. Теперь давай сам выгребайся.

– Алекс! Чего ты там по миске скребешь?! – Катин голос раздался над самым ухом. – Да-а-а, здорово ты, видно, лбом приложился.

– Неохота что-то, – поморщился он. – Да не, не так уж и приложился, все нормально с моей черепушкой. Только на солнце, должно быть, перегрелся. Придремал у реки, вот и напекло. Так что правда неохота. Может, попозже, к вечеру доем. Спасибо! – Алекс поднялся из-за стола.

Сел на приступку у гостевого дома, дожидаясь, когда Иван Петрович пойдет на сеновал. Дед любил после обеда вздремнуть.

– Петрович! На два слова. – Он осмотрелся, нет ли где Кати. Вроде не видно.

– Чего тебе, головой стукнутый? Гипс наложить? Это мы мигом, – весело подмигнул Иван Петрович.

– Да можно и гипс, а лучше бы… Такое дело… Я знаю, у тебя в заначке запас серьезный. – Алекс на пальцах показал, что ему надо.

Старик от удивления даже в ладоши прихлопнул:

– Вот те раз! Вот уж не подумал бы. Ты ж у нас образцовый трезвенник. Я тебя за этим делом и не видывал ни разу. Уж не знаю, как ты тут зимой, правда, но…

– Да и зимой тоже трезвенник. Но… – Алекс мотнул головой, как отгоняющая занудных слепней лошадь. – День сегодня такой… Надо, отец, выручай. Я ж для баловства просить бы не стал, ты меня знаешь. – Он говорил торопливо, слова налезали одно на другое, бежали, опережая друг друга. – Я мог бы и сам до поселка дойти, но это ж я когда вернусь-то… А у нас дел выше крыши, сплав на носу, послезавтра турье прибудет, а кто глядишь и завтра заявится. Ну, в смысле, надо бы проспаться до этого.

Петрович смутился и тоже оглянулся, словно опасаясь:

– Я чего, отказываюсь, что ли? Чудак-человек! Чего ты так вздрючился?! Я ж не маленький, все понимаю. Мало ли там что у человека. Надо – значит надо. Всяко бывает в жизни. Только… ты… это… здесь сиди, не светись. А я тебе бутылку в дупло заложу. Ну, в дуб за баней, что молнией пожженный, ага?

Алекс кивнул.

Иван Петрович деловито уточнил:

– Тебе чего лучше – водку или коньяк?

– Водку, – без размышлений ответил Алекс.

Еще одно, столь же деловитое уточнение:

– Бутылку, две?

– Одной с запасом. – Он даже улыбнулся.

– Буянить не станешь? – Иван Петрович вскинул бровь, смягчая вопрос – вроде в шутку спросил, но все же, типа – «порядок должон быть».