Однако Чжао Гао продолжал уверять, будто дарит лошадь. Тогда позвали придворных, спросили их мнение. Кое-кто насмешливо признал оленя, другие отмолчались, третьи согласились, что видят лошадь.

Впоследствии узурпатор Гао расправился со всеми, кроме третьих.

— Вывод? — спрашивал Харитон Романович Бориса.

— Уничтожать противников?

— Тепло, близко, но не точно. Твое окружение, соратники, ну? Какими они должны быть?

— Какая разница?

— Большая, олух! — возмущался Харитон. — Отметем детали, оставим два главных признака: самостоятельно мыслящие и лично тебе преданные. Каким должно быть процентное соотношение? Без умных дело не сделается, без преданных самого схарчат, ну?

— Пятьдесят на пятьдесят? — предположил Боря.

— Дурья башка! — возмутился Харитон. — Давай спросим императора. — И что-то прочирикал.

Чжао Гао, который до этого настороженно смотрел на них сквозь прорези узких азиатских глаз, оживился, замяукал: кау-мау-ау-яу.

— Послушай умного человека, — удовлетворенно кивнул Харитон Романович, — обезьяна желтая, а котелок хорошо варит.

— Что он сказал?

— Он сказал, что на тысячу преданных должно быть два умных, но предварительно кастрированных. Не обязательно натурально, можно и фигурально. Забрать любимого ребенка или жену, посадить в тюрьму и шантажировать хорошим обращением в темнице и угрозой казни. Парализовать волю обещанием сказочного богатства или возможностью опубликовать труд всей жизни. Словом — короткий поводок. Лично преданные могут гулять на длинном, умные — только на коротком. Их должно быть очень мало! Ты понял? Статистически незаметно!

Китаец продолжал мяукать. Харитон прислушался, перевел:

— Древняя притча? Нет, это он сейчас придумал. Они-то в простоте слова не могут сказать, все через аналогии. Значит, так. Дрессированные тигры. При чем здесь тигры? Ага! Тигр поддается воле укротителя либо если он целиком внутренне раздавлен, в домашнюю кошку превращен, либо если после представления получит самку, или шмат мяса, или просто ведро чистой воды. Мудро! Согласись, мудро. Строптивый умный тигр нужен в труппе только в том случае, если его трюки значительно превосходят актерские данные кошек.

* * *

Они занимались человеческой психологией, но очень часто вспоминали о животных. Поведение диких зверей было лучшим объяснением мотивов человеческого поведения.

Борис, от природы, воспитания и прожитых лет жадный, не мог согласиться с абсолютной необходимостью давать взятки. И Харитон Романович театрально вопил, руки вверх взметал:

— Жаба! Самый страшный зверь — жаба! Она стольких задушила!

И вдалбливал, вбуровливал, вбивал необходимость давать взятки. Они были смазкой, без которой от бюрократического трения механизм бизнеса скоро изнашивался, ломался и пропадал.

На «академической теме» взяток сидели два месяца, никакую другую прижимистый курсант Боря так долго не постигал. Не мораль, а примитивная жадность тормозила учебный процесс. В конце концов он принял термин «прививка».

Взятки — это прививка. Противно, когда в тебя иголками тыкают. Перетерпеть, зато потом не заболеешь и не сгинешь. Да и кто кого прививает? Он, Борис, пираний дрессирует!

Борис Горлохватов научился давать взятки. Не фунт изюма, а наука! Не подношение, а дьявольский крючок! Дать мзду можно по-разному. Христа ради с согбенной спиной или как монарший подарок. Дал усмехаясь, не прогнулся, значит — купил с потрохами. Те, кто берут, в душе рабы, свой грех желают чужой волей оправдать и подчиниться ей. За рубль охранник спит, когда кирпич вывозится ночью со стройки, за трешку бригадир «теряет» накладную, за червонец прораб закрывает глаза на вопиющую недостачу.

Через десяток лет Борис Борисович Горлохватов станет не за копейки, за стотысячные долларовые счета в зарубежных банках покупать депутатов и членов правительства. Но и они, как былые прорабы и охранники, будут смотреть на него точно на барина-покровителя.

КАРЬЕРА

Будь студент семи пядей во лбу, обучай его великие злодеи-педагоги, но, если он трудится рабочим на стройке, рассчитывать на карьеру большого воровского масштаба не приходится.

Пока Харитон Романович ломал голову, как вывести Борю в люди, тот самостоятельно сделал первый шаг. Случайно зашел в бытовку за схемой чердачных перекрытий, там прораб, брызгая слюной, разорялся, чихвостил бригадира, перепутавшего накладные.

Боря ждал, когда они закончат ругаться, согревал дыханием застывшие руки. Бросил взгляд на бумаги, присмотрелся, переложил несколько листов и хмыкнул:

— Чего тут сложного? Смотрите…

Он в уме сосчитал цифры в накладных, показал, где ошибка. Прораб с бригадиром переглянулись, схватили калькулятор, проверили. Все точно!

— Ну ты феномен! — воскликнул прораб. — Эйнштейн!

И перевел Борю в учетчики. Ребята из бывшей бригады насмехались: сидишь в тепле, бумажки перекладываешь, как баба на сносях, легкотрудница. Борис отвечал лаконичным и привычным: пошли вы…

Освоившись через две недели на новой должности, Борис провернул то, что Харитон Романович назвал «практические лабораторные работы». Сначала полтонны кирпича, потом сто листов стекла, десять унитазов со сливными бачками и прочий дефицит улетучились со стройки. К документам было не подкопаться, охранник, бригадир и прораб, купленные по дешевке, помалкивали. Отставной генерал, на дачу которого уплыли стройматериалы, и кавказский проныра-снабженец были очень довольны.

Стройка — это дойная корова махинаций. Недаром во всем мире мафиози держались рядом с нулевыми циклами и башенными кранами. Но бесконечно и, главное, тайно доить отдельно взятую стройку семнадцатиэтажного жилого дома невозможно. Боре требовалось подниматься по карьерной лестнице. Покойнички, имевшие компромат на всех живущих и почивших, пришли на помощь.

* * *

У начальника строительного управления был день приема по личным вопросам. Боря отсидел в очереди два часа. Вошел в кабинет, сел на стул, предложенный взмахом руки. Красномордый начальник управления, отгороженный от посетителей огромным письменным столом, недобрым голосом произнес:

— Слушаю!

— Вот мои документы. — Боря протянул паспорт и фиктивный диплом об окончании строительного института. — В данный момент работаю учетчиком, объект триста пятый в Бирюлеве.

— Ну? — Дядька листал паспорт, недоуменно хмурился, сравнивая с дипломом.

— Хочу перейти в управление на должность вашего заместителя по снабжению.

От его наглости начальник захлебнулся слюной, закашлялся:

— Во нахал! Ты откуда, чмо, взялся?

— Объект триста пятый, — повторил Боря. — А вам требуется заместитель.

Мальчишка! Аферист! Да я тебя! Посмотрите на него! — Начальник управления сотрясал в воздухе двумя книжицами. — Родился в шестьдесят шестом, а институт окончил в восьмидесятом! Прямо из детсада на студенческую скамью? Молокосос! Ты кого этими филькиными грамотами хотел обмануть? Я сейчас милицию вызову, и тебя под белые рученьки в каталажку уведут!

— Любая экспертиза, — спокойно ответил Боря, — подтвердит законность документов. Милиция? Вызывайте. Только у меня тоже есть что им сказать, — открыл блокнот и стал зачитывать: — Кустанайспец-монтаж, там вы работали с шестьдесят второго по шестьдесят седьмой. В степном Казахстане лес дорог. Двадцать кубометров бруса двенадцать на пятнадцать, обрезная доска десять кубометров, необрезная семь кубометров ушли налево, списаны как технологический брак, возникший после транспортировки. Далее Смоленскдомстрой, куда вас перевели. Плиты перекрытия, блоки бетонные, рамы оконные…

Борис читал и читал, начальник управления, и без того краснолицый, пунцовел до сизости. Да, он жух-лил: списывал, продавал, дарил государственное добро. Если бы он кустанайскому начальнику колонии лес не дал, тот бы зэков на горящие объекты не предоставил. И тюремный начальник не баню себе рубил, а для тех же заключенных летнюю столовую строил. Они летом, в пекло, от тепловых ударов валились как подкошенные.

Каждый пункт, который этот, неизвестно откуда взявший молокосос зачитывал, был правдой и неправдой одновременно. Потому что иначе нельзя было работать! Ну, не получалось как в прекрасном советском кино про социалистическое соревнование! Но он свято верил, что делает правое дело, что когда-нибудь партия ликвидирует перекосы и заживут его потомки честно и счастливо. А пока строить, строить и строить! Да, воровал, но не под задницу себе складывал, для дела старался. На пятидесятилетнем юбилее сотрудники подсчитали — город на миллион жителей за трудовую деятельность построил! Это вам не хрен с приветом! И разве он один такой? С секретарем Кадиевского горкома партии из Донбасса в одном номере гостиничном жил. Выпили, разговорились. Тот чемоданами взятки в Москву возил, чтобы в Кадиевке, сто тридцать тысяч жителей, запланировали открыть какое-нибудь производство, вроде швейной фабрики, чтобы женщин занять. Мужики на шахтах и заводах, а бабам некуда податься, за почтальонскую должность патлы друг другу рвут. Или коллега с БАМа! Списал па три сибирские магистрали! Иначе бы не построили… Кадиевский секретарь в тюрьму загудел, бамовца обвешали наградами…

Теперь его очередь? За что?

— Вам плохо? — Борис прервал чтение. — Выпейте воды, или лекарство, или чего вам надо. В мои планы не входит ваша скоропостижная кончина.

— А что входит в твои планы? — прохрипел начальник управления.

Он достал из стола бутылку коньяка и отхлебнул прямо из горлышка.

— Я уже объяснил, — отозвался Боря. — Вы назначаете меня на должность своего заместителя. Могу обещать, что никогда об этом не пожалеете. И ваши близкие, — прервался, перелистнул несколько страниц в блокноте, — сын Игорь двадцати семи лет от первого брака, из университета отчислен за неуспеваемость, дочери Ирина и Лена от второго брака, двенадцати и четырнадцати лет — все они не будут забыты. В положительном и в отрицательном смысле слова. Зависит от вас.