— Я не думаю, что мистер Торп сможет выразиться с большей ясностью, мистер Уэй, — сказала она холодно, отводя свой взгляд от Корда.

Его глаза были так похожи на глаза Дэйзи и по цвету, и по форме, что ей было физически больно смотреть в них, смотреть на него.

— Очень хорошо, мисс Монро. — Он с издевкой подражал ее официальному тону. — Я покидаю офис и позвоню завтра, чтобы узнать, когда я смогу получить аудиенцию у мистера Торпа.

Он относился к сегодняшнему невниманию Торпа как к намеренному оскорблению и как никогда был полон решимости встретиться с человеком, бросившим вызов Уэям. Корд оторвал взгляд от суровых лиц Эшлин и Дэйзи и направился к двери.

— До свидания, мистер! — пропела Макси, не поднимаясь с пола.

Она помахала ему рукой.

Корд не смог удержаться, чтобы не помахать ей в ответ и не улыбнуться. Маленькая Макси была очаровательна. И его поражало ее существенное сходство с Рейлин. Он раздумывал, приятно или больно близким узнавать в лице ребенка черты умершей родственницы. Если знать о том, какую жизнь вела Рейлин и каков был ее конец, миловидность жизнерадостной блондинки Макси была возможным источником беспокойства для ее чопорной, холодной, словно лед, матери.

Макси Кей Монро и Дэйзи Мери Монро. Совершенно непроизвольно имена детей всплыли в его памяти, когда он шел через городскую площадь к своей машине, взятой напрокат на время пребывания в Уэйзборо. Дети носили девичью фамилию своей матери, а не ее мужа. Конечно же, Эшлин не была замужем ни сейчас, ни тогда, когда она рожала этих двух девочек.

Ну что же, он не ханжа, и дни, когда на плече незамужних матерей выжигали позорное клеймо, давно прошли. В некоторых кругах среди знаменитостей стало просто модным рожать и воспитывать детей в одиночку, не рассчитывая на благодеяния замужества.

Корд нетерпеливо встряхнул головой, словно пытаясь изменить течение своих мыслей. Ему безразлично, у кого появились дети в замужестве или вне его, будь это в Голливуде, в Уэйзборо или в Мэриленде. Никто из них не имел к нему отношения.

Но на память пришел разговор с Эшлин — на автомобильной стоянке рядом с ночным магазинчиком, когда он ожидал, пока Рейлин выйдет к нему.

«Я получаю немного денег, работая в отеле „Уэйзборо“, но я не перейду оттуда в бар „Прибрежный“, что бы мне ни говорили о чаевых, которые я смогу получать там, — сказала Эшлин. Корд смотрел на нее, когда она говорила это, и видел, что ее большие голубые глаза светились искренностью. И тревогой. — Я хотела бы, чтобы Рейлин оставила это место. Я беспокоюсь за нее, Корд». «Послушай, Рейлин получает кучу удовольствия, — ответил он беспечно. — Она всем нравится». «Рейлин всегда была, как бы это сказать, популярна», — прошептала Эшлин. Корд помнил и свой ответ ей. «Ну что ж, ты тоже будешь популярна, если немножко расслабишься». Они оба точно знали, что он имел в виду.

Он испытал отвращение к себе, вспомнив об этом. Эшлин беспокоилась о сестре, а он отшил ее, предложив самой принять стиль жизни, лозунг которого был «Живи и люби, пока можешь!» Он помнил, как Эшлин отвернулась от него с усталым смирением, соглашаясь: «Это правда. Никто не любит девушку Монро, которая… не участвует в вечеринках».

Еще один посыпанный сахарной пудрой эвфемизм, такой же, как его собственный совет «расслабиться».

Корд нахмурился. Он тогда не выразил ни капли сочувствия по поводу озабоченности Эшлин судьбой Рейлин. А беспокойство было серьезным, если учитывать тот конец, к которому пришла Рейлин. Можно ли винить Эшлин за то, что она не рассматривает их прежнюю «дружбу» с Кордом в розовом свете? Однако существование Макси и Дэйзи в любом случае доказывало, что Эшлин Монро сама прилично «поучаствовала в вечеринках».

Ну что ж, это не его дело. Он вернулся в город для того, чтобы помочь брату в предвыборной кампании, и уже провел достаточно времени, думая об Эшлин Монро, которая была всего лишь второстепенной фигурой в его жизни в период прискорбный, легко забываемый.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Так как кафе Летти находилось поблизости от штаб-квартиры кандидата в Конгресс Уатта Тиндала Уэя, оно притягивало проголодавшихся и желавших выпить кофе сотрудников офиса с самого открытия в девять утра до закрытия в шесть вечера. Довольная наплывом посетителей, Летти распорядилась подавать им не только кофе, но и легкие закуски, которых раньше не было в ассортименте. Она проинструктировала своих служащих дополнить сервировку соломинками для легких алкогольных напитков, не дожидаясь просьб клиентов, и подкладывала дополнительные салфетки к бутербродам с сочащимися от жира жареными на вертеле ломтиками мяса.

Летти также по своей инициативе решила посылать ежедневно свежий кофе в штаб-квартиру в четыре часа дня. Кофе, разумеется, был не бесплатным. Летти не была сторонницей благотворительности, но она не брала денег за Доставку. С понедельника по пятницу кофе доставляла Кендра Монро, работавшая в кафе весь день в субботу и понемногу ежедневно после занятий в школе.

Кендре нравились помощники Уэя, они были дружелюбными и всегда давали ей на чай, не забывая скрупулезно записывать расходы на счет компании Уэев.

В четверг днем, когда все пили кофе, в офис прибыл сам кандидат Уатт Тиндал Уэй. Его встретили с воодушевлением и всячески подчеркивали свое уважение, что Кендре показалось забавным. Она никогда в жизни не видела такого подхалимажа. Даже когда в старших классах школы Уэйзборо руководитель хора объявил о том, что требуется исполнительница главной роли в весеннем мюзикле, и все будущие звезды принялись воздействовать на членов отборочной комиссии, чтобы получить эту роль.

Такова была политика. Кендра стояла в стороне от изливающих свои чувства сотрудников и наблюдала. Она могла понять тех, кому платили, они, по крайней мере, зарабатывали деньги, проводя время здесь. Добровольные же помощники делали все бесплатно, выполняя скучные задания, благодаря чему, как предполагалось, их кандидат мог попасть в Конгресс.

Ну и что? Кендра не могла уяснить, что получали преданные сотрудники от этого. Цели и увлекательность политики ускользали от нее.

Взгляд Кендры оценивающе скользнул по Уатту Уэю. Он не представлял из себя «лакомый кусочек». У него была не та внешность, чтобы из-за него можно было бы умереть. Если бы это было иначе, она бы поняла, почему женщины в офисе так липли к нему. Но в нем не было ничего особенного.

Он не был очень высок, ему не хватало нескольких дюймов до шести футов, а его волосы, консервативно подстриженные, имели едва уловимый оттенок рыжеватости. У него была действительно приятная улыбка, широкая, показывающая поразительно белые зубы — необходимую принадлежность политика и Уэя. Кто в последний раз видел Уэя с плохими зубами? И если уж на то пошло, кто в первый? Кендра улыбнулась про себя, представив Уэя — любого Уэя, — в ухмылке показывающего сломанные и гнилые зубы. Это будет явное предзнаменование конца света, более дурное, чем четыре рыцаря, о которых она слышала в церкви.

Кендра продолжала рассматривать Уэя-кандидата. Его серый костюм (она знала, что он должен быть дорогим) облегал довольно обычную фигуру. Уэй выглядел порядочным, вежливым и полным чувства собственного достоинства. Вместо него можно было представить себе любого другого скучного политика из тех, которых Кендра видела по телевизору.

Она сдержала зевок. Кендра надеялась, что Барри даст ей сегодня чаевые. Он всегда давал ей больше других.

И тут ее глаза встретились с глазами Уатта Уэя.

У молодого человека перехватило дыхание. Казалось, в его легких не осталось воздуха. Это было самое странное, лишающее его самообладания ощущение, которое он когда-либо испытывал. В следующий момент его втолкнули в офис и окружили источающие улыбки сотрудники, говорящие одновременно, протягивающие ему руки для пожатия, кричащие ему в ухо в стремлении быть услышанными. Затем вдруг снова — совершенно неожиданно — он заглянул в темно-голубые глаза самой красивой молодой женщины, которую он когда-либо видел.

Не женщины, девушки, поправился мысленно Уатт. Она была девочка-подросток, одетая в молодежную униформу — джинсы и футболку, которые позволяли ей выглядеть лучше, чем большинство. Под хлопчатобумажной кофточкой были небольшие, но полные и мягко-округлые груди; джинсы подчеркивали тоненькую талию и совершенной длины ноги.

Уатт жадно глотнул воздух. Нет, она не выглядела, как обычная средняя старшеклассница. В этой девушке не было ничего среднего. Цвет ее кожи поражал, она была гладкая, изысканного оттенка слоновой кости, и было видно, что это не цвет загара. У нее была впечатляющая копна длинных, густых, черных как смоль волос и темные-темные брови, создававшие эффектный контраст с цветом лица. Черты лица были, без преувеличения, утонченными: высокие скулы, большие, широко посаженные темно-голубые глаза, маленький и прямой нос, ярко-красный, чувственный рот.

Их переглядывание продолжалось еще мгновение, но Уатт с трудом смог оторвать свой взгляд от нее. На нее было так приятно смотреть, как на изящную фарфоровую статуэтку. Ожившее произведение искусства. Девушка медленно улыбнулась, и он понял, что она ощущала его испытующий взгляд. Он быстро отвел глаза, роясь в кармане в поисках носового платка. Было так жарко, что он начал потеть. Вытерев лоб, он украдкой, виновато оглянулся на девушку, тихо стоящую у стены.

Она все еще наблюдала за ним и снова поймала его взгляд. Ее улыбка стала шире, показались маленькие ровные белые зубы. Уатт почувствовал себя так, словно ему наподдали и он пролетел через всю комнату. Дурманящий жар окатил все его тело, заставив широко открытым ртом сделать глубокий вдох. Он, конечно, слышал, как женщин называли «красотками», и даже сам употреблял это словечко по случаю, но впервые увидел такой феномен воочию. Ее улыбка словно оглушила его.

Кендра была довольна собой, ее голова слегка склонялась, когда она улыбалась своей особой, неповторимой улыбкой — ее секретным оружием, глаза блестели и были прищурены. Она знала, что это было сильным средством возбуждения, действовавшим на каждого, к кому она его применяла. Уатт доказал, что он не исключение. Она наблюдала, как он стоял, неподвижный и раскрасневшийся, рот приоткрыт, глаза остекленели. Кендра почувствовала преимущества власти. Один из прославленных Уэев увидел ее и не смог оторвать от нее взгляд.