– А что Бобби? – спросил Андре.

– Уехал от нее час назад. Сказал, что тогда все было в порядке.

– Может, и сейчас все так же. Вряд ли Рубинштейн узнал, что Харт у нас. А если и узнал, маловероятно, что станет искать Челси или найдет ее.

– Он нашел Данверса и Коннорса.

– У него алиби на тот день, когда Коннорс выследил Челси.

– Правильно. Значит, Данверса, возможно, выслеживал Харт, докладывая все Рубинштейну.

– Если Рубинштейн занимался Данверсом, он не мог следить за Челси.

Скотт понимал, что Андре успокаивает, но Челси больше не в безопасности. Коннорс нашел Эллу у нее дома, а уж Рубинштейн, с его-то опытом спецопераций, вполне мог отыскать Челси.

– Не надо было мне оставлять ее одну. Пусть бы Бобби посидел с ней.

Ему снова вспомнилась история Мэгги. Он не думал, что за сестрой кто-то наблюдает, а потом стало слишком поздно. И ощущение бессилия осталось с ним навсегда. Если Рубинштейн нашел Челси, мог ее и убить.

– У нас не было причин думать, будто Харту кто-то помогает. И совсем не обязательно было просить Бобби присмотреть за Челси. Кроме того, она вооружена.

– Рубинштейн служил во флотском спецназе.

Он мог проникнуть в дом и сломать человеку шею так, что даже агент ФБР не успеет отреагировать. Скотт хорошо это знал, однажды тренировался с этими ребятами.

Даже с его подготовкой, он не хотел встречаться с агрессивно настроенным бывшим спецназовцем. А Челси весь последний год снедали сомнения. Если придется стрелять в Рубинштейна, хватит ли у нее решимости без колебаний спустить курок?

– Скорее всего, его там нет. Мы напрасно волнуемся. Хотя, на всякий случай, лучше все проверить.

– Я пойду через гараж. – Скотт уже прикинул, как лучше действовать. – А ты через окно в цокольный этаж позади дома. Поднимешься по лестнице. Все двери не заперты.

– Ну и напугаем мы Челси, если у нее все в порядке.

– Лучше уж мы, чем кто-то причинит ей вред, – буркнул Скотт. Сердце бешено колотилось, никакие снайперские уловки и самовнушение не помогали ему успокоиться.

Челси в беде, он это чувствовал. В нужный момент его не оказалось рядом.


Челси готовилась умереть. Медленно пятилась, но отступать было некуда. Он спустил бы курок быстрее, чем она выбежала бы из кухни.

Рубинштейн молча наблюдал за ней, не испытывая ни малейшего беспокойства. При ней пистолет или нет, он все равно бы выстрелил первым. Пуля догнала бы ее при попытке убежать. Предупреждать ее незачем, и так все ясно.

Она продолжала пятиться, дюйм за дюймом, пока не уперлась в стену, на которой покачнулась фотография Скотта и его сестер. В горле застрял ком при мысли о возвращении Скотта. Он думает, дело закрыто, а найдет ее мертвой. И не важно, что его вины в этом нет. Как и в случае с Мэгги, он никогда не простит себе, что не вычислил преступника, не отвел беду. Челси шагнула вперед. Рубинштейн от удивления поднял брови.

– Выкинешь какой-нибудь фортель, пожалеешь.

– И не думала.

– Вот и хорошо. Будем откровенны друг с другом. Я собираюсь тебя убить.

Ее снова охватил страх, но она поборола желание закричать или убежать. Рубинштейн прислонился к столу и заговорил вкрадчиво:

– Сама понимаешь, тебе конец. Если поможешь мне, я все сделаю быстро. Только ответь на пару вопросов. Если не будешь вилять, для тебя все пройдет легко. Начнешь врать, – он плотно сжал губы, – узнаешь перед смертью, что такое настоящая боль.

– Ты знаешь, что Харта арестовали. – Челси удивилась своему спокойному и рассудительному голосу. Явно сказывались переговорные тренировки.

– Он ничего не скажет. Знает, чем это для него закончится.

– До сегодняшнего дня в убийстве Данверса и Коннорса подозревали только его. Если убьешь меня, когда он за решеткой, начнется серьезное расследование.

Рубинштейн пожал плечами:

– Будь, что будет. Против меня у них все равно ничего нет. Но кое-каких потерь и проблем мне не избежать. Каких? Поведай мне, и я все сделаю быстро. Ты даже ничего не почувствуешь.

Челси старалась унять нервную дрожь. Как бы ни пыжился Рубинштейн, поднять руку на агента ФБР непросто даже ему. Как убедить его оставить ее в живых? Придя сюда, он, по сути, признал свою вину и наверняка понимает, что пути назад нет. Значит, готов на все, если только она не убедит его, что он сделает себе только хуже. Если он и заплатил Харту за помощь в связи с проталкиванием закона, привлечь его к ответственности за побоище у общинного центра нельзя. А если Данверса и Коннорса застрелил Харт, Рубинштейну не грозит обвинение в убийстве. Разве этих аргументов недостаточно? Видимо, недостаточно, но она решила попытать счастья.

– Пока на твоих руках нет крови, Марк. И ты не можешь не понимать, что убийство агента ФБР и начало серьезнейшего расследования вряд ли пойдет тебе на пользу.

– А ты искренне веришь, что эта кровь на руках Лайэма Харта? Да, он мог это сделать. Именно ему пришла мысль использовать Данверса. Сначала он хотел убедить его стать нашим исполнителем, а когда начал обрабатывать, Данверс завел речь о Коннорсе. Дескать, после гибели товарищей он подсел на антидепрессанты и все дальше катится в пропасть. Бла-бла-бла. – Рубинштейн вошел в раж.

Челси с трудом скрывала отвращение.

– Я лично занялся Коннорсом. Пошел в одну из ветеранских организаций, послушал его и понял, он сгодится. Велел Харту через Данверса обработать Коннорса. Это тоже сработало, а мы остались в стороне. Данверс хотел лишь немного денег и работу в будущем. И все бы хорошо, но Коннорс сбежал из тюрьмы. – Он нахмурился. – А затем нашел тебя. Зачем?

Игнорируя его вопрос, Челси спросила:

– Ты убил Данверса и Коннорса? И подставил Харта?

– Угу. Харта подставил на всякий случай, конечно. Решил, что версия убийства и самоубийства сработает. Расспросил Данверса о тебе, но он не знал, что тебе рассказал Коннорс. А Коннорс? Я хотел выдать его убийство за самоубийство, все равно с ним разговаривать бесполезно. И он не Данверс, мог что угодно выкинуть. Зачем мне проблемы? Но из-за этого я и не смог узнать, что и кому он успел наболтать. Обо мне он не знал. Но Харта мог знать и сказать тебе о нем. А раз так, удобно представить все это делом рук Харта.

– Ну а зачем тебе я, если все так хорошо получилось?

– В то утро моя секретарша вспомнила, что мне кто-то звонил неделей раньше и не представился. Я смог лишь узнать, что звонили от вас. – Он направил пистолет ей в лицо. Для смертельного выстрела. – Это ты звонила, не так ли?

На самом деле звонил Скотт, но Челси кивнула, стараясь не скрыть страх.

– Но мы сняли с тебя подозрения. И арестовали Харта. Дело закрыто.

Она все прекрасно понимала. Убедить, что она будет держать язык за зубами, невозможно. Она агент ФБР! Так он ей и поверил! Она напрягла память. Что известно о Рубинштейне? Чутье подсказывало, что она для него пустое место. Это самовлюбленный эгоист или социопат. Как он отзывается о людях, которых использовал, а потом убил! Нет, такой выстрелит не задумываясь. Она постаралась сосредоточиться. Надо доказать, что ее убийство не в его интересах. Но как? Ее все сильнее охватывала паника.

Она готовилась умереть, прямо здесь, на кухне у Скотта. Как жаль, что она не боролась за работу, которую так любила. Не воспользовалась представившимся шансом сблизиться со Скоттом. Дело принимало серьезный оборот, провести переговоры должным образом не удавалось. Может быть, это судьба. Коннорс утер ей нос год назад, но это была лишь отсрочка окончательного вердикта. По крайней мере, на сей раз никто, кроме нее, не пострадает.

Размышляя так, она уловила какое-то движение за спиной Рубинштейна и вздрогнула. Стараясь, чтобы голос не дрожал, она предупредила:

– Сейчас тебе самое время уйти. Убив меня, ты подпишешь себе смертный приговор!

– Ну, я тебе слишком много рассказал. И теперь у меня нет выбора, сама понимаешь.

За ним в проеме гаражной двери стоял Скотт с пистолетом. Но она понимала, что позиция для стрельбы неудобная. Рубинштейн прислонился к кухонному столу, полка сверху закрывала его голову. Скотт мог выстрелить ему в живот. Но тогда Рубинштейн, падая, мог выстрелить ей в голову. Это был бы смертельный выстрел.

Переходить в комнату Скотту тоже опасно. Рубинштейн мог его увидеть и тоже выстрелить. Скотт отличный боец, но противник тоже хорошо подготовлен. Челси не знала, кто победит в поединке, да и не хотела знать. Если Скотт откроет дверь шире, Рубинштейн его увидит и нырнет под стол, если ударит Рубинштейна, наверняка получит удар в ответ. Ей не хотелось такого развития событий.

– Вот что мы сделаем, – продолжил Рубинштейн, – ты расскажешь, о чем вы говорили с Коннорсом, что вы еще накопали. А я тогда пойму, какие меня ждут неприятности.

Челси сжала кулаки. По взгляду Рубинштейна поняла, что тот следит, не потянется ли она к кобуре под одеждой. Он не знал, что она не вооружена. Это можно использовать в своих целях. «Надо его раскусить, – вспомнила она переговорные тренинги. – Понять, чего он хочет, и придумать способ ему помочь. И, таким образом, избежать кровопролития».

Скотт за спиной Рубинштейна начал медленно, очень медленно двигаться.

Челси едва не прикусила язык от страха, заговорив быстро и, по возможности, доверительно.

– У тебя только один способ избежать неприятностей. – Одновременно она качнула головой в надежде, что Скотт увидит и поймет, как ему действовать.

Он застыл позади Рубинштейна. Периферийным зрением она увидела, что его терпение вот-вот лопнет. Он жаждал действия, ворваться к ним и, если понадобится, погибнуть, но спасти ее.

– Я весь внимание, – с наигранной веселостью отозвался Рубинштейн.

За его сарказмом Челси уловила неподдельный интерес. Она сумела внушить ему доверие своим голосом. Нащупала слабое место. Она сделала это! «Доверяйся своему чутью», – призвала она себя.