Как я не заорала в ответ ему, до сих пор удивляюсь, может, онемела от страха?

Но теперь кричали все, кроме меня, – люди у меня за спиной, которых я уже могла слышать, и бегущий на меня медведь…

«Как же Архипка без меня!» – подумала я, уже осознав, что никто не успеет добежать раньше медведя…

На последних двух шагах он споткнулся, остановился, прислушался к себе, рванулся вперед, пошатнулся, сделал еще один шаг-рывок – почти дотянулся до меня, лицо обдало горячим смрадом из его пасти… я даже не могла отвернуться и смотрела прямо в эту морду… А у медведя вдруг закатились глаза, он застонал и рухнул… На меня?!

Вот тут я зажмурилась, а когда осознала, что никаких перемен в теле не ощущаю, медленно открыла сначала один глаз, потом второй и увидела поистине сюрреалистическую картину – огромная туша белого медведя распростерлась у моих ног. Он практически дотянулся до меня, достал – но, сваленный огромной дозой снотворного, отключился в самый последний момент, и его длинные передние лапы словно обняли цветочный островок и мои стоящие рядом с ним неподвижные от страха ноги, и огромная башка впереди.

Как чудище поганое в детской сказке обнимало клумбу с аленьким цветочком!

Я навела камеру и нажала на затвор в полном отупении и бессознанке…

И тут меня кто-то развернул на месте и сильно-сильно прижал к широкой груди, так что камера, которую я продолжала держать в руке, больно уперлась объективом в ногу, а в ухо мне проорали:

– Он тебя зацепил?!! Зацепил?!

Меня отодвинули от груди и принялись ощупывать с ног до головы. Быстро и довольно чувствительно даже через толстые слои одежды.

– Где он тебя задел?!

– Нигде… – просипела я чужим, незнакомым мне голосом

– Нигде?!

– Нет, – сипела я, не понимая, с кем разговариваю, – нигде, он до меня не дотянулся.

Меня снова резко и сильно прижали к груди и успокаивающе принялись гладить по спине.

– Ничего, ничего, – уговаривал меня и себя обнимавший меня человек. – Ничего, все обошлось, он тебя не задел… – И вдруг проорал, прямо над ухом, чуть не оглушив: – Давайте ее в лодку! Немедленно ее к медикам на судно!!

И только когда он заорал, я поняла, что это Краснин, и мне сразу стало так спокойно, нестрашно и вообще все весело. Приключение же!!

– Не надо меня ни на какое судно! – оттолкнулась я руками от его груди, высвобождаясь из его объятий, правда, он не отпустил до конца, а так и держал. – Видите, сколько работы? – бодрой энтузиасткой объявила я, указывая на медвежью тушу. – Надо же анализы брать!

И тут я увидела Дудина, и Зину рядом с нами, и Трофимова, и Артема Арбузова, и всех остальных членов группы, которые стояли полукругом возле меня, обнимающего меня Краснина и медведя и смотрели на меня так странно, как на инопланетянку

– Михаил Тимофеевич! – обрадовалась я ужасно. – Вам удалось-таки подстрелить зверя своим снотворным! Правда!

– Правда, Павлуша, – не разделил моего энтузиазма он и как-то подозрительно прохрипел эти слова.

– Так давайте срочно брать анализы и пробы!

По-моему, я тут одна такая была веселая и не в меру радостная. Все остальные выглядели откровенно растерянными, перепуганными и побледневшими. Я посмотрела на Краснина – он так вообще был похож на человека, пережившего катастрофу: зрачки глаз расширены, делая их практически черными, лицо бледное-бледное, почти белое, и желваки ходят на скулах.

– Ты почему не убегала, мы же тебе кричали и махали? – спросила, несколько заикаясь, Зиночка.

– Вас не слышно было, ветер все ваши крики уносил, – продолжала улыбаться я и радоваться жизни.

Краснин переглянулся с Трофимовым, что он ему там показал, я не видела, но меня он отпустил и распорядился почти уже своим нормальным голосом:

– Ну ладно, раз вы в порядке, Павла, тогда действительно займитесь с зоологами отбором всех необходимых материалов.

– Да, я в порядке! – преувеличенно бодро уверила я.

Да я бы сейчас в пляс с удовольствием пустилась или побегала-попрыгала, столько во мне энергии кипело!

– Надо только лабораторный набор принести, он в лодке.

– Я сбегаю, – тут же проявил инициативу Витя, аспирант Краснина, и сразу умчался.

Господа ученые почему-то не расходились по своим научным и важным делам, а принялись осматривать медведя, строить догадки, как он здесь появился, – ведь когда мы высаживались, то, как обычно, с особой тщательностью осмотрели весь берег, медведей там не было. Значит, приплыл, пока мы тут находились. И все посматривали на меня несколько загадочно, а Зиночка сказала, что они не могли стрелять в медведя, потому что я стояла на линии огня, и только Дудин решился снотворным пальнуть, и так удачно.

– Вот! – прибежал запыхавшийся Витя и протянул мне ящик.

Между прочим, ящичек – переносная лаборатория для взятия любых видов образцов на исследование, похож на ящики криминалистов в детективных фильмах, помните? Только наш больше, тяжелее и гораздо более серьезно оборудован.

Мы с Зиночкой тут же принялись за работу.

Я нащупала через слой шерсти вену у медведя на лапе, Зиночка стала сбривать шерсть, открывая место для иглы, и принялась рассказывать быстрой нервной скороговоркой:

– А ты знаешь, что белые медведи рождаются размером с морскую свинку! Правда, представляешь, совсем такие маленькие. Они по весу меньше медведицы в триста пятьдесят раз! Ребенок человека меньше мамы в двадцать-тридцать раз, в зависимости от материнского веса. А эти в триста пятьдесят! А потомство медведица приносит только раз в три года. А весят самцы триста-четыреста килограммов, самки, конечно, поменьше. Этот самец очень крупный! А знаешь, они очень быстро бегают, есть данные, что при беге по ровной местности они могут развивать скорость до сорока километров в час! Правда, никто пока этого не проверял, а если кто и проверял на себе, то уже не расскажет. Ой! – испугалась Зиночка и посмотрела на меня, растерянно приложив ладошку к губам.

Видимо, сообразила, что несколько минут назад я имела вполне реальный шанс оказаться именно тем «добровольцем», кто испытал бы на себе быстроту бега белого мишки в процессе охоты.

– Ну, здесь была не ровная местность, он из-за холма вышел, поэтому мы его и не увидели сразу, и бежать ему пришлось по рассыпающемуся щебню и по наклонной плоскости, – весьма неудачно «исправила» свое высказывание она и снова перепугалась: – Ой! О чем я!

– Зиночка, – спросила я все еще весело, – это ты меня пытаешься успокоить и заболтать или себя?

– Тебя, – кивнула Зина и добавила: – И себя.

Наша группа так и не разошлась по своим делам и задачам, а все столпились вокруг медведя и нас с Зиной, сидящих возле него и занимающихся своими непосредственными обязанностями, а они все что-то обсуждали, громко и немного нервно разговаривали, взялись нам помогать – измерять рулеткой габариты животного. Я смогла проколоть его толстую шкуру и попасть в вену и осторожно брала уже вторую пробирку крови, когда вдруг почувствовала, что меня начинает колотить крупной дрожью. Я поспешила, быстрее вытягивая кровь, – не буду я его жалеть! Он меня вообще сожрать намеревался, скотина эдакая!

Так что никакого гуманизма повышенного от меня не жди, брутал краснокнижный!

В этот момент я сообразила, сколько и каких еще предстоит взять у него анализов, и почувствовала, что меня подташнивает от одной мысли провести столько времени в неуютной близости с этим полярным убийцей, а еще я вспомнила, что вообще-то он живой и просто спит и в любой момент может…

Я резко поднялась на ноги и принялась глубоко дышать, перепугавшись, что сейчас меня вырвет. У меня что-то дрожало внутри, какой-то орган, а может, и все мои внутренние органы там сбились в испуганную кучку и дрожали. Я медленно подняла ладони и посмотрела на них – руки ходили ходуном, словно я играла на пианино какое-то стаккато замороченное.

– Все! – резко сказал Краснин, внимательно наблюдавший за моими действиями. – Немедленно к медикам!

И, подхватив меня на руки, практически побежал к лодкам, вытащенным на берег, а за нами спешили моряки, которые управляли этими лодками.

Я не очень помню, как мы домчались на моторке до судна, стоявшего на рейде в ожидании нас, как поднимались на борт, как тащил меня в медицинский отсек Краснин и как его выпроваживали за дверь.

– Доктор, – стуча зубами, пыталась я сказать что-то вразумительное, – Павлу Андреичу тоже ус-с-спокоительное на-адо, о-он больше меня-я ис-испугался!

– И Павлу Андреевичу дадим, – мягким тоном пообещала мне наш доктор.

Мне помогли полностью раздеться, осмотрели на предмет: нет ли все же повреждений на теле, потом вкололи что-то непонятное, обратно одели и в сопровождении медсестры и одного члена экипажа отправили в каюту, прописав полный покой и целебный сон.

Выполнить это оказалось не так-то просто – в коридоре нашу процессию ждали практически все оставшиеся на судне члены экспедиции, которым Краснин уже успел сообщить подробности происшествия, многие принялись расспрашивать меня о самочувствии и высказывать искреннее сочувствие, проявляя заботу. И неизвестно, насколько затянулась бы эта бодяга, если бы не наш доктор Валентина Ивановна, которая вышла следом за мной и сопровождающим эскортом и сделала громкое заявление:

– Павле Александровне требуется тишина и покой, поэтому все расспросы оставьте на вечер. А лучше на завтра.

Ну, я покой понимаю несколько иначе, чем наша грозная докторица, – начинать это мероприятие я намерена с душа! Так хотелось, просто зудело желание смыть с себя весть тот липкий страх и ужас, который я пережила, – а лучше всего и воспоминания о нем! И я отдраивала свое тельце жесткой губкой, уверенная, что это поможет.

Слава богу, в каюте никого не было – все занимались своей работой, и я получила первый раз с момента нашего отплытия возможность побыть наедине самой с собой.

Хотя… Именно сегодня и именно сейчас, мне так кажется, этого одиночества не рекомендовалось бы.