На деле же Аморский, уже довольно пьяный, выглядел совсем иначе. Он имел вид утонченного эстета, который пришел оценить не столько тела полуголых девиц, обслуживающих столики и выступающих перед ними на сцене, сколько манеру их танцевального исполнения.

В этот день парень впервые за долгое время проигрался на своей ставке, вложив почти все, что имел в того, кто этого не заслужил. И он считал, что в таком случае вполне может позволить себе расслабиться с помощью алкоголя, к которому у него всегда было много претензий, и друзей, которые всегда были готовы составить ему компанию. И теперь даже тот факт, что он проиграл еще и спор на этот самый коктейль, не печалил его. Даже как-то наоборот.

- Ребята-а-а, - нетрезво кричал Толя, поднимая свою очередную кружку темного пива кверху. – Давайте выпьем за Романыча. Сегодня он – гвоздь нашей программы! Никогда раньше не думал, что он может быть таким неудачником.

Компания парней взревела, тоже возводя кверху свои кружки и бокалы.

- Вот вы знаете, за что я люблю своего брательника? – продолжал Толя, стоя во главе стола и слегка покачиваясь. – Если ему хреново, он идет веселиться и зовет меня с собой. Он не похож, к примеру, вон на то, - парень указал на незнакомца с соседнего столика, - унылое дерьмо, которое заливает свою печаль дорогим элем.

Темноволосый парень, которого только что выставили не в лучшем свете, повернул голову и взглянул на Ишутина. Взгляд его был не самым доброжелательным и веселым. Шуточек в свою сторону он терпеть не мог.

Рома громко рассмеялся, отставляя свой бокал на небольшую тумбочку, стоящую рядом с креслом.

- Да, мне до него далеко. Видать, столько бабок по карманам распихано, что они его уже не успокаивают, - произнес он, тоже с неким вызовом разглядывая паренька в дорогих шмотках. Тот хотел уже что-то ответить, но ему не дал это сделать ведущий, объявляющий следующий номер программы.

Все парни разом забыли о том, что только что произошло, и уставились на небольшую сцену, куда пленительной поступью выходила девушка с блестящими темными волосами. Один только обозленный парень продолжал смотреть на Рому в упор. Этот высокомерный тип с женским пойлом в тонких пальцах взбесил его куда больше пьяного блондина Толи.

В свою очередь темноволосая танцовщица, которую ведущий представил, как Елену, что, конечно же, не являлось ее настоящим именем, тоже с первых секунд отметила для себя парня, сидящего отдельно ото всех в мягком кресле, закинув ногу на ногу. Рядом с ним стоял совсем не свойственный парням коктейль из заведения, находящегося этажом ниже. Она сама любила порой баловаться подобными и никогда не видела, чтобы кто-то из парней брал их на пробу. Ведь даже само название «Поцелуй ангела» не должно было прельщать мужчин. Но именно этого брюнета напиток почему-то не портил, а наоборот выделял из всей этой золотой компании с набитыми кошельками и поведением, как у обычных алкашей с ее района. Этот молодой человек выглядел более взрослым и возможно даже более сознательным, несмотря на свое явное опьянение. Он не смотрел на нее как на кусок мяса. И это льстило девушке до умопомрачения.


Она стала танцевать, глядя только на него и даже не слышала всего, что, как обычно, кричали ей остальные парни. Их вообще, будто не существовало для нее в эту ночь. И девушке нравилась такая тактика. Ей было намного проще танцевать для одного, чтобы не чувствовать себя так паршиво, как она частенько чувствовала себя, раскрываясь под музыку перед незнакомцами. Никому, даже ее коллеге Арине, с которой они успели подружиться, не удавалось истребить в ней такое двоякое отношение к собственной деятельности. Она сомневалась, но выходила на работу день за днем, чтобы получить возможность жить так, как она сама хочет.

Протянутые к ней и в этот раз руки девушка игнорировала и все ждала, когда же незнакомец встанет и подойдет к ней ближе. Однако время шло, а он все не вставал. Просто смотрел на нее, изредка отпивая свой оставшийся коктейль с двумя небольшими вишенками, катающимися по дну бокала.

Тогда девушка, пользуясь своим положением, решила сойти со сцены и убедить незнакомца в своей привлекательности. Она грациозно спустилась по ступеням, соблазнительно покачивая бедрами и направилась в его сторону. Парень замер на пару секунд, затем нахмурился и убрал в сторону свой бокал. Танцовщице казалось, что это почти победа и их общение продолжится позже, когда она окончательно сведет его с ума, ведь он ее точно уже свел.

Брюнетка продолжала свой приватный танец, кружа вокруг кресла загадочного парня, но не прикасаясь к нему. Ей хотелось поиграть с ним и увидеть в его глазах то, что она видела во многих других. Заинтересованность. Ей почти физически было необходимо заполучить и его тоже. Единственного, казалось бы, человека, который смотрит на нее как на человека, а не куклу, с которой можно развлечься и заставить делать то, что хочешь. Она никогда не доводила свою работу до постели. Это оставалось неким табу с ее стороны, спрятанным за определенной гранью, которую многие в этом заведении все же предпочитали переступать, желая заработать больше, чем имели возможность. Но к этому незнакомцу девушку и саму тянуло с невероятной силой. Это было сродни наваждению, которое позже она скинет на небольшую дозу алкоголя, принятого перед выходом на сцену для храбрости.

- Неужели я не нравлюсь тебе? – спросила она через какое-то время, наклонившись к уху парня.

Рома, всегда скептично относящийся к подобным особям прекрасного пола, покосился на танцовщицу.

- А с какой стати ты должна мне нравиться?

Девушка от неожиданно холодных слов остановилась, почувствовав, будто ей только что отвесили хорошую пощечину.

- Ты продаешь свое тело, - продолжал парень, заколачивая в ее душу один за одним маленькие холодные гвоздики, - тебя лапает толпа мужчин. Ты одета как… - он пальцем коснулся своего виска, задумавшись, - да ты вообще не одета, крошка.

Парни, присутствовавшие при этом разговоре, недовольно заулюлюкали, крича в унисон то, чтобы девчонка не слушала их ненормального друга и подошла ближе к ним.

- Ты что, гей? – в танцовщице понемногу перерождались ее чувства оскорблённости и смущения в чувства настороженности и неприязни к посетителю бара.

Рома пьяно улыбнулся.

- Нет, детка, я не гей. Просто не люблю марать руки о таких девочек, как ты. Выбери себе цель посговорчивее и уноси от злого дяди ноги, пока он не сказал тебе еще чего-нибудь обидного.

Рома опрокинул в себя две мелькающие на дне вишенки и с довольным видом стал их разжевывать, облизываясь, словно довольный кот.

Мимолетно возникнувшее чувство симпатии к этому парню у танцовщицы так же резко трансформировалось в чувство жгучей неприязни к нему, так что она поспешила отойти от него подальше и продолжить свою работу в другом конце бара. Там, где сидел другой брюнет, тоже недовольно поглядывающий на этого грубияна в позе эстета. Несмотря ни на что свои чаевые девушка упускать не собиралась.

Рома видел все это, но не знал того, что в тот самый вечер танцовщица ушла домой не одна, а с парнем, который, так же как и она в один миг воспылал к нему антипатией, однажды переросшей в не заглушаемую ничем ненависть и желание доказать собственное над ним превосходство.

Глава 39.

Я лежала на своей постели лицом к потолку и каждые несколько секунд подбрасывала свою любимую желтую подушку вверх. Я не знала, чего пыталась добиться этим занятием, но продолжала это делать, бесстрастно глядя перед собой и почти наяву слыша навязчивую музыку, которую разучила на днях для одного из следующих выступлений. Думаю, если бы я закрыла глаза и перестала совершать свои хаотичные движения, стремящиеся попасть в нужный ритм, то могла бы уснуть и увидеть довольно интересные сны, потому как мелодия была с небольшой ноткой наркомании и сумасшествия, как и все происходящее в последнее время в моей жизни.

Полуденное солнце светило своими яркими лучиками в мое окно, заставляя все же думать только лишь о хорошем. Отбрасывать в сторону, к примеру, то, что с Виленой я так и не поговорила, а с родителями контакта все еще не наладила. Скорее даже наоборот. Отношения между нами перешли в крайнюю степень конфронтации – игнорирование. Не помню, чтобы подобное происходило раньше. На меня кричали – это да. Мне кидали в спину упреки – конечно. Меня ругали за малейшую оплошность – и такое тоже было. Но чтобы вот так махнуть на меня рукой и решить, что я все же пропащая и совершенно неблагодарная… такого точно никогда не случалось. Разве что может быть очень давно в детстве, о котором я уже даже стала забывать.

Папа, правда, пытался сглаживать углы, и я видела, как он смотрит на меня временами. Я всегда знала, что в глубине души он никогда не хотел держать меня в такой строгости. Он не тот человек, хоть и работает в органах правопорядка и должен быть жестким. В нашем доме мама строила всех. И даже отца – офицера, с довольно высоким званием и стажем службы.

Один только Артур, продолжающий отлеживать бока в больнице с какой-то обостренной формой язвы желудка, как и всегда, оставался для мамочки идеальным ребенком. По нему я, кстати говоря, даже успела соскучиться и думала насчет того, чтобы заглянуть на досуге в больницу, на которую он жаловался при каждом звонке.

С нашего с Аморским сумасшедшего заезда прошло уже три дня, на протяжении двух из которых он написывал мне практически целый день, то спрашивая, что ему изобразить на следующей картине, то интересуясь, что ему сварить на ужин, ведь я девушка и обязательно должна об этом знать. По его мнению, меня так сконструировала природа, хотя я и шла против нее, утверждая, что ужасно не люблю готовить.

И хотя меня порой несколько раздражало то, о чем он меня спрашивал и что говорил, я не хотела, чтобы это прекращалось. Так что я все время смотрела на свой мобильник в ожидании нового глупого текста, в котором Рома вновь заставит меня захотеть больно ткнуть его под ребра. К тому же радостно было осознавать, что больше я могла не скрывать своих коварных желаний, и парень теперь знал, что в любой момент ему может от меня достаться.