Еще в этот момент мне очень хотелось залезть в его голову и узнать, о чем Рома думал во все те разы, когда изучал эту композицию и повторял ее снова и снова. Какие чувства вкладывал в нее и почему вообще взялся играть. Ведь в какой-то момент он все же решил сделать это, и мне хотелось бы думать, что причиной тому стала я и что мысли во все те разы, как бы то ни было эгоистично, были заняты именно мной и никем другим.

Я слушала то, как Рома играет, и думала, что в этот момент, когда он все же решил показать мне то, на что способен, мы вновь разрушали все предписанные романтичные каноны. Нам приходилось сидеть не в красивом саду с витыми лавками под светом одинокой луны, а практически на голом полу, в то время как вокруг нас тут и там стояли коробки с неразобранными вещами, а шкафы все еще были упакованы в целлофан и выглядели совсем непрезентабельно. Однако и в этом всем была та самая пресловутая романтика. В приглушенном свете, доносящемся только из коридора и попадающем в комнату мягким рассеянным лучом. В проникновенном голосе Ромы, который стал напевать какую-то нежную, незнакомую мне композицию. И в той атмосфере, что смогла создаться в одночасье вокруг нас двоих.

Так было и с моей жизнью, которая, несомненно, была похожа на полнейший хаос, сотканный из тысячи неразборчивых мыслей, но имела свой неповторимый шарм, который я ни за что не изменила бы, даже будь у меня для этого машина времени.

Когда прозвучал последний аккорд и Рома поднял глаза на меня, я улыбнулась и произнесла:

- Ты чудесно играешь.

И тогда он тоже мне улыбнулся.

- Жаль, что я все равно не смогу подарить тебе такую же прекрасную картину, - добавила я, переводя взгляд в сторону и вглядываясь в один из рисунков, стоящих возле окна на полу. Я заметила его, как только вошла, но пока не могла подойти ближе и лучше его рассмотреть.

На нем была изображена девушка, стоящая спиной к зрителю. Она слегка повернула голову влево и смотрела куда-то вверх – туда, где сияло яркое солнце, легко сумевшее бы ослепить, и туда, где проплывало единственное на картине белоснежное облако причудливой формы. Девушка выглядела задумчивой и даже несколько печальной, но все же прекрасной. И ее платье заставляло продолжать рассматривать ее еще дольше. Оно имело такие яркие и интересно выстроенные переливы от желтого к красному, что казалось, будто платье горит, а незнакомке на это плевать.

- Помнишь день, когда я просил тебя не заходить в мою комнату? – негромко спросил Рома.

Я кивнула.

- Мне не хотелось, чтобы ты видела ее раньше времени, - добавил он. – Еще там, конечно, был полный беспорядок из-за того, что я попытался подготовиться к переезду, но это сейчас не особенно важно.

Мне захотелось подойти и все-таки рассмотреть картину поближе, поэтому я осторожно встала и подошла к ней, подняв и поставив ее на пустой подоконник. Мне не хотелось, чтобы она продолжала стоять на грязном полу.

Да, в музыке Рома не был гением. Он играл хорошо, завораживающе, но пока еще не виртуозно. Зато к живописи имел определенный талант, и в его руках все, что ней связано, воспринималось несколько иначе.

- Об этом говорила твоя мама? – задала я вопрос еле слышно, проводя пальцами по тонкой раме.

- Да, - ответил парень так же тихо и тоже поднялся со своего места, отложив в сторону гитару. – Она считает, что ты вдохновляешь меня на подобное. И мне кажется, что она права.

Мне было приятно слышать это. А еще приятнее было то, что Рома подошел ближе ко мне и встал за моей спиной, заставляя несколько теплых иголочек пробежаться по моим нервам. И, скорее всего, с ним самим произошло то же самое, потому как в следующее мгновение он тяжело выдохнул, заставляя мои тонкие волоски щекотать шею и щеки.

Напряжение между нами росло в геометрической прогрессии и никак не хотело останавливаться. И я тоже не хотела этого. Мне хотелось большего. Намного большего. Наверно по этой причине я шумно сглотнула и отклонила голову вправо, заставляя несколько прядей упасть в сторону и приоткрыть шею.

Рома долго не думая, поднял руку и, слегка касаясь чувствительной кожи, помог им переместиться на другое плечо.

Где-то в нижней части живота сжался тугой комок.

«Господи, он ведь даже ничего не делает, просто стоит рядом, а меня уже начинает выворачивать наизнанку. Что со мной, в самом деле?»

Рука Аморского продолжила свой путь и мягко прочертила линию от моего плеча до кисти, а затем, чуть задержавшись на ней, обвилась вокруг запястья и потянула на себя, заставляя меня развернуться и посмотреть парню в глаза. Я не могла воспротивиться этому, а потому впилась в его лицо горящим взглядом и поняла, что теперь уже точно не смогу никуда деться из этого плена. И его золотисто-карие глаза говорили мне о том же самом. На этот раз ни ему, ни мне не хотелось останавливаться.

- Ты такая красивая, - прошептал Рома, продолжая сводить меня с ума прикосновениями. Теперь его пальцы скользнули вверх и прошлись вдоль моей скулы к подбородку, а затем легко коснулись нижней губы, заставляя их раскрыться.

Мое сердце тут же отреагировало гулким толчком о ребра и понеслось с удвоенной скоростью.

- Ром, - одними губами произнесла я.

Он мягко улыбнулся, глядя на них.

- Мне нравится, как ты произносишь мое имя, - шепнул он в ответ, склоняясь ближе и прислоняясь носом к моей щеке, еле заметно втягивая в себя воздух. – Делай это чаще.

Моя рука опустилась на шею парня, притягивая его ближе. Мне казалось, что он все еще слишком далеко от меня. И его ладонь, лежащая на моей талии, в свою очередь сделала то же самое – крепче прижалась ней и притянула к себе, заставляя наши бедра соприкоснуться. Я думала, что если сейчас не получу как минимум поцелуя, то разорвусь на части из-за обжигающего мою грудь и живот горячего чувства, продолжающего лишь все больше расцветать с каждой секундой.


Я прекрасно видела, что Рома нарочно растягивает момент, возможно зная наперед, что если сейчас сделает это – поцелует меня, то уже точно не сможет найти причины, чтобы остановиться. Возможно, таким образом, он давал нам обоим право выбора, продолжая сомневаться в чем-то. И это пугало больше всего.

- Прекрати думать, - прошептал вдруг он мне прямо в ухо, слегка касаясь его. А затем, все же повернувшись, нашел мои полураскрытые губы и приник к ним своими. Сначала все так же аккуратно и нежно, следуя всем правилам игры, которые он сегодня обозначил для нас двоих. Но затем, когда его язык проник в мой рот, жаркий импульс пронзил мое тело насквозь, распаляя в нем каждую клеточку. И тогда я сама не смогла больше терпеть и, чуть сильнее зажав в кулаке волосы парня на затылке, углубила поцелуй, заставляя прочувствовать мое истинное желание быть с ним в этот самый момент. И чтобы на этот раз нам не смог помешать ни один телефон мира, чтобы я в этот раз уже точно была самой собой, а он бы в этом ни за что не усомнился.

Взрыв не заставил себя долго ждать.

Вскоре я уже сидела на подоконнике рядом с той самой картиной, что рассматривала не так давно, а наша одежда слой за слоем летела на пол. Мы оба знали, что сейчас она здесь определенно лишняя и без нее будет намного лучше и куда приятнее.

Так оно и было.

Прикосновения стали откровеннее, движения резче, голоса надрывнее. Все вокруг нас перестало волновать, кроме этого.

Я ощущала под своими пальцами твердые кубики пресса желанного мною мужчины и каждым своим прикосновением заставляла их напрягаться еще больше, а по его телу пробегать мелкую, едва заметную дрожь. Это поистине сводило меня с ума – то, как я воздействовала на него. Его крепкие руки в свою очередь легко удерживали меня на весу и прижимали к себе, а чувственные губы заставляли желать и получать еще больше. Все это слилось воедино, превращая эту ночь в тот самый фейерверк эмоций, о котором я думала и мечтала раньше.

Не знаю, сколько времени мы провели в этой обоюдной агонии, то нежно исследуя тела друг друга, то срывая с губ громкие стоны. Однако когда, все же утомившись и выбившись из сил, мы закрыли глаза, продолжая контактировать практически всем телом, на горизонте уже начинал заниматься рассвет. Самый прекрасный из всех, что мне когда-либо доводилось встречать.

Глава 60.

Наутро я открыла глаза совершенно умиротворенной. Отчего-то казалось, что и солнце светит ярче, и птицы поют громче. Все вокруг стало иным, не таким, каким представлялось мне еще вчера. Более красочным, что ли. И нет, я не была под воздействием наркотиков. Хотя наверно можно сказать и так. Подобные чувства и есть наркотик. Уверена, что если через секунду поняла бы, что все это было лишь красивым сном, почувствовала бы самую настоящую ломку. По рукам, по прикосновениям, по жару, растекающемуся внутри меня и застывающему там уже навсегда.

Я повернулась на правый бок и посмотрела на того, кто смог заставить плавиться мою подернувшуюся льдом душу. Он лежал на спине, повернув голову в мою сторону. Его волосы мирно лежали на подушке, чуть растрепавшись во сне, оттого делая его еще более милым.

Хотя он всегда милый, когда спит. Это мне уже давно известно.

Белоснежное одеяло с каким-то витиеватым графичным рисунком сползло у него в район пояса, так что мне также открывалась прекрасная картина подтянутого мужского торса, который еще вчера я имела честь ощущать под своими руками и даже касаться губами.

От воспоминаний мои щеки заметно вспыхнули. Наверно, если бы он сейчас проснулся, то сказал бы, что я похожа на спелую помидорку. А я бы ткнула его за это в бок, а потом мы оба бы рассмеялись и начали целоваться. Я уверена, что это занятие по вкусу нам обоим.

Сразу захотелось привести свой план в действие и разбудить этого прекрасного принца, однако сделать этого не получилось, так как он хриплым со сна голосом произнес: