Сначала была тишина. Затем раздался протяжный сигнал, ударивший в ухо, словно выстрел. А после донесся и женский голос, говорящий, что номер заблокирован, а абонент больше и не абонент вовсе.

«Какого черта? - подумала я, отнимая смартфон от уха. – Он что, тоже решил спрятаться от меня?»

Это какой-то бред. Он не мог.

«Он мог» - уверенно раздалось в моей голове. И я, поджав губы, перевела взгляд в раскрытое окно. За ним снова гулял ветер, развевая мои легкие шторы.

А чего я, собственно, ожидала, когда уезжала из города и говорила ему слова о том, что нам не стоит больше общаться? Что он как мальчик-романтик перероет все вокруг и найдет меня? Что приедет ко мне и скажет, что никуда не отпустит?

Я резко откинула телефон на кровать и закрыла ладонями лицо, горько смеясь.

Господи, ну и дура. Действительно же в глубине души на это надеялась. А он поступил как самый обычный человек, который наткнулся на странную девчонку, плохо знающую саму себя. Он не был обязан делать все это. Мы не были знакомы настолько долго, чтобы он боялся потерять меня навсегда. Хотя я и чувствовала порой, будто мы знакомы уже много лет и с нами произошло уже столько всего, что историй для знакомых наберется на целый том, а то и больше. Он просто мог не ощущать того же по отношению ко мне.

- Уже сама над собой смеешься, - проходя мимо моей комнаты, громко произнес Артур, - это клиника, сестра. А мне о них теперь все известно.

Я промолчала, разворачиваясь к своей кровати и снова беря в руки телефон. В этот момент мне нужно было заставить себя отвлечься, отвечая на пришедшие сообщения. Я знала, что если не сделать этого, могу зайти слишком далеко в своем самокопании. А это совсем не то, что мне требовалось.

К тому же в отличие от Ромы меня искали многие другие. И я просто не могла проигнорировать их любопытство.

Глава 53.

В течение всей следующей недели я смогла постепенно влиться в привычное русло своей жизни. Относительно, конечно, привычное. Теперь, как и год назад, в ней не было моей музыкальной группы, а к скрипке я прикоснулась лишь однажды, когда наткнулась на оставленный на полу возле шкафа футляр.

Я открыла его, легонько провела пальцами по ослабленным струнам и вновь закрыла, дабы не травить душу. Отчего-то теперь стало казаться, что и своих коллег я предала тоже, хотя Денис, несмотря на эту ситуацию, продолжал общаться со мной достаточно тепло, интересуясь как у меня дела и что на меня такое нашло. Я ответила ему, что решила идти дальше и сосредоточиться на учебе в последний год университета. Он, скорее всего, не поверил, но я заставила себя думать, что это не так. К тому же в моей отговорке тоже имелась некоторая доля правды.

Также из рассказа Леси я узнала, что Вилена бросила Захарова и упорхнула куда-то подальше от него, точно так же как и я, решив, что будет лучше все бросить и подумать о своей жизни где-нибудь подальше от города. И это «дальше» находилось для нее где-то в области Турции вместе с родителями.

В какой-то степени я понимала ее. Мы обе запутались, и нам просто требовалось немного личного пространства. Я больше не злилась на нее и не обижалась за то, что она не рассказала мне всего сразу. Я тоже молчала слишком о многом, и это не дало мне никакого удовлетворения. Ей наверняка также пришлось не сладко, и теперь она не знала, с чего начать свою новую жизнь или же как вернуть прежнюю.

Мне не хватало ее. Правда, не хватало. Но я не могла так просто взять и набрать ее номер, сказав, что все ерунда и мы можем обо всем забыть. Пожать мизинцы, поделиться жвачкой и пойти дальше. Мы – не дети, и сейчас все стало для нас несколько проблематичнее, хотя с первого взгляда казалось, что нет ничего проще, чем набрать номер своей любимой подруги детства и сказать, что все обиды – полная чушь.

Родители стали терпимее к моим словам. После своей поездки я поняла, что должна говорить обо всем прямо. Это единственный выход уживаться с ними на одной территории. Семья не гарантирует одинаковых взглядов на жизнь, и никто не должен придерживаться одного единственного шаблона, заведенного главой ячейки общества. Семья – это равноправие. Семья – это понимание и любовь. И с мнением каждого в ней должны считаться. К этому мы все вместе и пытались прийти всю неделю, проводя вечера на кухне за чашками чая с конфетами и обсуждением насущных вопросов.

Нет, определенно, больше ничто не было таким, как прежде. Все очень сильно изменилось. И причиной этому я по-прежнему считала появление на горизонте одного лишь обычного с виду парня, который так и не повстречался мне за это время ни разу. Хотя, надо сказать, я ждала этого и то и дело выбегала на улицу или смотрела во двор из своего окна в надежде, что он мог что-то забыть здесь и вернуться на некоторое время в мой двор.

Но Рома не был забывчивым парнем. И вообще судьба решила изменить ход нашей истории и играла с нами в игру наоборот. Разводила по разным углам и смотрела за тем, как я схожу с ума, ища в толпе того, кого там на самом деле нет.

Мне не нравилось это ощущение. Но я решила больше не подавлять его в себе. Любая эмоция теперь стала для меня особенной, и я хотела, чтобы она продолжала жить во мне, постепенно угасая или же наоборот расцветая новыми красками. В эмоциях кроется жизнь. А жить мне очень хотелось.


Первый день осени подкрался незаметно. Это был тот самый день, что называют аномально теплыми. Солнце, вроде еще вчера решившее принять возвращение в город заморозков, сегодня светило по-летнему ярко и тепло. Все люди вокруг меня радовались этому и не спешили скрываться за дверями университета, в котором придется провести ещё девять месяцев, испытывая на прочность свои нервные клетки. Благо, что этот учебный год был у меня последним. И пусть я не собиралась становиться в будущем настоящим социологом, идти и продолжать свое обучение по другой специальности я точно не была намерена в отличие от своих подруг-одногруппниц, которые стояли по обе стороны от меня и мило беседовали о том, кто и сколько эмоций успел получить за время каникул.

Я слышала, как они говорят о своих поездках заграницу, делятся впечатлениями от занятий спортом и прохождения практики. Пыталась вникать в их проблемы, но то и дело понимала, что далека от них, а потому лишь стояла, задрав голову кверху и смотрела на проплывающие мимо облака, так же, как и на море еще пару недель назад. Они умиротворяли меня, хотя порой и выстраивались в такие фигуры, что задевали мое больное сердце. Возможно, это я сама видела в них то, что хотела видеть. К примеру, автомобиль, стоящий возле линии старта или человеческую фигуру, принявшую какую-нибудь замысловатую позу. И насколько же было легко представить, что вместо перистых облаков я могу увидеть что-то более реальное. То, что не давало мне спать уже полтора месяца.

Я думала, что смогу сбежать. От себя. От него. От родителей. Не смогла. Зато получилось принять и убедиться, что не жалею ни об одном проведенном вместе дне. Ни об одной ссоре и ни об одной улыбке. Только сил расплести самостоятельно этот клубок у меня совсем не осталось.

Кто-то из девчонок помахал перед моим носом, привлекая к себе внимание. Оказалось, что Дашка Алферьева, которая в этом году работала в каком-то крутом детском лагере и теперь делилась впечатлениями, в ответ на которые все должны были вздыхать и восхищаться, и лишь одна я из присутствующих этого не делала.

Мне пришлось кивнуть в ответ на какой-то ее вопрос и тогда собравшиеся махнули на меня рукой, решив, что говорить со мной сегодня бесполезно. Я снова пребывала в своем личном мире, о котором к счастью теперь знала намного больше.

Наверно, я окончательно сошла с ума, думая о человеке из своих снов, ведь стоило мне перевести взгляд с лиц одногруппниц немного в сторону, как увидела его – брюнета с обжигающим солнцем в глазах, которое, скорее всего, уже давно потухло для меня.


Он стоял в такой же толпе незнакомых мне взрослых парней и смотрел на меня. Мое сердце в ответ на этот взгляд пропустило удар, а затем помчалось так, что черному Мустангу Аморского точно было его не догнать. Внутри разлилась знакомая уже магма, заставляя душу плавиться от нахлынувшего горячего чувства. Кажется, я даже забыла вдохнуть, в то время как он, сложив одну руку на другую возле груди, затянулся порцией горького сигаретного дыма.

Он нервничал. Это было мне известно. Хотя, возможно, за то время, что мы не виделись, он просто стал курить чаще.

Всего один месяц нашего с ним общения перемолол мою душу в труху и собрал заново. Уже другую. Не ту, взрывающуюся на поворотах из-за копящегося внутри огня. Не ту, желающую угодить всем и выглядеть самой лучшей дочерью в глазах слишком амбициозной матери. Другую. Просто другую. Мою душу. По-настоящему мою. Правильно неправильную, не устраивающую кого-то, а возможно и в будущем любимую кем-то.

Брюнет казался спокойным, в упор глядя на меня. Хотя я никогда не могла сказать наверняка, что он чувствует на самом деле.

Расстояние между нами превратилось в натянутую струну, из которой я не могла бы извлечь ни звука. Мне хотелось ослабить натяжение. Хотелось вопреки всему быть ближе. Хотелось услышать, что он говорит тому, кто стоит рядом с ним. Узнать, что он мог бы сказать мне.

Думал ли? Желал ли все обсудить? Хотел ли все вернуть?

Но ни я, ни он не сделали ни единого шага навстречу. Мы оставались стоять возле величественного здания нашего университета в компании неинтересных нам людей и смотреть друг другу в глаза.

Первым прервал наш немой разговор именно он. Отведя взгляд, он затушил свою сигарету о стоящую рядом урну, сказал что-то своим знакомым и, больше не поднимая глаз на меня, направился ко входу в здание. Казалось, что уверенности в его шаге стало только больше за этот месяц. Спина его была ровной, плечи расправленными. И только сжатая в кулак левая ладонь выдавала в нем то, что встреча со мной что-то вызвала и в нем тоже. И возможно, это было совсем не то светлое и горячее чувство, что посетило меня. Возможно, его солнце и вправду могло растерять свой свет.